хотелось рисковать жизнью? Время-то лихое. Каждый выживал, как умел. Впрочем, к милиционерам питали понимание – им тоже жить надо, детей кормить.
Как частный предприниматель, не избежал встречи с рэкетирами и Вовка, каждый месяц возил им оброк. Вот сегодня. Пришел с работы пораньше, вытащил из потайного ящика в серванте увесистый пакет с купюрами, отсчитал, завернул в газету и поехал на грузовике отдавать дань. Да что-то задержался.
Наверное, потому что погода испортилась: к вечеру повалил густой, крупный, мокрый снег, который за короткое время накрыл дороги скользким слоем. Вовка осторожный, едет шагом, чтобы ненароком в овраге не оказаться кверху колесами. Или сидит ждет рэкетиров. Они же сами себе хозяева, когда захотят, тогда придут, со временем других не считаются. О том, что с мужем могло что-то несчастное случиться, Людке думать не хотелось.
Чем позднее становился вечер, тем злее становилась она. Полдвенадцатого решила - ждать подарка от мужа бесполезно, пора отправляться на покой. Только собралась пойти в ванную, как в двери зачиркал ключ. Она остановилась в прихожей.
- Привет, мать, - бодрым голосом проговорил Вовка, заваливаясь в квартиру и прихлопывая сначала внешнюю дверь, потом внутреннюю. Подобно двум другим соседям по площадке, Мичурины поставили на входе дополнительную дверь.
- Привет, - сухо бросила Людка и собралась демонстративно пройти мимо.
- Пожрать есть что?
- Посмотри в холодильнике.
Лед в голосе жены его насторожил. Обычно она встречала его доброжелательной улыбкой и предлагала усаживаться за стол. Подставляла еду с пылу с жару, садилась рядом. Расспрашивала о делах, рассказывала сама. А сейчас посмотрела, как чужая, и даже есть не предложила.
Озадаченный Вовка прошел на кухню, помыл руки и отправился к холодильнику. На дверце, на уровне глаз заметил бумажку, прижатую магнитиком, на которой крупными, печатными буквами стояло: 14 февраля – День Святого Валентина.
«Ну и что? – безразлично подумалось Вовке. И вдруг дошло. – Черт! Обещал же подарок».
Оглянулся на жену. Она стояла в прихожей и сверлила его взглядом прокурора, который собрался вынести пожизненный приговор. А то и высшую меру. Вовке стало неловко. Он задумался, поискал глазами. Увидел мусорное ведро, поспешно схватил и направился обратно к двери.
- Пойду ведро вынесу, - пробормотал он, но как-то неубедительно.
«Врет, - молча вынесла вердикт Людка-прокурор, когда муж, накинув демисезонную куртку, скрылся за второй дверью. – Он никогда ведро не выносит. К тому же оно еще неполное. Что-то не так».
Сомнения сжали сердце. Первым делом подумала: свершилось. И ее настигло несчастье. Кризис сорокалетия не миновал и ее образцового мужа. Наверняка к любовнице пошел. Ах, как жить дальше?!
Не так давно сочувствовала она подруге, Надьке Перминовой, у которой муж, едва тому сорок три исполнилось, ушел к молодой, двадцатилетней. А ведь тоже раньше в распутстве замечен не был. Зарабатывал хорошо - на железной дороге. Последнюю копейку в дом нес. Мастеровой был. И верный. Все время с женой его видели: на выборы вместе, с дачи – на дачу. Помогал по дому, Надька нарадоваться не могла.
И как гром среди ясного неба - собрал вещички и ушел. Спасибо, квартиру делить не стал. Да что там делить: с двумя детьми в двухкомнатной ютились. Точно, как они, Мичурины. Только у подруги девочка и мальчик, а у Людки два сына. Почти взрослые уже. У старшего, Славика, девочка есть. Младший, любимый, тоже Вовка и ростом с отца, в девятый класс ходит.
