Жесть в старинных русских народных песнях. Часть 2. Муж и жена

что на горе меня родила,
Во несчастный день крестила,
Недоросточка, меня женила?
Жена мужа невзлюбила:
На кровать спать не пустила,
Со кроваточки столкнула,
Ручку, ножку вывихнула,
Головушку проломила,
Горячу кровь припустила,
Под кроватку затолкала
И чёрным платьем забросала!

Но проще и сподручнее всё-таки действовать совместно.

За малинкой в лес не хаживала,
Стара мужа малинкою не кармливала.
Я же до старова горазд хороша!
Уж я прялочку взяла,
В посиделочки пошла.
Уж как петухи запели,
Я не думала итти,
Как другие-то запели —
Не подумала итти,
А как третьи-то запели —
Тут заря взошла.
Заря взошла, я домой пошла.
Уж я прялочку на лавочку,
Башмачки под кровать,
Сама скок на кровать,
За старова мужа спать.
Как старой-от муж просыпается,
Борода седа, пробуждается:
«Что же ты, жена,
Не теперь ли ты пришла?
Со мной жена не спит,
Всё обманывает».
— «Ах ты, старый чёрт!
Не во сне ли врёт?
Ты не бредишь ли,
Не с ума сошёл?
Я хочу вставать,
Хочу избу топить,
Кисель, кашу варить,
Тебя, старца, кормить».
«Ну, спасибо, жена,
Не забыла про меня!»
— «Как тебя мне забыть?
Не могу чёрта избыть!»
А я петельку на шейку накидывала,
А конец в окно милому выкидывала:
«Уж ты, милый, потяни!
Душа-радость, помоги!
Новы гужи — не сорвутся,
В'старова не оторвется».
Старый муж захрапел —
Будто спать захотел,
Ногами забил —
Будто шут задавил,
Руки растопырил —
Будто в пляс пошёл,
Вычалил глаза —
Будто сердится,
Высонул язык —
Будто Вася бузык!

А у следующих заговорщиков здравый смысл возобладал над страстью. Только надолго ли?

Вылетала голубина на долину,
Выроняла сизо перье на долину,
Тяжко быти сизу перью на долине,
Скушно жити сиротине во чужбине.
Летал голубь по долине, сам воркует,
Он сизу свою голубушку шукает.
Доброй молодец по улице гуляет,
Он душу красну девицу пробужает:
«Ох ты спишь ли, моя радость, иль не слышишь?
Ничево ты со мной, радость, не промолвишь?»
— «Уж я рада бы с тобою говорила,
Лежит немил на моей на правой ручке».
«Отвернися, моя радость, от нелюба,
Убью ли я, моя радость, супостата!»
— «Хотя убьёшь, моя радость, сам не уйдёшь,
Никакой себе корысти не получишь,
Лишь получишь, моя радость, ты напасти,
От которыя напасти нам пропасти!»

Далее представляем читателю поэтически-криминалистический отчёт об очередном преступлении. Очень подробный, с весьма натуралистичным описанием злодейских действий младёшеньки-потрошительницы, ходом следствия, признанием и наказанием. (Интересно, что на допросе подозреваемая совсем завралась — где это она в окрестных лесах Саратова видела львицу?!)

Ты звезда ли моя восхожая,
Восхожая, полуношная!
Высоко ты, звезда, восходила,
Выше леса, выше тёмнаго,
Выше садика зелёнаго.
Далеко, звезда, просветила,
Дальше городу, дальше Саратова,
Дальше купчика богатаго.
У того ли у купца богатаго
Солучилося несчастьице,
Несчастьице большое, не малое:
Как жена мужа зарезала,
Как белую грудь она ему изрезала,
Вынимала сердце с печенью —
Сама, младёшенька, испугалася,
Садилася под окошечком:
«Уж куда мне это тело деть будет?
Положу я тело в холоден погреб,
Я засыплю тело песком жёлтыим,
А наверх того землёй чёрною».
Сама младёшенька вошла в гореньку,
Под окошечком передниим
Прилетали к ней двое соколы,
Двое соколы, двое ясные —
Деверья ея любимые.
Они стали её спрашивати:
«Ты сноха ли наша, невестушка!
А где наш братец Иванушка?»
— «Он отъехал во путь во дороженьку.
Во путь во дороженьку — в лес за охотушкой,
За лютым зверем, за львицею».
«Ты сноха ль наша, невестушка,
Что у тея в горенке за кровь набрызгана?»
— «Уж я ли, молода, белу рыбу чистила:
Белая рыбица металася,
По горенке кровь брызгалася».
«Ах, ты ль сноха наша, невестушка!
На словах ты нас не обманывай!
Его добрый конь на стойле стоит,
Его сбруя ратная на стене висит».
— «Ах вы, деверья, вы, ясные соколы!
Вы возьмите саблю вострую,
Вы снимите с меня буйну голову!
Я своего мужа зарезала,
Вынимала сердце с печенью,
Положила тело в холоден погреб,
Засыпала тело песком жёлтыим,
А наверх того землёю чёрною».

