участкового и механиков по одёжке можно было определить кто они есть, а этот непонятно кто.
– Председатель колхоза «Заря коммунизма», – вытянулся по стойке смирно председатель. – Карасев Николай Николаевич…
– Ладно, – махнул рукой Никита Сергеевич.– хватит тебе рапортовать. Не на параде. Ты извини, председатель, что поле тебе попортил. Сам понимаешь, техника, она дура, не понимает что к чему. Мы тебе убытки возместим, не переживай.
– Не надо, Никита Сергеевич. – начал было то ли оправдываться, то ли просить председатель. – мы сами…
– Я тебе дам, не надо! – погрозил Никита Сергеевич председателю кулаком. – Ты что же, хочешь очковтирательством заняться, а колхозников без зарплаты оставить? Я тебе займусь, я тебе так займусь! Всё возместим, не переживай. И мой тебе совет, под эту дудку проси техники, ну какой тебе не хватает или есть, но старая. Удобрения, стройматериалы, ну ты сам знаешь. Дадут, никуда не денутся! А если что, скажи, это я тебе посоветовал. – и снова засмеялся.
Оказывается вот так вот выглядит Старик Хоттабыч, Золотая рыбка и Щука, та самая, если их всех скрестить: проси что хочешь, всё будет исполнено.
– А как у тебя, председатель, с планом? – вот теперь Никита Сергеевич был окончательно на Земле и о космосе наверное вовсе забыл. – Что с посевными площадями? Крупный рогатый скот как?
Председатель несмотря на то, что Никита Сергеевич сейчас находился в самом благодушном расположении духа, вздохнул, потому что, ясно дело, придётся врать…
Врать председателю, как и любому председателю, пришлось бы, никуда не денешься. Не на сто процентов конечно, а так, процентов на тридцать, потому что оно в природе так положено. Не может такого быть, чтобы всё было хорошо, обязательно надо чтобы было то, что тоже хорошо, но не очень. Говорить об этом самом «не очень хорошо», хоть о нём все прекрасно и знают, вся разница лишь в его размерах, как раз не очень хочется, ну чтобы настроения слушателю не портить, поэтому приходится врать.
***
Председатель собрался было докладывать как из–за леса, прямо как из засады, выскочил первый вертолёт, а за ним ещё и ещё…
Так что возможно повезло председателю, не до него стало, пронесло, одним словом. Первый вертолёт, не иначе чтобы не нарушать традицию, тоже приземлился на колхозное поле, чем вызвал справедливый гнев Никиты Сергеевича. Тёплая встреча на родной Земле началась с разноса и применения почти всех тех же слов, которые составляют государственную и народную тайну страны. Никита Сергеевич потребовал, чтобы вертолёт, севший на рожь, переприземлился в более подходящем месте и тут же объявил лётчику строгий выговор (и это вместо ордена!). Разумеется другие два вертолёта последовали примеру первого. Хоть строгие выговоры от самого Никиты Сергеевича на дороге и не валяются, всё равно, ну их куда подальше…
Народу из вертолётов повыскакивало много. Непонятно было, кто за что из них отвечал и зачем был здесь нужен, потому что бестолково суетились все без исключения. Наверное будь Никита Сергеевич просто космонавтом его бы непременно начали бы в воздух подбрасывать, ну как бы приземление на бис, но Первого Секретаря подбрасывать в воздух постеснялись.
Оттеснив всех и приказав близко не подходить к Никите Сергеевичу прорвались врачи. Создавалось такое впечатление, что его, тьфу–тьфу–тьфу конечно, только что тяжело ранило и надо срочно спасать. Но к радости эскулапов Никита Сергеевич был в полном здравии и почти в хорошем настроении, лётчик, что б ему, немного встречу подпортил…
Тем временем космодромные специалисты окружили капсулу спускаемого аппарата и начали что–то с ней делать. Вот если бы я был там, то посоветовал бы космодромному люду: раз Никиту Сергеевича качать нельзя, потому что он глава партии и государства, качайте спускаемый аппарат, слабо? Интересно, послушали бы?
А вот председатель колхоза, участковый и силовая группа поддержки в лице механиков и гаечных ключей в одно мгновение сами стали шпионами. К ним сразу же подскочили резвые и подозрительные ребята и под белы рученьки, даже гаечные ключи не помогли… Была бы поблизости стенка, ну, кирпичная такая, их бы сразу к ней поставили, а дальше уж как и положено, без суда и без следствия… Но стенки поблизости не было, да и Никита Сергеевич вступился, сказал что свои мол, только местные.
