оттащили труп к зарослям у реки, и я, за неимением лопаты, долго рыл с помощью ножа и медного таза яму в рыхлой сырой земле, где мы и схоронили убитого разбойника.
Обессилев от применения своих новоявленных способностей, в последующие два дня Маура почти не вставал, предоставляя мне право заняться уборкой и приведением комнат в жилой вид. Я не мог и вообразить, сколько ему потребовалось сил на такое представление, и очень за него боялся.
Подметая пол чудом уцелевшей старой метлой с наполовину обломанной ручкой, я снова молча плакал по своему отцу, которого, как оказалось, в тот осенний день год назад я видел в последний раз.
Хозяин сел на кровати, глядя на то, как соленые капли скатываются по моим щекам.
— Я твою жизнь разрушил, Бан, — сказал он неожиданно. — Это нельзя простить, но все же… Прости меня. За все то горе, что тебе пришлось пережить, и за все кошмары, которые ты видел. Этого не должно было случиться. Все пошло не так. Если бы ты не потащился со мной, если бы я оставил тебе хоть какой-то выбор…
— Если бы вы оставили мне выбор, я бы все равно пошел за вами, и вам бы пришлось убить меня, чтобы остановить! — выпалил я. — Даже если бы я знал наперед, что будет, я бы не смог остаться здесь и оставить вас одного! Хотя я вам больше помешал, чем помог… — осекся я, тяжело вздохнув.
— Бан, ох, Бан… — покачал головой он. — Я не заслуживаю такого друга, как ты.
— Вы заслуживаете самого лучшего, хозяин! — воскликнул я, и тут же поняв, что́ сморозил, смутился.
Он захохотал и смеялся до слез, как делал всегда при виде моей сконфуженной физиономии, и я тоже улыбнулся, чувствуя, как немного рассасывается щемящий узелок горя в груди.
Затем он поднялся, беря у меня метлу.
— Собери пока по дому и погребу все оставшиеся обломки досок в мешки и поставь у очага, будем ими топить и на щепки для лучины использовать, — предложил он. — А я здесь домету.
Я поколебался, озабоченно глядя на него.
— Я в порядке, — заверил он меня с улыбкой.
Как выяснил Маура при очередном визите к господину Фенги, никто из соседей не знал, где упокоен мой отец. Его поручили похоронить в прилеске кому-то из рабов, который впоследствии напрочь забыл точное место, и уже не смог его отыскать. Оказалось, что алчная семейка полностью перестала присматривать за стариком, когда Маура не вернулся в положенный срок, и даже молодая хозяйка ни разу не справилась о его самочувствии за долгие зимние месяцы. Поэтому имение наше и осталось пустым, и его вскоре облюбовала бандитская шайка.
Анга́т Фенги не пустил моего хозяина дальше своего двора, но Маура все же успел заметить наши грабли, лопаты, стремянки и плетеные коробы для белья под окнами имения. Не было никаких сомнений, что внутрь их дома перекочевало еще множество украденных у нас вещей — разбойники и воры орудовали не только на большой дороге, но и прямо по соседству.
Я горел жаждой мести, и, судя по всему, мой хозяин испытывал те же чувства, но обращаться к деревенским старейшинам с жалобой на семью было бессмысленно — доказательств их вины не было, а все имеющиеся факты были против нас; ведь мы действительно не вернулись в назначенный срок, дальнейшее же выглядело просто несчастливым стечением обстоятельств.
* * *
— Так, — Маура обвел оценивающим взглядом наше разграбленное жилище. — Нам нужны продукты, одежда, новая мебель, посуда. У меня еще есть с собой мешочек с золотом, но этого ненадолго хватит.
— Скоро полевые работы начнутся, — подал голос я. — Я наймусь на соседний участок, вдобавок к вашему.
— Если наш участок сейчас вообще существует, — вздохнул он. — Ладно. Я подумаю, что еще можно сделать.
Того увесистого мешочка мелких золотых слитков, которые Аргон на прощание всучил Маура, несмотря на протесты последнего, хватило на приобретение медных и деревянных гвоздей для ремонта, молотка, нового набора посуды, корыта для стирки и мытья, бельевых веревок, и прочей необходимой домашней утвари.
