Набрав из ручья воды, я с тревожной тоской заметила, что здесь даже птицы не поют. Рука заныла с новой силой. Мимо зарослей черемухи, по еле заметной тропинке я вышла на опушку, где под березами мы устроили привал. Взгляд Степан остановил меня, он хмуро кивнул на тяжелораненого. В нашем отряде почти все с ранениями, я поняла, что хотел сказать командир: Николая мы можем не донести. Значит… Мотнув головой, отогнала эту мысль. – Колька, – тихо позвала я,– Вот вода. Потерпи ещё немного. Доберемся до села – там помогут. Он вяло кивнул и жадно приложился к фляги. Дозорный тихо свистнул, и рука машинально потянулась к винтовке.
Настя сидела на корточках на пороге своей хаты. Её худые плечи вздрагивали. – Что случилось? Она подняла опухшее от слез лицо: –Батю убили… Я тихо присела рядом с ней: – Ироды проклятые!.. Дядю Егора жалко, добрый был. Помню, как он вырезал нам свистульки из березы. Наши хаты стояли рядом, и дядя Егор всегда помогал нам по хозяйству. – Мамка лежит, не встает. Ваню покормила, бегу за молоком к бабе Зине. Ноги не держат. Не знаю, как жить дальше? – Настя, держись! Ваню поднимать надо, и маму поддержать. А я… я пойду воевать. Впервые я решилась сказать эту фразу, от которой мороз побежал по кожи. Настя испуганно посмотрела на меня и тихонько охнула: – Нинка…
Адская боль, ноги подкосились, опираясь на автомат, пыталась удержаться, но упала в траву. Мир померк…
Вошла в хату, где у окна сидела матушка и вышивала красные маки на моей сорочке: – Нинка, смотри, какая красота получилась! Подошла к ней и крепко обняла за плечи: – Да, красиво… Мама обернулась и с тревогой дотронулась до моего плеча: –Что с тобой? Почему ты вся дрожишь? –Матушка, я записалась в добровольцы… Вышитая сорочка выскользнула из рук на пол.
С трудом открыла глаза. В ушах стоял свист от пуль. Услышала надрывный крик любимого: - Петька, огонь! Кажется, что тело разрывало от боли. Во рту привкус крови. Пыталась повернуть голову, но очередной взрыв оглушил меня.
Собирала вещи в мешок. На лавке сидела мама и горько рыдала. Мне казалось, уходить легче, чем ждать похоронку. Рядом стояла Настя и молча, складывала сорочку с красными маками. По её щекам текли слёзы. – Нинка, на кого же ты меня оставляешь?! – выла мама. Заплакала и кинулась к ней. Наверное, я не смогу уйти… Кто-то тряс меня. – Нина, даже не думай, уходить от меня! Голос любимого дал силы, чтобы открыть глаза. Он пытался оттащить меня в сторону. Свист пули. Федя замер и упал рядом. Собралась с силами, подвинулась к нему. Вскричала от боли и горя…
–Нина, ты знаешь, я так мечтаю о своем саде, там обязательно будет большой стол под навесом, где соберётся вся наша семья! Мы лежали в грузовике и мечтали о конце войны, о своем доме. Боевые товарищи уже спали. Над нашими головами раскинулось чистое небо, усеянное звёздами. Прислонилась к теплому и надежному плечу Федора и размышляла: «В том, что эта проклятая война закончится - я уже не сомневаюсь, как и в том, что у нас с Федором будет много детей, которые будут знать о войне только по книгам. А война будет сниться нам, ведь такое, к сожалению не забывается. Мы будем вскакивать по ночам, и успокаивать друг друга. Да, всё именно так и будет!». Поцеловала любимого и заснула на его плече.
Тихо. Открыла глаза. – Федя… – прохрипела я и закашлялась. На губах вкус крови. С трудом протянула руку к нему. Он холодный. –Федя, пусть в нашем саду растут маки… Матушка любит маки…
Такое пишется на раз, вспыхивая стоп-кадрами пережитого прошлого.
Своего ли, чужого ли...
Но, то ли генная память, то ли фантомные боли родных - не вычеркнешь и не выбросишь прочь из сознания.
Аукнется в детях и внуках тех, прошедших войну.
Не знаю, как у Вас родилась эта миниатюра, но впечатление сильное!
Спасибо.
