Наш дом был кооперативный, люди в нём жили благополучные. А в окрестных домах, наоборот, жили семьи очень разные. Много было таких, где родители не следили за детьми — были алкоголиками. В этих домах подрастала настоящая дворовая шпана.
Особенно опасными хулиганами считались мальчишки из двенадцатого дома. Они часто приходили поиграть на пустыре и всегда подбивали наших на всякие недобрые выходки.
У нас в доме был подвал, который первое время совсем не запирался. Мальчишки любили бегать по подвалу и прятаться между трубами. В подвале уже успели поселиться кошки. Жильцы считали этих кошек почти домашними и относили им объедки.
Однажды я гуляла на улице и увидела, что большие ребята вынесли из подвала котят. Котята были уже подросшие — с открытыми глазами. Они пищали и вырывались. С нашими ребятами шёл один известный хулиган из двенадцатого дома. Он нашёл какую-то большую жестяную банку — высокую, как ведро. И протянул её ребятам:
— Давайте мы их посадим в банку.
Мальчишки были и рады стараться. А котята запищали и полезли в разные стороны из этой банки. Хулиган не унимался:
— Быстрее! Нальём туда воды и посмотрим, умеют ли они плавать!
И сам хохотал, и наши мальчишки вторили. Смеясь они побежали к пожарному крану и налили в банку воды. Мокрые котята ещё сильнее замяукали и снова стали пытаться выбраться.
Я поняла, что дело плохо. Закричала нашим мальчишкам:
— Перестаньте котят мучить! Отпустите их немедленно и назад в подвал отнесите!
А вместо них мне ответил хулиган:
— Цыц, сикильдявка, дуй отсюда, а то получишь!
У мальчишек на пустыре был разведён костёр — они хотели патроны взрывать. Хулиган им скомандовал:
— Несите банку сюда! Давайте из котят суп сварим!
Наши мальчишки взяли банку с котятами, принесли её к костру и поставили на огонь.
При виде этого меня охватила какая-то дикая, нечеловеческая ярость. В бешенстве я схватила с земли отрезок тонкой металлической трубы. Совершенно не чувствуя страха, побежала к костру, захлёбываясь слезами:
— Ах вы фашисты!
Первым делом я скинула с огня банку, где пищали котята. Потом начала этих мальчишек разгонять. Они были большие — лет десяти. Но я била их трубой куда попало со всей силы — по спине, по ногам.
Видимо, я была ужасна. Ребята разбежались, крича:
— Совсем бешеная!
Расправившись с мальчишками, я побежала собирать котят. Все они были живы. Мокрые и грязные ползали у костра — вода в банке ещё не успела перегреться. Я собрала их и держала в руках — не знала, что с ними делать. А мальчишки набрали на пустыре засохшей глины и стали кидаться в меня издалека, потому что близко подойти боялись.
Когда котята обсохли немного, опять полезли в разные стороны. То один вырывался, то другой. Я поймала одного, самого шустрого. И только подняла голову — бам! Огромный кусок сухой глины с мелкими камушками ударил мне в лоб и разбил бровь.
Сразу потекла ручьём кровь. Я заревела, как сирена. Мальчишки от страха понеслись кто куда. А Вовка, автор меткого броска, на пустырь убежал и спрятался в бурьяне.
Откуда ни возьмись, столько народу сразу набежало: моя бабушка, родители мальчишек, девочки большие и даже тёти из соседнего дома. Котят, героически спасённых, сразу же разобрали. Меня бабушка увела - кровь останавливать. А Вовкин папа вышел на балкон с ремнём и грозил в сторону пустыря:
— Только приди домой! Три шкуры спущу!
Вечер уже наступил, а Вовка домой идти боялся — прятался в бурьяне. Мне так жалко его стало: представила, как он сидит голодный в темноте на пустыре. Пошли мы с бабушкой к Вове домой. Я как раненый боец — голова в бинтах. Стала Вовкиного папу просить:
— Не наказывайте Вову. Он не хотел мне в лоб попасть — так случайно вышло. Я его тоже железной трубой била!
Посмотрел его папа на меня, только хмыкнул. Потом вышел на балкон, позвал:
— Иди домой, не буду ремнём пороть!
На следующий день встретил меня Вовка на улице:
— Я теперь тебя тоже защищать буду. Только скажи — любого побью.
Лоб быстро зажил, но метка на всю жизнь осталась.Одна бровь у меня ровная, а в начале другой — волоски на месте шрама вверх торчат.
Муж так и говорит:
- Ты у меня – девочка со шрамом!
