СЕДЬМАЯ ВОДА НА КИСЕЛЕ…
Паша Иванов, незаменимый слесарь маслозавода два дня отгула и пару тысяч рублей в счет зарплаты у хозяина завода Максима Артемовича Попова. А так как хозяин был в эти минуты на редкость в хорошем настроении, а слесарь Пашка давно уже заслужил выходные за многомесячную беспросветную работу, то он был отпущен в «обгул» и денег ему дали.
Вечером на проходной, когда рабочие после смены направлялись домой, Людмилу Петренко остановил охранник Петр Скалозубов. Он завел ее в свою каморку, которую важно называл кабинетом для досмотра.
- Что-то у тебя, Люся, тут как-то особо оттопыривается, не пузырек ли масла припрятала?
Петр повел себя нахально, начал ощупывать ее упругие груди и талию, сильно прижал к себе.
- Пусти! – взвизгнула она. - Я не ворую ничего и никогда! Запомни это!
- Сколько мне перед тобой плясать, Люся! Чем не нравлюсь! Приходи сегодня на дискотеку, поколбасимся!
Девушка оттолкнула его, но Петр опять схватил ее и с силой прижал к себе. Она вывернулась и не удержала своего характера.
- Козел рыжий! – она выставила два пальца. - Только еще лапни – глаза выколю!
- Сама рыжая! Дура! От своего счастья отказываешься!
- А счастье – это ты что ли, убогий?!
- Какой я убогий?! Квартира есть и машину я купил, - пробурчал Петр. Девушка покрутила пальцем у виска. Он стукнул кулаком по столику и крикнул ей вслед.
- Курица! Кого ты найдешь здесь лучше меня!
Петр Скалозубов действительно, как и Люся Петренко, был несколько рыжеват. Как знали на селе, у Петра и у Людмилы был один прапрадед, рыжий и конопатый. Вот и наградил он своих потомков этим огоньком на каштановых волосах и веснушками. Но тот прапрадед по фамилии Попов относился каким-то боком и к Максиму Артемовичу, а рыжинку ему не подарил. Максим Артемович Попов тому предку - седьмая вода на киселе, родился жгучим брюнетом с темно-карими глазами, весь в свою мать «с прибабахом», как посмеивались в селе. Ни мудрости, ни человеколюбия от предка Максиму Попову не досталось. Ему исполнилось 33 года, он входил в пору зрелости, старался соответственно по статусу быть серьезным, иногда суровым. Иногда это ему удавалось, но часто перегибал палку. Так сказать, править людьми еще не научился. В деревушке Вошкино все были в некоторой степени родня, приезжих не жаловали, уважали только своих аборигенов. Только слесарь Поповского завода - Паша Иванов не относился ни к одному из деревенских кланов. Маленького его привезли родители в эту деревню с предгорного района. Вырос Пашка и женился на вошкинской красавице Наталье Поповой. Эту фамилию носила половина деревни. Сами сельчане шутили – в селе четыре национальности: Поповы, Пушкаревы, Миллеры и Скалозубовы!
Поповский завод стоял на окраине села, у железной дороги, где находились птицефабрика и элеватор. Вечером, когда начала работать вторая смена, линия по разливке подсолнечного масла в бутылки сломалась. Также случились поломки и в других цехах, где готовили халву и разливали лимонад. Кинулся Максим Артемович тормошить наладчиков, а агрегаты кроме Паши Иванова починить-то никто и не смог! Приказал хозяин немедленно вернуть слесаря на работу.
Секретарша и заведующая кадрами, Нина Даниловна Скалозубова, женщина сорока пяти лет, мать Петра-охранника, увидела, как в это время Людмила Петренко, небольшого росточка девушка, пытается починить транспортер. Нина Даниловна остановилась, чтобы понаблюдать за ней. Через минут десять Людмила довольно растирала по лицу солидол – транспортер пошел! Нина Даниловна удивилась и подмигнула ей. Жестом показала, чтоб вытерла себе лицо. Девушка беспечно отмахнулась, мол, и так сойдет, и крикнула Даниловне.
- А там вон подшипники надо сменить! 2438 и 2452! Тогда пойдет дело!