От нехорошего предчувствия Людке стало зябко. Надьке-то она сочувствовала, да не совсем искренне. Так только, дежурными словами отделалась. А когда самой коснулось... Жутко подумать! Не дай Бог в шкуре брошенки оказаться. Молодость, красота прошли. Кому нужна в такие-то годы? Сейчас молодые девки одни остаются, а уж их, сорокалетних, и подавно никто больше замуж не возьмет.
Нет, за своего собственного, родного, дорогого Вовку она будет бороться! В буквальном смысле. Разлучницу встретит – по морде надает. Волосы повырывает. Людка со своим добром просто так не расстанется. Она покажет, на что способна. Она не даст в обиду ни себя, ни Вовку. Окрутить не позволит. Потому что он у нее необыкновенный. Домовитый. Верный. Никогда поводов к ревности не давал.
Нет, не верится, что пошел налево. Не может он ни с того ни с сего круто измениться. Если только его не приворожить. Нужно ей следить в оба. Оберегать его от сглаза. А также от черной магии. С помощью которой некоторые чужих мужей не стесняются уводить. Тут она повела глазами в сторону первого подъезда их многоквартирного, пятиэтажного дома. Знала она таких одиночек-разведенок, охотниц за чужими мужиками. Что далеко ходить - эти «некоторые» здесь же, по соседству проживают. «Танька Клеменкова» называются.
Людка накрутила себя и забыла про ванну. Любопытство разобрало. Решила она проследить. Скинула по-быстрому домашние тапки, сунула босые ноги в сапоги, накинула старое пальто поверх халата и, не покрывшись, юркнула за дверь.
Последнее дело - шпионить за мужем. Он не обрадуется, если ее застукает. Да и самой как-то неловко – взрослая баба, а как маленькая... Сомнения, угрызения длились недолго. На войне за собственного мужа любые средства хороши. Она не будет скандалить, только проверит, куда это он в двенадцатом часу намылился. Необходимо знать горькую, но правду, иначе не заснет.
Выскочила в коридор и чуть не сбила с ног соседа сверху, вечно пьяного, но доброго Витьку Давыдова. В отличие от многих мужиков, его нельзя было назвать законченным алкоголиком – из тех, которые пили, не просыхая, спуская зарплату за пару дней.
Сосед всю жизнь трудился токарем на заводе, хорошо зарабатывал. Получку честно отдавал жене Вальке, потому она не возмущалась. Откуда брал деньги на выпивку? Шабашил. Пил каждый день, но каким-то, только ему известным способом, знал меру и не напивался «до чертиков». Даже ходил, не шатаясь. Только морда выдавала – от принятой самогонки становилась красная, будто ошпаренная, а на сизом носу выступали синие прожилки.
Витька испуганно отшатнулся к стене.
- Ты что, мать, на пожар что-ль спешишь? – сказал он и выпустил терпкое, самогонное облако изо рта. Но не только оттуда шло «ароматное» амбре. Тошнотный, сивушный запах окружал его и был настолько крепок, что, казалось, исходил изо всех его пор, даже из одежды. И как Валька его каждый день выдерживает?
Хоть сосед ей не муж, Людка за компанию разозлилась и на него.
- Опять пьяный! – рявкнула.
- Эх, Люсь. Не мы такие, жизнь такая, - философски изрек Витька. Одной этой фразой он оправдывал все, поступавшие к нему претензии. С усилием отвалился от стены, вдохнул побольше воздуха и потопал наверх.
Людка его не слушала. Сбежала вниз и, крадучись, выглянула из двери подъезда. В свете единственного горевшего фонаря заметила - Вовка вывалил мусор в бак возле сараев, поставил ведро в сугроб. Домой не поспешил. Отправился по скользкому, свежему снегу вдоль дома, к дальнему его концу. Странно. Там у него ни друзей, ни родственников. Что-то он задумал...
