Её звали занудой, но имя было другое.
- Эй! Зануда идёт: видели?
- Где? Где? – спрашивали мальчишки, пора бежать и убегали.
Никто её имени не знал, все так и называли – Зануда. Женщины сторонились, мужчины уходили прочь – не нравилась никому. И не потому что некрасивая, была бы подобрее – заметили бы красоту и улыбку полную обаяния, а так... идёт, никто не замечает: сжатые губы говорят о характере лучше слов. Вот и сегодня придралась к мальчишкам, что излазили весь двор и проходу от них не стало: что это значило? Ничего, ровным счётом ничего, просто так захотелось ей излить горечь поражения от неуместных стараний быть кому-то нужной. Не нужна, не нужна теперь никому и не страшно, что её не будут любить и так уже не любят. Горько, очень горько Любе – ведь так её зовут. "Люба! Любаша!" – так звала её мама. А отец Любонькой – все любили её, такую ладную и фигура была постройней тогда и в речах искрилась живость. Куда исчезло всё? А появился он – задушевный парень, он и отнял у Любы всю загадочность, потерялась она от этой любви. И бросил, напоследок сказав: "Прощай, Люба, больше не увидимся", - больше объяснять не стал, уехал – так думала Люба. А он "спутался" с другой, такой как она: с косой, доброй и радостной от одного его взгляда. Как увидела Люба его с другой, обомлела, с места сойти не могла – всё смотрела. А они шли, разговаривая, её не замечая. "Я жить перестала, - сказала она подругам, - всё во мне умерло, поблекло: вроде хожу, а не вижу, слушаю, а не..." – и плакала горько. Потом плакать перестала, когда родители умерли один за другим, и горе показалось не горе – такая потеря была. Теперь одна: гоняет мальчишек: "Слезь! Кому говорю?". Дамам замечание: "Расфуфырилась, идёт..." Мужчин не замечала совсем, будто нет.
Однажды пригласили в гости, просто так, без умысла, а там встретила его. Он не заметил вначале, думала, забыл, потом подошёл, извинился.
- Узнала меня? – а потом. – Прости меня, Люба, не хотел, чтоб так вышло.
- Занудой меня зовут, а ты вот помнишь – Люба, - больше ничего не сказала, отошла и как гора с плеч – ух!
После этой встречи на лад пошло: не так грустно, всё ещё одиноко, но по-другому – "без привязи душа", так бы сказала. По двору стала ходить молчком, мальчишек не гоняла, будто не видела их: сидит на заборе – пусть, мяч летит мимо – пусть, подберут сами (что ругать?). Так и зима прошла: холодно, но не морозно. А тут зашёл один (печное отопление в старом доме) прочистить дымоход. Разговорились.
- Как поживаете, Любовь Андреевна?
Вскинула глаза на него: откуда?.. А, у него корешок заказа – всё указано.
- Хорошо. Проходите, присаживайтесь, я чайку... – работы много, надо напоить чаем, подумала.
- Спасибо, не откажусь, весь день на ногах.
Так слово за словом, Игорем зовут, оказалось.
Любе понравился мужчина, да забыла про него как ушёл. Через год встретились, опять трубу чистить пришёл. Грустный, говорить не хотел, от чая отказываться стал. Тут Люба и спросила:
- Случилось что? Такой грустный...
А он о несчастье своём рассказал:
- Жена умерла, сорок дней будет, не сберёг.
Рассказал, как жили "без сраму" в любви и согласии. Пожалела Люба, советов не стала давать, вспомнила своих родителей – погоревали вместе. Потом слово за слово, на поминки приглашать стали друг друга: родни нет, так хоть с кем-то могилки прибрать. Вот и подружились. Ничего не имели друг к другу, ходили "под локоток" и всё. Оба бездетные, оба одинокие, но грусти нет. В праздник встретились, оба смеются – не на кладбище, ещё и ещё. Заглядывать на чаёк друг к другу стали, а потом не разлей вода – так-то. Прохожие радуются – пара идёт, молчат, а весело им. Перестали мальчишки пугаться, имя и отчество узнали наконец: Любовь Андреевна. Замуж вышла и фамилию мужа взяла: Петрова стала. Любуется мужем, а он её Любушкой зовёт: "Не думал, - говорит, - что полюбить бы смог, а вот поди ж ты".
Так и живут.