- Скажу - привезут! – ответила, подойдя к ней, Нина Даниловна и спросила.
- Кто тебя научил разбираться в этих делах?
- А никто, любопытство мое. У Паши Иванова научилась.
Люся сказала это с какой-то едва уловимой нежностью, но Нина Даниловна сделала правильный вывод: девушка к Павлику-слесарю не равнодушна. В это время Павла Иванова доставили в цех.
- Батюшки! – ахнула Нина Даниловна и повернулась Люсе. - Да он - лыку не вяжет и лаптей не плетет! Пьян в стельку!
Помычал, покачался из стороны в сторону Павлик-слесарь, а починить ничего не может – равновесия нет, потому что сильно его штормит! Стоит машина, стоит производство, а слесарь Паша руками машет. Не выдержал тут крутой до простоты и простой до крутизны Максим Артемович, схватил Пашку за грудки, стукнул по его «бубну» и дал ему пинка под зад – выкинул за ворота, как когда-то так же неоднократно выкидывал пьяного технолога.
Упал бедный Паша на четыре конечности, попытался подняться, поочередно перебирая ногами - упал на живот. Потянул себя рукой за густые кудрявые волосы, как барон Мюнхгаузен тянул себя из болота – не вышло!
Теплый летний ветерок жалостливо перебирал его светлые кудри, словно хотел ему помочь, растормошить-поднять.
Полежал Павел недолго да встал с Божьей помощью и обратно в цех. Захотелось ему высказаться. Устал работать, как скотина, « без передоху» , а тут юбилей у любимой тещи – отпраздновать надо! Это он так сказал Попову. На самом деле Паша к теще был равнодушен, он решил обмыть свою свободу – развод с женой Натальей, потому вчера что неожиданно застал ее в спальне в непристойной позе с местным кабельеро - Колькой Миллером. Спокойный Паша и в тот момент не изменил своему флегматичному характеру. Но в душе уже начал зарождаться вулкан возмущения и обиды. С минуту постоял, посмотрел на любовников, которые в своем увлечении не замечали его, и удалился на кухню. Там он взял бутылку водки, чтоб захлестнуть свой вулкан обиды, и пошел в родительский дом. Только там он успокоился, выпил с отцом, разговорился, настроился на два дня отдыха, а тут вон как: Попов опять на каторгу повязал!
После тяжелого двухдневного стресса пьяному Паше Иванову стало все равно до всего и всех. У него потемнело на душе, он потерял страх, понесло его, как машину без тормозов. А на улице солнце смеялось как ни в чем не бывало! Сияло, чему-то радовалось. И цветы красовались в заводском дворе. И все это еще больше разозлило! Вернувшись в цех, Паша взобрался вверх, на подмостки, сваренные когда-то им же самим из арматуры, и оттуда решил он обратиться к девушкам и мужчинам не просто, а как-то по - современному, в духе перестройки. Он подумал, что леди и джентльмены зазвучит как-то уж сильно возвышенно для трудового народа. Поднапрягся, призадумался и выдал.
- Уважаемые сэры и сэрухи! - и, не замечая округлившихся от удивления глаз рабочих, стал говорить легко и гладко. Он оправдывался перед девчатами и искренне, от души, ругал Максима Попова, этого Макса - «кровососа.»
- Девочки! Не могу работать сегодня! Ну, вы же видите, какой я! Да я ж не виноват, Макс сам меня в отгул отпустил? Отпустил! Денег наконец-то дал? Дал! Имею право выпить за любимую тещу! А этот козел… - он махнул головой в сторону хозяина завода, но не успел добавить еще парочку кусающих эпитетов…
- А ну, пошел во-о- он! – возмутился Максим Попов. - Я тебе дам, козел!
- А Вы, товарищ Попов, - слесарь Паша сделал ударение в его фамилии на первый слог. - Вы не орите на меня! – в этот момент он был похож на храброго зайца из сказки. Когда-то они с Максом Поповым учились вместе в школе, только Пашка на два класса младше, но играли Пашка и Максим в одной футбольной команде. Портрет этой команды сейчас висел на стене в офисе Попова. Пашка - вратарь, улыбаясь, держит футбольный мяч. А Максим Попов с задранным кверху носом - рядом с Пашкой, положил ему руку на плечо.