С местных своих быстренько взяли подписку о неразглашении и посоветовали, как приедут в деревню, напиться до бесчувствия и находиться в таком состоянии дня три, не меньше, чтобы накрепко забыть всё что здесь увидели. Механикам такой приказ неизвестного начальства очень даже понравился и они всю дорогу домой обсуждали эту тему между собой и всё пытались втянуть в обсуждение и председателя. Председатель сначала грозился самолично их расстрелять и без всякой стенки, мол, так надёжнее будет, но потом сдался.
По приезду в деревню он выдал механикам премию по сто рублей каждому, сказал, из личного фонда, и разрешил сегодня на работу не возвращаться, а назавтра, так вообще отгул дал. Последнее, о чём приказывал и умолял одновременно председатель перед тем, как механики вместе с гаечными ключами отправились в магазин, было то чтобы они держали языки за зубами, а ещё лучше, вообще отрезали бы их. Механики очень даже правдоподобно обещали хранить всё в строжайшей тайне, правда не уточняли как долго и поспешили откланяться. Дела, знаете ли, дела…
Да, чуть не забыл. А оно всегда так, вроде бы как самое важное, а забывается. Это насчёт колхозного поля. Вопреки всему профессиональному вниманию космических профессионалов всех мастей к своей персоне Никита Сергеевич не забыл об обещании данном председателю колхоза. Подозвав одного из своих помощников, которых, кстати, было по одной штуке на вертолёт, стало быть, на всякий случай, Никита Сергеевич распорядился насчёт возмещения нанесённого ущерба ну и чтобы колхозу помогли, дали, что попросит. На этом Никита Сергеевич о председателе забыл, других дел выше крыши…
***
Суета вокруг Никиты Сергеевича и спускаемого аппарата так бы и продолжала бы упиваться своей бестолковостью, но не тут то было! Приземлился четвёртый вертолёт, а из него выскочили киношники, которые, как известно, пострашнее самых лютых хищников будут. Они быстро навели на месте приземления нужный им порядок. Все, кроме киношников, перестали суетиться и можно сказать застыли в ожидании ихних распоряжений. Для истории, а как же, просто необходимо было всё заснять на киноплёнку а эти бестолочи всё вокруг истоптали, картинка не та получится.
Начали исправлять. Киношные помощники согнали всех космических специалистов и неспециалистов в одну кучу и попытались придать ржи первозданный вид. Кое–что у них получилось, но в основном не получилось конечно, космодромовские хорошо постарались. Режиссёр, видимо что–то придумав, типа комбинированных съёмок, дал отмашку, чтобы киношники перестали издеваться над полем и объяснил присутствующим, как и что надо сделать, чтобы на экране всё выглядело мало того, что естественно, но и торжественно.
Никиту Сергеевича часто снимали для всяких разных фильмов, как протокольных, так и нет, поэтому он привык к кинокамерам. Правда снимали его в жанре кина документального, никто ему не указывал: где стать, куда идти и как руками жестикулировать. А тут надо было немного киноактёром побыть.
Замысел кинорежиссёра был наивен и прост как все гениальное. Единственное, о чём он сожалел так это о том, что не смог заснять сам момент приземления, без него не так колоритно получалось. Правда была надежда что–нибудь этакое придумать, а пока надо было быстренько снимать, покуда солнце не ушло, и натура не поблекла.
Никита Сергеевич особо не возмущался, так бурчал про себя, что, мол, хоть опять в космос лети, не дают покоя. Он забрался в спускаемый аппарат, космодромовские закрыли люк и отошли назад, ну чтобы в кадре не мельтешить. Прозвучала команда: «Мотор»! Сначала засняли сам спускаемый аппарат. Потом, перед этим часть космодромовских опять затолкали в вертолёт и заставили лётчика взлететь, засняли посадку вертолёта и как из него выгружаются встречающие. После этого они все бегут к спускаемому аппарату, открывают его и извлекают на свет Божий Никиту Сергеевича.
На этом, собственно говоря и всё, съёмки закончились. К всеобщей радости обошлись без дублей, с первого захода. Прозвучало: «Снято! Всем спасибо!», кино было готово, заметьте, историческое кино.
Не знаю кто как, а я бы, просматривая этот фильм, в силу своего мерозапакостного характера спросил бы, правда неизвестно кого: «А как, простите, конечно, киношники определили место приземления Никиты Сергеевича и умудрились оказаться там самыми первыми, а? Или опять, дурят нашего брата?»
Кино было снято, теперь наступал черед «артиллерии» другого калибра, но тоже без сомнения тяжёлого, а за ним и другие «калибры» должны были «заговорить» и заговорили. И понеслась…