Так эта преступница хоть испугалася-растерялася, а другая сердце мужа на булатном ноже вынула — даже не всплакнула!..

…Жена мужа потребила,
Вострыим ножиком зарезала,
Не простым ножиком — булатныим;
На ножике сердце вынула,
На булатныим встрепенулося,
Жена только улыбнулася,
Во холодный погреб бросила,
Дубовой доской задвинула,
С гор жёлтыим песком засыпала,
Левой ноженькой притопнула,
Правой рученькой прихлопнула,
Хоронила — и не плакала…

А третья красотка мужа сначала зарезала, потом повесила, а в финале вдруг передумала и пошла в сад его реанимировать (только я не понял, куда делся ясный сокол?).

Как жена мужа приутешила,
Вострым ножом-дай зарезала,
У зелёном саду-дай повесила.
Сама вошла в дом — села за столом,
Села за столом, с ясным соколом.
Ох, села ж она-дай подумала:
Ох, горе с таким мужем жить,
А и горше-дай без этого.
Ох, пойду в сад — возьму милаго назад.
«Ох, уже ж ты, милый, нагулялся,
Соловьюшков уж наслушался,
Сладких яблочков да накушался?»

Но странное дело, нейдёт муж домой, не спешит почему-то вылезти из петли, спуститься со славного деревца, на котором так славно висел за свою любовь повешенным, в объятья жены своей хорошей!

Ты зима ль моя, зима холодная!
Боюсь я тебя, ознобишь ты меня.
Ты жена ль моя, жена хорошая!
Боюсь я тебя, погубишь ты меня.
За совет жена мужа в сад звала,
За любовь жена мужа повесила
На славном деревце, на яблоньке.
Пришла ко двору, села на полу,
Села на полу, думу думала:
Худо у дому жене без мужа,
Пойду, млада, в сад,
Возьму мужа назад.
«Слезай, муж, долой,
Пойдём, муж, домой!»
Муж домой не лезет
И домой нейдёт.
— «Али ты сладких яблочек принакушался?
Али ты мелких пташечек принаслушался?»

Содержание этой песни, замечает составитель старинного сборника, основано на истинном происшествии. Оно, конечно, всем известно, что у женщины особая логика. Но всё равно непонятно, с чего это ей взбрело в голову мужа прикончить, да ещё за совет, за любовь? А потом свалить на него ответственность за свой необдуманный поступок!
И всё-таки один нормальный, логичный, с адекватной, соответствующей обстоятельствам реакцией всех действующих лиц текст нашёлся:

Что под ельничком, да березничком,
Под частым мелким орешничком
Тут ходил, гулял вороной конь —
Трои сутки не кормлен был,
А две недели не поён стоял,
Черкасское-то седло на бок сбил,
Тесмяную узду в грязь втоптал,
А шёлковой пояс изорвал…
Что у Сидора Потаповича
Солучилося несчастьице:
Жена мужа погубила,
Острым ножичком зарезала,
На ножичке сердце вынула;
На булатном оно встрепенулося —
А шельма жёнка усмехнулася,
Во холодной погреб бросила,
Дубовой доской прихлопнула,
Чёрным чёботом притопнула, —
Сама ушла во нову горницу.
Она умылася белёшинько,
Снарядилася хорошехонько,
Сама села под окошенько —
Поглядывать в окошенько.
Вот идут деверья милые:
«Невестушка, лебедь белая!
Что ты так поснарядилася?
Ты куда же братца девала? —
Или ты его зарезала?
Ты снимай-ко платье цветное,
Надевай платье печальное,
Да ступай-ко на суд праведный!»

Но есть жёны и поумнее, они стараются с негодными мужьями договориться полюбовно, после небольших, но весьма продуктивных пыток. (Как говорится в объяснительном тексте к подобным песенкам в одном дореволюционном сборнике, «Жена, недовольная своим мужем-недоростком, подвергает его в лесу жестокой пытке, чем вымучивает у него для себя полную волю».)

