фрагментам и фото, лагерь Треблинка. Вот так постепенно я сходил с ума. Пока не попал в эту клинику к Игорю Моисеевичу. У него оказался друг психиатр и предложил мне глубинный гипноз. Ну, а я был готов на всё. Под гипнозом я описывал всё, что видел, но почему я это видел ответа не было. Пока Игорь Моисеевич не помог. Через спецархив. Как он это добился, не знаю. Но, добился. Но, видимо не зря говорят о карме. Это не бред, поверьте.
Журналист -Приходится верить, (поменял в диктофоне кассету) -Дождь, кажется, собирается. Вы не хотите пройти в помещение?
Антон -Нет, тут спокойнее. Да и что дождь? Он, как очищение. В итоге я узнал то, что вряд ли хотел бы узнать. Но когда подходишь к черте, надо или перешагнуть через неё, либо скатиться вниз. А вниз скатываться я уже не мог. Мой дед, тот, что в хосписе умер был полицаем. Нет, не карателем, так, на подхвате, но… Дайте ещё сигарету.
Журналист -А вам можно?
Антон -Мне? Да разве это важно? Важно, как с этим жить. Спасибо. Это теперь, с вами я говорю об этом почти спокойно. А первое время… Фамилию его я называть не буду. И откуда родом. Пусть ни на кого из возможных родственников не упадёт эта чёрная тень. Они ведь не виноваты. Второй мой дед до Кёнигсберга дошёл. Трижды ранен был. Да что об этом…
Журналист - Не беспокойтесь. Никаких имён, обещаю.
Антон -Я ведь жить не хотел. Вдруг и во мне его гены. Я о предательстве. Ведь и сейчас, когда относительно спокойно, разве можно предугадать, как поведёшь себя если… Ну, вы понимаете. Есть явные негодяи, это понятно. Но вот допустим вполне нормальный человек, порой даже уважаемый, а перед выбором становится зверем. Вдруг и у меня этот проклятый ген? Сидит тихонечко и дожидается своего часа? Вдруг?! А я не хочу. Понимаете, с этим жить не хочу!
Журналист - Успокойтесь. Не думаю, что такое передаётся. Тем более время такое было, смутное. После репрессий, Гулагов.
Антон - Причём тут время? Но человек или нелюдь решает не время, пусть самое страшное, а он сам. Деду было семнадцать лет. Не репрессий, ни прочего он не знал. Застал краем. Я его дело читал, копию. В массовых казнях лично не участвовал, но был на подхвате. Разве это оправдание? На подхвате… Пошёл ведь. От страха или дурости, подлости или по иным причинам, разве это важно или оправдывает? Он там был…он причастен. Вот после войны срок в лагерях и получил. Отсидел, вернулся. Тогда многие из этих вернулись. Женился.
Журналист -А как же…
Антон - Мои видения? Внуки не отвечают? Нет коллективной вины? А она есть. Есть. Как и проклятие свыше до третьего колена. А я и есть, третье.
Журналист -Но вы ведь не можете отвечать за то, что совершили не вы.
Антон -Видимо могу. Теперь точно знаю, что могу. И отвечаю. Хоть знаю теперь за что. А видел я, как мне объяснили, такие случаи были, через его глаза. То, что видел он. Это необъяснимо, но факт. Так Игорь Моисеевич и сказал. Зафиксированы в мировой практике такие единичные факты. Наука объяснить не может, но есть видимо высшая сила, которая не хочет, чтобы это забыли, отрицая и повторилось вновь. Карма. Ничто не проходит бесследно, не теряется во времени.
Журналист -Как глобальный компьютер.
Антон -Что?
Журналист -Есть такая теория глобальной космической сети, где ничего не исчезает. Спиральной памяти. Там всё добро и зло хранит и иногда аккумулирует вселенная. Это происходило во все века. Повторялось, часто усиливаясь в той или иной форме.
Антон -Но как с этим жить? Как?! Когда обрушивается на тебя? Молчите? А я вынужден жить с этим и найти способ изменить карму тем, придёт после меня. Игорь Моисеевич через своих знакомых нашёл мне работу в фонде «Милосердие». Я ведь на следующей неделе выписываюсь. Но он, доктор обещал всегда быть на связи. Я сделаю всё, чтобы изменить карму. Всё.
Журналист = Вы её измените, не сомневаюсь. Наверно, это не знаю уж откуда, сигнал.
Антон -Какой сигнал? – (устало прикрыл глаза) Какой?
Журналист =Вас, пусть и так жестоко выбрали, чтобы что -то изменить в мире. Не только лично в вашем. Вы прошли через боль и, не знаю, как правильно сказать, чтобы боли вообще стало меньше. Один человек не изменит мир, но, если каждый из нас хоть что- то для этого сделает, боли станет меньше. Должно стать.
Антон -Вы об этом напишите?
Журналист -И напишу, и своём блоге поведаю. Многие узнают вашу историю и… возможно заглянут в себя.
Антон -Только имя…
Журналист -Я ведь пообещал.
Антон -Пусть будет, допустим, Антон. Мне посоветовали рассказать вам всё, и оно отпустит. Но разве такое может отпустить? Хотя, знаете, мне уже почти неделю не приходят сны. Никакие. А вот и дождик пошёл. Прощайте.
Журналист – (спрятал диктофон) -Спасибо. Я понимаю, как вам непросто дался этот разговор.
Антон -Прощайте.
Антон встал со скамьи и не оборачиваясь, медленно пошёл к лечебному корпусу.
Мелкий дождь обволакивал его удалявшуюся, чуть сутуловатую фигуру. А журналист молча ещё какое -то время сидел под освежающим весенним дождём, пока его недавний собеседник не скрылся за массивными дверями больничного здания.
Сет перемещается на исходную картину. У записывающей камеры сидит журналист.
Журналист -Вот так случается иногда в жизни, мои подписчики. Хотите верьте, хотите нет, но есть что -то выше нашего понимания. То, что несём мы в себе даже не подозревая об этом. Наша ответственность за всё, что происходит, происходило или ещё может произойти. Заглянем в себя. Что там? Кто мы и что передадим будущим поколениям? До новых историй друзья. (Выключает камеру. Затем свет гаснет, поглощая наши оставленные за гранью света и тьмы сомнения, отчаяния, грехи. Стирая их и даря новую надежду, которую нельзя упустить).
-
Ариэль. 2021.
-
-