Лошадей тоже очень скоро пришлось продать, чтобы приобрести стулья, шкаф и новую кровать с постельным бельем в придачу.
За мешок зерна и мешок репы хозяин отдал свои новые сапоги, оставшись в старых и потертых. Мне он строго-настрого запретил продавать последнюю рубаху со своего плеча, да еще и одолжил для меня ношеный кафтан у более дружелюбных соседей.
Яблоневые деревья во дворе разбойники также срубили на дрова, а в погребе валялись лишь обломки бочек и куски грязного тряпья. Мы рисковали остаться вовсе без еды, которой и теперь едва хватало на двоих — да и то это были по большей части запасы, данные нам в дорогу, и они уже подходили к концу.
В последующие дни я просыпался в одиночестве — Маура нигде не было, а о своих уходах он не счел нужным меня предупреждать. Возвращался он почти затемно и ложился спать, лишь поинтересовавшись, все ли в порядке в имении.
— Куда вы ходите, хозяин? — осмелился спросить я на третий день, уже не в силах справиться с любопытством.
— По делу, — коротко ответил он, в темноте раздевшись и забираясь под одеяло. — Слушай, кончай на этой лавке раздолбанной спать. Я же вижу, что тебе там неудобно, руки-ноги свисают. Пока вторую кровать не купим, спи здесь.
— С вами в одной постели?
— Ну да. Не чужие ведь. Давай, ложись, без разговоров.
Вне себя от смущения, я все же подчинился. Раздевшись и взяв со стула второе одеяло, я лег поперек кровати.
— Э, нет, так не пойдет, я ноги вытянуть не могу, — недовольно сказал Маура, пихая меня пяткой в бок. — Ложись, как нормальный человек.
— Не положено это, — шепнул я неловко, устраиваясь рядом с ним и стараясь занять как можно меньше места.
— В Гоне ты так не думал, — хмыкнул он.
— Вы… это помните? — смешался я.
— Помню. — Он повернулся, и прямо перед моим лицом засверкали два немигающих серебристых глаза. — Бан, не будь дураком. Мы не для того прошли через весь этот ад, чтобы ты теперь как ни в чем не бывало заискивал передо мной и пресмыкался. Неужели ты до сих пор не понял, что можно жить по-другому?
— Так здесь же, в деревне, не живут по-другому, — пожал плечами я. — Поколотят нас, хозяин, за своенравие, или похуже чего сделают, вы же знаете. Помните, как было, когда господин Ильба только ушел?
— Спи, — отрезал он, снова поворачиваясь спиной. — Утро вечера мудренее.
На другой день он вернулся с двумя большими связками стеблей речной осоки и какими-то незнакомыми инструментами, и сразу принялся за дело. Я изумленно наблюдал, как из-под его умелых рук с невероятной быстротой выходил плетеный контур корзины.
— Хозяйка Шета́ни сначала не хотела меня учить и секреты мастерства раскрывать, — на миг прервался он, объясняя. — А то ведь чем больше таких ремесленников, тем меньше спрос на ее работу. Но согласилась все же.
— Научите и меня, хозяин! — попросил я, поняв наконец, где он пропадал в эти дни. — Я вам помогать буду.
— Ты будешь эти корзины продавать, — указал он в мою сторону стеблем. — Завтра на рынок пойдешь.
Его пальцы, не утратившие гибкости и ловкости, продолжали свой труд почти до рассвета, и к утру первый товар был готов.
Нагруженный десятком корзинок различной формы и размера, я, радуясь своей полезности, отправился на рынок.
Зазывать покупателей даже не пришлось — на искусно и безупречно сплетенные предметы обихода обращали внимание сразу. Уже к обеду от товара не осталось и следа; зато у моих ног громоздились пучки корнеплодов, узелки с ароматными коржами, горшочки с вареньями из ягод и солеными грибами, связки вяленой рыбы, мешочки с лесными орехами и травами для настоек — и это было только начало.
_______________________________
[1] Убирайтесь вон. Если вы еще раз явитесь, вы умрете.
