День был мрачным и хмурым. Тяжелые серые облака быстро плыли по небу, затмевая солнце и не позволяя ни одному теплому лучику пробиться на землю. С запада дул холодный пронизывающий ветер, колыхая ветви высоких деревьев. Вокруг было очень тихо. Лишь редкий крик ворона пронзал тишину, навевая еще большую тоску.
Кэрол была совершенно одна на аккуратном небольшом кладбище.
Сидя у могилки, она с отстраненным видом вслушивалась в завывание ветра, гуляющего меж надгробных плит, не замечая, как сгущаются сумерки. Сжавшись под порывами ледяного ветра, она смотрела на фотографию Эмми. И плакала. Так было всегда, каждый раз, когда она приходила сюда. Дрожащим тихим голосом она рассказывала ей о том, что произошло в ее жизни с того момента, когда она была здесь в последний раз. О Мэтте, Джеке, Рэе и Куртни. О Даяне. Об Элен.
— Если бы ты была со мной, ты бы поддержала меня, и мы вместе бы поехали в клинику. С тобой мне не было бы так страшно. Ты бы утешила меня, если бы она меня прогнала, смягчила бы мою боль. Я поняла, что люблю ее, не смотря ни на что, люблю такой, какая она есть. Она — единственный родной человек для меня. А я — для нее. Мы ведь семья, одни во всем мире. У меня есть Куртни и Рэй, но они все равно чужие. Только с ней мы плоть от плоти, кровь от крови. И я хочу быть с ней, заботиться, любить. Она моя мама, другой нет и никогда не будет. Рэй настоял на анализе ДНК, хочет знать, его ли я дочь. Я согласилась. На следующей неделе Куртни уезжает, и мы получим результаты обследования. А Мэтт сказал, что любит меня. Я молюсь, чтобы он вышел на свободу. Не знаю, получится ли у нас с ним что-нибудь. Надеяться боюсь. Слишком все в моей жизни ненадежное, хрупкое, все рушится, не успев даже наладиться. Боюсь его потерять, я всех теряю, кого люблю. Ну, ладно вру, не всех. Люблю твоих родителей, братика твоего, Куртни, Рэя, Дороти, Даяну. А Мэтта люблю больше всех. Никого не хочу больше терять. Мне кажется, что больше я этого не выдержу. А Мэтт… он почти не изменился, старше только стал. Знаешь, какой он? Красивый, очень красивый. И глаза у него необыкновенные, за сердце берут, словно в саму душу глядят. Он бы тебе тоже понравился. Болит сердце за него, покоя мне нет, пока он там. А когда он рядом, мне так хорошо становится, как никогда хорошо не было. Ты там, на небесах, наверное, все знаешь. Знаешь, что нас ожидает, только сказать не можешь. Как бы я хотела с тобой поговорить, Эмми. Если бы ты только знала, как мне тебя не хватает, как тоскую по тебе. До встречи с тобой моя жизнь была пуста, опустела она после того, как тебя не стало. И никто никогда не сможет заполнить эту пустоту на том месте в моей жизни, которое занимала ты. Кроме Даяны, у меня нет друзей. Никого. С Даяной мы видимся очень редко. Друзей нет. Мужчин боюсь. Так одиноко было. Но теперь у меня есть Мэтт. Есть, наконец-то, любовь. Случилось чудо, я вернула его в свою жизнь, через тринадцать лет, но все-таки вернула. Только тебя мне не вернуть, никогда. Моя Эмми, ну почему ты не живешь, почему? Никогда не прощу Всевышнему твою смерть. Все прощу, но только не это. И пусть он покарает меня за эти слова, мне все равно, ничего страшнее и больнее твоей смерти для меня уже не будет. И время не лечит, совсем не лечит. Мои слезы о тебе никогда не иссякнут. Я знаю, ты сейчас сердишься на меня и ругаешь, обзываешь слабачкой и нюней, но я все равно буду плакать о тебе. Я буду сильной в чем-нибудь другом, а здесь, у твоей могилы, позволь мне быть самой собой — слабой и никчемной, выпрашивать у тебя помощи и защиты, как когда-то, когда мы были вместе, и я всегда пряталась за твою спину, потому что ты была сильной и смелой, а я…Что говорить, сама знаешь. Думаешь, я изменилась с тех пор? Нет. Я по-прежнему прячусь за чьи-либо спины, ищу поддержки и помощи от тех, кто что-то может в этой жизни. Как бы я хотела быть такой, как ты, как Куртни или Джек.
