Один день из жизни Ричи

Один день из жизни Ричи

рассказ

«Люди забыли эту истину, – сказал Лис, но ты не
забывай: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил»

(«Маленький принц» – Экзюпери)

Рассвет медленно набирает цветовую гамму. В подъезде ещё темно. Сосед с верхнего этажа спускается вниз, перешагивая через меня, подходит к мусоропроводу и с шумом вываливает мусор. Раздаётся грохот, звон бутылок и ещё что-то такое, от чего замирает дыхание. Мог бы и потише... Маша ещё спит. Скулить и лаять не разрешается, поэтому я терпеливо лежу в полумраке на подстилке, выделенной хозяйкой, и размышляю о своём появлении на свет. Кто мои родители? Может, их совсем не было? Или я появился из кучи сухой травы как тот щенок, которого нашли дети, и с гиканьем с утра до вечера носятся с ним по всему двору. Не думаю, что меня родила Маша и потом отдала своему племяннику. На неё это не похоже, она меня очень любит. Мучает вопрос: почему я беспородный? И кто лишил меня породы? Кто отнял её у меня? Если б знал кто, я бы показал свои зубы и постарался её вернуть. Ну, эту, как её, породу. Правда, сам не знаю, что это такое. Сегодня суббота. Тихо, многие ещё спят. Вскоре, после ночных похождений, появляется мой хороший знакомый. Он не входит в подъезд, он вламывается. В подъезде неоднократно падает и поднимается. Мне же отводится роль – смотреть. Выпустить меня или впустить может только Маша.
Итак, давайте знакомиться. Меня зовут Ричи. Я мальчик. Мне, кажется, не более двух лет. Если кто-то ещё думает, что я человек, нет. Я собака. Правда, самой неопределённой породы. Как дают мне понять в нашем дворе собачьи особы, у меня нет родословной и гордиться мне нечем. Меня выкинул хозяин. Бесцеремонно, без объяснений и тёплых прощаний. Он забыл или, быть может, оставил добротный ошейник мне на память? Вещь, кстати, не очень удобная, особенно когда хочется почесать шею. Если кто и жалел о моём выдворении, так это дети хозяина, искренних слёз было много. Но им популярно объяснили, что у меня есть блохи, возможно, есть и глисты и всякая другая нечисть, опасная для их здоровья. Откуда всё это я понабрал, сам не знаю. Всё время, пока я был крохой, меня лелеяли, не спускали с меня глаз, купали, тискали и целовали в мордочку с утра до вечера. Почему так любили, остаётся для меня до сих пор загадкой.
Подобрала, точнее приютила, меня Маша, родная тётка хозяина, который выбросил меня из своего жизненного пространства. Поэтому с недавнего времени я живу в одном из подъездов пятиэтажного дома на лестничной площадке и под самой дверью квартиры Маши. У меня весёлый и добродушный нрав. Я даже лаю только тогда, когда радуюсь или хочу что-то выразить. Больше всего, конечно, приходится смотреть снизу вверх исподлобья и долго дожидаться, пока буду понятым. Люди вообще очень странные сами по себе. Иногда мне кажется, что они бестолковые и не понимают самых простых вещей...
Подъезд иногда открывает мой знакомый, который проявляет внимание ко мне. От него всегда исходит стойкий запах домашней кошки. Он очень любезен, хотя никогда ни пытается прикармливать. Видимо, та особа, чей запах въелся в его одежду и чьи белые волоски прилипли к его брюкам, держит его на поводке. Маша на пенсии. Она говорит мне: «Пенсия – это способ нашего с тобой существования». Живёт она в однокомнатной малогабаритной квартире со своим оболтусом. Оболтус, это её сын, развёлся с женой, нигде не работает. Однако постоянно приходит «навеселе», просит денег, и каждый раз норовит оставить на мне отпечатки своей обуви. Если бы не Маша, я давно бы уже лишился «прописки» на моей лестничной площадке. Маша очень добра ко мне. Она кормит меня, выгуливает около дома. Я с гордостью ношусь вокруг неё, иногда вылетаю вперёд достаточно далеко, но всегда возвращаюсь.
Территория моего двора просторная, есть, где побегать, но имеет и свои опасности. Самую большую опасность представляют мужики, сидящие на скамейках, от которых пахнет немытым телом и самым дешевым пивом. Однажды один из них сломал мне лапу, и я целых полтора месяца ковылял на трёх. Спасибо Маше, она смазывала мою лапу пахучей мазью, перевязывала её и грозила тем мужикам полицией. Что такое полиция я не понимал, но с гордостью и опаской посматривал, прячась за ноги Маши и негромко порыкивая на них. Ещё я побаиваюсь мальчишек. Непредсказуемое племя. Могут выкинуть всё, что угодно. Один пытался меня накормить кусочком мыла. Я гордо отвернулся и ушёл. Если б я мог говорить! Я бы сказал, о чём думаем мы, собаки. А один из дворовых мальчишек постоянно гоняется за мной. Поймав меня, он громко кричит: «Дай лапу! Дай лапу! Дай лапу, Ричи!» Далась ему эта лапа. Лучше вынес бы мне косточку. При этой мысли можно слюной изойти. В соседнем подъезде живёт болонка, довольно вздорная особа. Познакомиться с ней мне не удаётся. Она очень важная и пахнет хозяйкой. Запах очень сильный, и я подумал: «Наверное, хозяйке приходится весь день вылизывать ей шерсть, чтобы она так пахла». А вообще мне весело. В нашем дворе хватает собак и есть с кем устроить забеги и другие игры, чтобы взахлёб полаять, повеселиться...