Я малёшенек у матушки родился,
Я глупёшенек у матушки женился,
Я привёл себе жену молодую,
Словно ягодку, её, налитую.
Повела меня жена к тёще в гости,
Привела меня жена к берёзовой роще;
Привязала меня жена к белой берёзе,
А сама-то и пошла, сама загуляла.
Ровно девять-то денёчков ко мне не бывала,
На десятый ли денёчек пришла, приходила,
Что такия ли речи она говорила:
«Хорошо ли те, негодный, в пиру пировати?»
— Государыня жена, мне уже не до пиру!
Мне соловушки головушку всю расклевали,
Мне комарики-сударики ножки все обкладали,
Мне разбойнички рубашку всю изорвали.
«Уж будешь ли ты, негодный, кормить меня хлебом?»
— Государыня жена, буду калачами!
«Уж будешь ли, негодный, поить меня квасом?»
— Государыня жена, буду сытою (напиток) сладкою, медовою.
«Уж и станешь ли, негодный, пускать меня в гости?»
— Государыня жена, поди хоть и вовсе!

Впрочем, иногда можно и получить в ответку. Героиня следующей песни сначала вроде всё делала правильно, строго по инструкции, но потом повелась на самокритичные откровения мужа, потеряла бдительность всего-то на одно мгновенье — и сразу же получила по роже пнём-кореньем. Ну никому верить нельзя! (А я думаю, дело всё в том, что рановато она мужа от берёзы отвязала, клиент ещё явно не дозрел до правильных решений.)

Недоноском меня матушка спородила,
Недоросточком меня споженила,
Взял я жену переросточку.
Назвала жена мужа негодяем;
Начала жена мужа колотити,
По три утра без хлеба морити:
«Уж ты маленьким не родися,
Уж ты глупеньким не женися!
Негодяй, негодяй, пойдём вместе,
Пойдём в лес за малиной,
За второй ягодой смородиной!»
Привязала жена мужа ко берёзе;
Что на первый денёк не бывала,
На второй-от день прогуляла,
На третий-от день побывала.
«Каково тебе, муж, у берёзы,
Каково, негодяй, у зелёной?»
— Сударыня-жена, не корыстно:
Тело бело комары искусали,
Буйну голову вороны исклевали.
«Отпусти, негодяй, меня в гости,
Отпусти, негодяй, на недельку!»
— Сударыня-жена — хоша на две!
«Отпусти, негодяй, на лошадке».
— Сударыня-жена — хошь на тройке!
«Отпусти, негодяй, на тележке».
— Сударыня-жена — хошь в коляске!
«Проводи, негодяй, через поле!»
— Сударыня-жена, хоша за два!
Отвязала жена мужа от берёзы, —
Уж как начал муж жену толочити,
По пенью, по коренью волочити,
Назвала жена мужа Филаретом:
«Филарет, Филарет, пойдём вместе,
Пойдём вместе, станем жить хорошенько!»

Есть варианты и помягче. Просто припугнула (хотя как просто — она и людей-то всех в саду разогнала!) — и он как шёлковый!

Вы раздайтесь, расступитесь, добрые люди!
Не мешайте мне, младёньке, в саду погулять,
В саду погулять, цветков пособрать,
Пока батюшка родимый замуж не выдал,
За того ли детинку, за невежу.
Во кабак идёт детинка — скачет-пляшет,
С кабака идёт невежа — кричит-свищет.
К широку ко двору подходит, жену выкликает:
«Уж, выйдешь ты, жена молодая,
Отпирай-ко ты ворота становыя,
Встречай мужа с работы весёлаго!»
Уж и я ли, молода, была тороплива,
Скорохонько с постели вставала,
На босу ножку башмачки надевала,
Я сеньми бежала — не стучала,
Крылечком бежала — лесенки считала,
Широким двором бежала — поспешала;
Я скорохонько вороты запирала,
Посмелея с невежей говорила:
«Ты ночуй, ночуй, невежа, за воротами!
Вот те мягкая постель — белая пороша,
Вот те высокое изголовье — подворотня,
Вот те соболиное одеяло — частыя звёзды.
Уж будешь ли, невежа, кормить хлебом?»
— Ты, сударыня жена, хоть калачами!
«Уж будешь ли, невежа, возить в гости?»
— Сударыня жена, хоть по всей Москве!
«Каково тебе, невежа, за воротами,
Таково мне, младёньке, за тобою,
За твоею за дурацкой головою!»

Кстати, вот и один из ответов на поставленный ранее вопрос о семейной жестокости: мужик сам