— Как я? Почему?
Кэрол подпрыгнула на месте, вскрикнув от неожиданности.
— Боже мой, Джек, как ты меня напугал! Ты как здесь очутился?
— Извини, не хотел тебя испугать. Просто когда подошел, нечаянно услышал твои последние слова, и так удивился, что забылся.
— Как ты меня нашел?
— Трудно, что ли? Куртни адрес дала, а твои друзья Берджесы направили меня сюда.
— Что-то случилось?
— Нет.
— Тогда я не понимаю… Зачем ты здесь?
— Хотел извиниться за поведение своей ненормальной секретарши. Я ее уволил.
— Ты проделал такой путь, чтобы извиниться за секретаршу? — брови девушки изумленно приподнялись.
— Да. А почему ты так удивляешься? Никто никогда не заботился обо мне так, как ты, и мне было очень неприятно, что какая-то наглая девица обидела тебя у моего порога.
— Ты что, из-за меня ее уволил?
— Да, в общем, к этому и шло. А что она тебе наговорила?
— Ну, что ты ей сказал, что я заменяю домработницу, — Кэрол пожала плечами. — Что просил передать мне деньги и то, что мои услуги больше не требуются. Кажется так.
— Вот дрянь! И ты ей поверила?
— Нет… Не знаю. От тебя можно все что угодно ожидать, — откровенно заявила она. Джек засмеялся, ничуть не обидевшись.
— Значит, я не зря приехал. Это ложь и клевета!
— А то, что вчера ты еле передвигал ноги с палкой, а сегодня даже не хромаешь — это что?
Он смущено потер пальцем переносицу, лукаво улыбаясь.
— Ну, не обижайся. Просто мне так понравилось, как ты готовишь, что решил немного продлить удовольствие. Так приятно, когда о тебе кто-то заботится и беспокоится! Не сердишься больше?
Девушка отвернулась, негодующе скрестив руки на груди.
— Обманщик и притвора!
— И ты хочешь быть такой же? — подколол он, вернувшись к тому, с чего начался разговор.
— Нет, меня привлекают другие твои качества.
— Это какие же?
— Сильный характер и вера в себя и свои возможности. Как раз то, чего мне недостает.
Он вдруг искренне рассмеялся над ее словами.
— Вот уж ни за что не поверю! Характер, посильнее твоего, еще поискать, и самоуверенности такой я еще не встречал, как у тебя. На фоне твоей самоуверенности даже моя пошатнулась, когда ты мне доказывала, что ошибаюсь я в отношении Мэтта, а не ты! И почему-то я из кожи вон лезу, чтобы освободить твоего Мэтта, когда мне совсем не хотелось этого делать. Слабый характер, говоришь? Ну-ну!
Щеки Кэрол порозовели от удовольствия. Неужели он действительно считает ее сильной? Может, он прав, а она себя недооценивает? Привыкла думать о себе, как о ничтожестве, и не замечает, что изменилась?
Присев, Джек стал внимательно разглядывать фотографию на плите.
Кэрол улыбнулась про себя, смотря на него. Он опять изменил своему имиджу, она даже не сразу узнала его в короткой кожаной куртке и черных джинсах, подчеркивающих стройные линии узких бедер. Где же роскошный дорогой костюм, безупречно отутюженная рубашка, галстук, в конце концов? Или костюм — это его «рабочая» одежда?
Кэрол заметила неподалеку черный «Феррари». О чем это она? Какой костюм, какой галстук для поездки за город, в поселок?
Надо же, а она думала, что он даже спит в галстуке! Оказывается, адвокат признает и другую форму одежды. Приятное открытие!
Не догадываясь о том, что над ним забавляются, он пробежал взглядом по надписи на надгробье.
— Какая симпатичная девочка, — грустно заметил он. — Что же произошло?
Веселье Кэрол как рукой сняло.
— Пожар, — выдавила она с трудом, чувствуя, как сдавило горло, а от страшного воспоминания в груди медленно начала разливаться ноющая душевная боль.