С утра ливень. Кругом текут реки. Полнейший дискомфорт даже для моих блох. Маши не видно. И открыть дверь некому. В девятиэтажку не пустили. А какая-то девочка даже шикнула на меня, и я забился под стенку возле входа в свой подъезд и просто ждал, дрожа от холода. Мимо шли прохожие. Открывали и закрывали двери, но никому не пришло в голову, что рядом живая душа. Вскоре появился мой знакомый: «Ну что, Ричи? Промок? Давай проходи, я открою тебе дверь». Есть же добрые люди на свете!..
В нашем дворе много кошачьего племени. Белые, рыжие, чёрные, всех мастей. Самые никчемные и противные создания. Но почему-то их постоянно прикармливают старушки и из окна, и с балкона, и прямо на улице. Странно! При этом из подвалов такой мышиный запах из всех вентиляционных окон вырывается наружу! Рядом, за углом, в полуподвале аптека. Её облюбовали наркоманы. Накупив таблеток, которые они называют почему-то «колёсами», располагаются прямо на траве за соседним домом. Туда мне бегать не разрешается, на это тоже наложено табу. Это тоже запретная зона и там небезопасно. Маша грозит мне пальцем, если я только гляну в ту сторону. Она не слышит, а слуховой аппарат постоянно ломается, но это не мешает нам прекрасно понимать друг друга. Язык жестов ей доступен.
Я люблю купаться в море. Дорога к нему через весь город, небезопасна и я вынужден был научиться переходить улицу на зелёный свет по пешеходному переходу, изумляя прохожих. Особенно женщин, которые, видя, как я, неторопливо перебирая лапами, важно иду на зелёный свет или стою на красный, восхищённо закатывают глаза и шепчут: «Надо же!» А я горд! Знай наших! И делаю вид, что этого не замечаю. Во время прогулок, бывает, и проголодаешься. Но в городе много кафе, торговых точек, и выпросить косточку или вообще чего-нибудь съедобное не так уж и трудно: я этому научился. Жизнь научит всему – это не жизнь соседки-болонки, которая сразу же с голоду умрёт, оказавшись на улице. Эту мысль я уже прокручиваю несколько раз с большим удовольствием. Люди любят, когда ты пристально, умным взглядом смотришь долго, прямо в глаза. Это их умиляет, и наступает момент – они на мгновение твои. Как хорошо, наверное, быть человеком. У него всегда для себя припасена отменная кость, которую он медленно, смакуя, обгладывает в тишине в укромном месте, и никто при этом не пытается отнять её. Сначала я думал, что у меня много друзей. Но оказывается не все, кто кричит: «Ричи! Ко мне! Ричи! Ко мне!» – друзья. Я понимаю – им просто некуда себя деть. И это горько. Иногда мне тоже скучно, а то и грустно, особенно когда никто не обращает на меня внимания. Поэтому я сразу начинаю по двору гоняться за голубями. Я для них неопасен. Просто мне нравится, когда возле моего самого носа звучит: «Фырр...» – и голубь взмывает в небо. Дух захватывает! Мне бы так! А ещё, когда я вижу, как какой-нибудь мужик свободно почёсывает себе спину, у меня сразу начинается зудеть чуть выше хвоста. Тут я сразу понимаю, что до человека мне ещё далеко.
И всё же чудаки эти люди. Загромождают своё пространство различными вещами, звуками, запахами. Самое интересное – все пахнут по-разному. Маша пахнет, как сахарная косточка, только что выловленная из бульона. От знакомого соседа несёт стойким кошачьим запахом и запахом пива. Сосед снизу пахнет дымом, табаком и сушёной рыбой. От официантки с набережной так пахнет, что голова кружится и нос выворачивается наружу, заглатывая эти ароматы. Приходится долго ждать, пока она что-нибудь вынесет. Но я не обижаюсь. Мне её жалко. Она носится по нескольким квадратным метрам, с такой скоростью, как делаю я, загоняя кошачий род куда-нибудь на трансформаторную будку. И вот она, наконец, вся усталая и размякшая, с грустными глазами, выносит на тарелочке что-то очень вкусное, я подхожу к ней, прижимаюсь к её ножкам, виляя хвостом, подрагивая всем нутром и сжимаясь. И это неописуемо! Я счастлив. А потом я бегу на пляж, где, невзирая на отдыхающих и прочих бездельников, бросаюсь в море, затем выскакиваю на песок и так много раз. Много раз – это три-четыре. Взметнув струйки песка в воздух и в сторону недовольных, я убегаю с пляжа, полный сил и энергии, с чувством собственного достоинства.
Я не понимаю, что такое время. И как его считают эти странные люди? Я слышу, как Маша кричит: «Ричи, домой! Уже поздно!» Я заглядываю ей в лицо, в глаза и мысленно спрашиваю: «Можно ещё? Почему поздно?» Так хорошо, когда лето в разгаре, тепло, двор весь заполнен таинственными запахами, с которыми мне ещё предстоит разобраться. Они будоражат...
Но вот я снова в подъезде. Успокаиваюсь, ложусь на свою подстилку у любимой двери. Тишина постепенно погружает меня в сон. Какие-то люди с запахом шашлыка на большой, молочного цвета тарелке суют мне два огромных бараньих ребра – на них ни кусочка мяса... Я просыпаюсь и начинаю тихонько скулить и завывать. Душит обида. Выходит Маша. Она, поглаживая и почёсывая мне за ушами, приговаривает: «Ну, Ричи. Что с тобой? Успокойся». И я засыпаю. Кажется, день закончился благополучно.