Прячась кое-как за кустами и спинками скамеек, сгорая от любопытства и ревности, Людка последовала за мужем. Если бы он хоть раз оглянулся, без труда заметил бы ее – в свете из квартирных окон. Вовка шел, не оглядываясь и не прячась, значит, совесть не мучила. Так зачем понесла его нелегкая к первому подъезду, когда жил в шестом?
Людка услышала, как хлопнула дверь в чужой коридор, и вздрогнула, как от выстрела. До того, как он вошел в подъезд, она еще надеялась найти невинное объяснение – может, у него голова заболела, решил прогуляться, подышать здоровым, зимним воздухом перед сном. Видно, ошиблась. Побежала резвее. Прятаться перестала: муж скрылся из виду, жену-шпионку не обнаружит. Следовало поспешить, чтобы успеть заметить, в какую квартиру он войдет.
Не успела. Когда, запыхавшись и стряхивая липкий снег с лица, она забежала в подъезд, Вовка стоял на одном из верхних этажей, с кем-то разговаривал. Хлопнула дверь, и – тишина. Людка подняла голову. Порассуждала дедуктивно. До пятого этажа он дойти бы не успел, кажется, скрылся на третьем. Там проживают три семьи: в одной квартире главбушка с мужем – там Вовке делать нечего, в другой квартире семейная пара почти пенсионного возраста – они ему не друзья, в третьей...
А-а, вот в чем дело!
Третью квартиру занимала самая опасная жиличка – печально известная амурными похождениями Танька Клеменкова. Чуть помоложе Людки, симпатичная, стройная, всегда накрашенная и с прической. Известная соблазнительница местных мужчин, облегченной морали девушка, тайно ненавидимая всеми замужними женщинами Иванькова. В особенности Людкиного дома номер тридцать пять.
И было за что. Танька - редкая авантюристка. Пришлая. Приехала откуда-то из глубинки, устроилась на местный завод и сразу взяла быка за рога. То есть мужика за это самое… Да не какого-нибудь слесаря-сборщика, а самого директора завода. И на долгие годы стала его официальной любовницей. Подобное бесстыдство в поселке наблюдали впервые.
Конечно, сбить с пути истинного того Матвеича, ходока первой степени, не составляло труда, он и Людке сколько раз предлагал. Но особый талант Таньки выразился в том, что она продержалась в его пассиях дольше прежних и больше всех от него благ поимела. Чего ни до нее, ни после любовницам не удавалось.
Как приезжая, она раньше ютилась с маленьким сыном в коммуналке и на отдельную квартиру не имела права - своих очередников целый список. А она и квартиру двухкомнатную от него получила, и ремонт сделала за счет завода, и обставила. Взяла бесплатно землю под дачу, построила домик - тоже не на свои. Еще и участок под коттедж огребла. Правда, сам коттедж построить он ей не успел. Сместили Матвеича. За воровство в особо крупных. Правда, не посадили. Кто в те годы не воровал? Полстраны пришлось бы на казенный паек отправлять. Отправили Матвеича на пенсию.
Но все необходимое он ей предоставил, даже больше. Совершенно официально, не скрываясь. В том числе от жены. А чего скрываться-то? Что бы она ему сделала? Не развелась бы и скандал не устроила. Привыкла жена терпеть, как и все. Хоть шустрая тетка, не последний человек в поселке, заведующая столовой. Ее жители без особого уважения по фамилии звали – Тулякова, потому что знали: ворует без зазренья совести, к тому же зазнайка.
Заведующие столовой всегда процветали, особенно в благословенные советские времена, да и потом. Это такая должность, что голодным не останешься. Да что голодным – бедным не будешь, хотя официальная зарплата не ахти какая. Говорили, у прошлой завстоловой Соломатиной дома стоял сейф, набитый деньгами. Она до пенсии доработала и еще хотела остаться, но ее сместили: сама наворовала, дай другим. Эта особо «блатная» должность потом досталась не абы кому, а жене директора завода - тогда он