- Какой я тебе товарищ!? - возмутился Максим и с достоинством стряхнул ногтями свою белоснежную рубашку на груди.
- Виноват, господин Попов! - опять сделал Пашка нажим на первый слог фамилии хозяина. Максим Артемович терпеть не мог, когда его подчиненные называют по фамилии, а тут еще с таким ехидным нажимом. Еще в юности они дрались с Пашкой из-за этого самого ударения на первый слог! Взял бы Максим фамилию матери, но она ему тоже не нравилась, нерусская фамилия – Миллер, так и решил остаться Поповым.
- П-п-шел вон! – крикнул Максим Попов, взобрался наверх, схватил приятеля детства за воротник рубашки, протащил его через весь цех во двор и дал ему пинка. Приказал охранникам выкинуть «этого козла» за ворота. Встал Максим Артемович спиной к красной кирпичной стене завода, чтобы отдышаться от ярости. А тут голуби прилетели и на крышу сели. Да оба сразу и чвиркнули ему на голову и на его сияющей белизной рубашку.
- Петька! - закричал он охраннику, своему двоюродному брату. - Бери ружье! Пострелять их надо к чертовой матери!
- Да разве ж можно их стрелять? Макс! Это ж птица мира! – засмеялся Петька, снял бейсболку, отряхнул ее от уже засохших голубиных отметин, хлопнул об коленку, помял, надел ее снова и пояснил.
- Всех не перестреляешь – их тучи на элеваторе. Близко, до забора двести метров! Вот сюда и прилетают освободиться от обжорства!
Вернулся хозяин в цех, а там разборки. Девушки бросились заступаться за слесаря Пашу.
- Максим Артемыч! А ведь Паша не виноват!
- Не виноват слесарь-то! Сами ж отпустили его на выходной и позвали его прямо из-за застолья! Юбилей же у его тещи!
- Какой юбилей! У тетки Таньки в феврале именины! Сорок семь будет! Какой юбилей?! А сегодня начало лета! 5 июня! Врет он! Молчите, заступницы! Он явился на работу пьяный. Все. Точка. Не обсуждается! – Попов облизнул от волнения губы, хотел уйти, но вдруг его шатнуло в сторону – подкачал вестибулярный аппарат. А под станком - пестрая толстая кошка - мышеловка. В зубах у нее только что пойманная жирная крыса. Покачнувшись, Максим больно наступил кошке на хвост, она взвыла и с силой выдернула свой хвост из-под его ботинка. Попов сделал резкое движение руками - чуть не упал! Девчата хихикнули, прикрыв рты ладошками. Затрясло его от злости. Заказ срывался, линии стоят! А тут еще эти ухмылочки! Сегодня еще обнаружил он вдруг, что кто-то украл дорогую крупную часть от сливной машины, конус.
Приказал собраться Максим Артемович рабочим со всех трех цехов, начал ругаться и понесло его в сторону величия.
- Ну что, народ? – презрительно обратился он к рабочим. - Кто конус свистнул? Кто видел, кто взял? Кто на шухере стоял? Докладайте!
- А что такое конус?
Пока Попов объяснял, как выглядит конус, Людмила Петренко тихо сообщала подружкам.
- Я видела. В окошко. Пока эти господа с русалками в сауне развлекались, конус погрузили и увезли на КАМАЗе… А русалки обслуживали этих балбесов! Вино им преподносили, в бассейне с ними купались. Я в окошки смотрела! Ой, девочки, я обхохоталась…
Она рассказала, как голый Попов вышел из бассейна и растянулся на полу, как кинулись его там все, тоже голые, поднимать да все и попадали!
- Молчи ты! Вечно ты все знаешь да видишь, любопытная сорока! Все равно он не поверит! Свои ведь они все. Ворон ворону глаз не выклюет! Ты, рыжая, лучше его братков не упоминай! – строго продолжал Пушкарев Вениамин Карлович, бригадир цеха, и погрозил ей пальцем. – И не подглядывай за господами, когда они изволят отдыхать!
- Не могу я, - весело отозвалась Люська, - был раньше хороший
