Сволочь командировочная
Вилли Стин
Глава 1.
Заглядывая в лица случайных прохожих, стылый утренний ветер разносил по окрестностям ночное амбре фреоновой отрыжки завода холодильников.
Провинциальный фабричный город просыпался и сонно смотрел на своё отражение в дождевых лужах. Маслянистые радужные узоры от тормозной жидкости и ещё какой-то синтетики причудливо расплывались на водной поверхности. Дождь немного освежил сладковатый запах хладагента.
Я в командировке. На улице зябко и неуютно. Осень. Шесть утра. Во рту омерзительно не вкусно.
Вспомнилась байка, про генерала, который утром зашёл в казарму, огляделся, заметив на стене огнетушитель, указал на него пальцем и промолвил: "В роте плохо". Бывалый старшина роты - не растерялся и подал генералу солдатскую алюминиевую кружку, наполненную спиртом. Генерал сделал полновесный глоток и умиротворенно крякнул: " В роте хорошо".
Чтобы скоротать время до прихода трамвая, на обшарпанной трамвайной остановке, я бегло просматриваю выцветшие, хаотично расклеенные объявления. Воистину: без лоха жизнь плоха! Реклама в основном предлагала микрозайм. "Сделай три шага без поручителей: Предъяви паспорт! Выбери сумму! Получи деньги!" Народ словно забыл свою же народную мудрость: " Надоело быть бедным - возьми кредит - станешь нищим."
Подошёл трамвай и приветственно подмигнул мутными глазницами треснувших фар. Раскрасневшийся пассажирский монстр Усть - Катавского вагоностроительного завода узнал меня и радушно распахнул своё чрево.
Эмоции, которые испытывает мужчина в командировке, равноценны пробуждению здравомыслящей женщины в огромном торговом центре. Неоновое сияние, витрин манит и растворяется в бесконечном лабиринте "улиц" из бутиков фэшн гигантов, магазинчиков, ароматных парфюмерных развалов, блестящей бижутерии, декоративной косметики, стильных аксессуаров, незнакомых продуктов и напитков из разных уголков мира.
Каждый новый этаж, носит название одной из европейских столиц и оформлен в соответствующем стиле. С помощью траволатора можно переместиться в Лондон и сделать маникюр, в Париже подстричься, в Вене выпить кофе, в Берлине посмотреть выставку голографических картин, в Риме побыть у фонтана, отдышаться и передохнуть.
Оушевлённое и колдовское зеркало в примерочной калейдоскопом прокручивает женские фантазии. Приятно - потрогать клатч из шагрени и повесить на обнажённое плечо кожу африканского питона, нежно окутать стопы ног красными лабутенами, почувствовать прохладные тактильные ощущения шёлкового белья и захватывающие прикосновения мягкого и воздушного кашемира.
Меняя наряды, она пристально вглядывается в своё отражение "другой, незнакомой" женщины. Мелькают типажи и образы от строгой учительницы, до роковой соблазнительницы. В каждом наряде она такая разная.
Трамвай металлическим голосом напомнил о себе и объявив следующую остановку, плотно закрыл полупрозрачные створки дверей. Спаренные вагоны, взаимно прижимаясь к друг другу, судорожно задрожали и стронулись по рельсовому пути, словно "Поезд на Чаттанугу".
Тут же в мою память проливным дождём хлынула джазовая мелодия, вызывая вчерашние отчётливые воспоминания... Из старого патефона звучит музыкальный шедевр - "Чаттанугу Чу-чу". Песня композитора Гарри Уоррена и поэта Мака Гордона из кинофильма «Серенада солнечной долины». Написана в далёком 1941году в сытой и мирной Америке, в поезде, который следовал по Южной железной дороге через городок Чаттанугу.
Джазовая классика, в исполнении оркестра Гленна Миллера, коронованная в 1996 году в "Зал Славы Гремми", петляла в замкнутом пространстве гостиничного бара, отражалась от стен множественным отголоском звуков железной дороги, сигнальных гудков, рельсовым набатом напирающего паровоза, парами солодового виски с привкусом торфа и креозота.
Бар, оформленный в стиле армейского подземного бункера, освещался светильниками из снарядных гильз. На стенах развешаны репродукции оперативных карт боевых действий, архивные фотографии, письма с фронта, муляжи оружия, пехотные каски солдат времён Великой Отечественной войны.
В баре было пусто, безнадежно и тоскливо грустно. Экономический кризис пробил бездонную брешь в карманах потребителей. Отсутствие в семье самогонного аппарата считалось дурным тоном.
Бармен, удручённо скучал в потолок. Одетый в военную форму красноармейца, он был похож на караульного, вооруженного пустым фужером на перевес.
Просматривая винную карту, я почувствовал пронизывающий взгляд и обернулся. Из бархатной глубины унылого бункера, на меня любопытно смотрела женщина.