— Твоя подружка? — Джек снизу вверх посмотрел на нее.
— Да.
— Шесть лет прошло… а ты до сих пор плачешь. Это после ее похорон у тебя был нервный срыв?
Кэрол не ответила, но ее наполнившиеся слезами глаза сказали все лучше всяких слов. Тяжело вздохнув, Джек опустился на скамейку рядом с ней.
— Самым дорогим человеком в твоей жизни была подруга?
— Да. Была и будет.
— Ты всех своих друзей так любишь?
— У меня нет друзей. Те, что были… я их потеряла, а других больше не было. Осталась у меня одна подруга, но она живет в другом городе.
— Скажи, а как получилось, что подруга стала для тебя самым дорогим человеком? Дружба, это, конечно, хорошо, но чтобы до такой степени… Обычно, есть более дорогие люди, чем друзья, например, родители, родственники.
— Не было у меня никого. А мать меня ненавидела, — неожиданно для себя разоткровенничалась Кэрол. — Эмми… она была необыкновенная. Я никогда и никого не любила так, как ее.
— А что с другими друзьями?
— Тимми… он тоже умер.
— Господи, какие страсти ты рассказываешь! Тоже при пожаре?
— Нет. Немного раньше.
— Ты говоришь с неохотой, не буду тебя допрашивать. Только послушай, что я тебе скажу. Как бы не были они тебе дороги, их не вернешь. Забывать их не нужно, но и убиваться давно пора прекратить. Сама себя понапрасну мучаешь — и все! Зачем? Побереги нервы, они тебе еще пригодятся в этой жизни.
Кэрол промолчала. Он, конечно, прав. Но что делать, если боль потери и тоска по Эмми живут в ее сердце? Как от этого избавиться? Как заставить себя смириться с тем, что ее любимой Эмми больше нет, что она, Кэрол живет, а она — нет? Как избавиться от вопроса, засевшего ей в сердце — почему она выжила, а Эмми нет? Кем или чем в этой жизни решается, кому жить, кому умереть? Если бы Эмми не пропустила вперед ее и Даяну, она бы спаслась, а погиб бы кто-нибудь из них, кто был бы последним. Но самые храбрые и сильные всегда идут последними, уступая путь к спасению другим. Выходит, Эмми сама определила свою судьбу. Только она не знала, что не успеет спастись, не знала, что судьба поставила перед ней выбор — кто последний, тот умрет.
— Пойдем, здесь очень холодно, ветер, — вывел ее из задумчивости Джек и поежился, поднимаясь со скамейки.
Кэрол пошла за ним к машине, гадая, действительно ли он слышал только последние ее слова? Она не слышала, как он подошел, он мог сделать это раньше, чем дал о себе знать, мог стоять за ее спиной и подслушивать. Она этому бы не удивилась, зная о его излишней любознательности и пренебрежении правом каждого человека на тайны. И то, что он мог слышать ее душевные излияния, очень ей не понравилось, и отложилось в ней неприятным осадком.
Распахнув перед ней дверь машины, он улыбнулся. Сев в мягкое кресло, Кэрол только теперь заметила, как замерзла под холодным ветром. Тело била мелкая дрожь. Она почувствовала усталость и голод. Как хорошо, что Джек здесь и отвезет ее к Берджесам. Уже почти стемнело, и Кэрол поежилась, представив, что возвращалась бы в сумраке, по такому холоду.
— Джек, как ты поедешь назад? — спохватилась она. — Уже стемнело, а путь не близкий.
— Ничего, как-нибудь доеду.
Кэрол помолчала, чувствуя, как ее грызут сомнения и тревога.
— Мне кажется, ты еще не достаточно окреп для таких дальних поездок за рулем, — робко проговорила она. — Не успел на ноги встать, а уже такие нагрузки. Разве ты не устал?
— Ну, устал. А что делать? Гостиниц, я думаю, поблизости нет…
— Зачем же гостиницу? Берджесы — очень хорошие и гостеприимные люди. Они всегда рады гостям, и будут непротив, если ты останешься у них.
— Нет, это не входило в мои планы. Может, они и гостеприимные люди, но я им никто, и они мне — тоже. Я вернусь домой. Все будет хорошо, не волнуйся, — он улыбнулся, бросив на девушку нежный взгляд, тронутый ее
