Лето взросления

... Заглянув в распахнутое настежь фрамугами наружу окно, он увидел, как она о чем-то разговаривает с подругой. Незамеченый, оглянувшись, чтобы впервые так явно проявившееся желание не бросилось в глаза кому-нибудь, он встал за угол девчачьего корпуса с твердым намерением ждать, когда она останется в палате одна.
  Корпус стоял в стороне, у самого забора, на краю опушки. В заборе был пролом, а за ним - малозаметная тропинка, как раз такая, чтобы сразу скрыться от посторонних глаз. Ему очень хотелось остаться с ней наедине.
  Когда-то они сидели за одной партой. Давно, классе в пятом. И она не прочь была дружить... Правда, его тогда интересовали другие вещи и её попытки обратить на себя внимание ни к чему не привели.
  Снова он заметил её лет в четырнадцать. И все ему в ней стало нравиться: и среднего роста фигурка, и светлые, собранные в конский хвост, волосы, и голубые, небесной прозрачности глаза. И активный, задорный, боевой характер, и прямая, без обиняков речь, и принципиальность. Естественно, и появившиеся где надо девичьи округлости он тоже заметил и оценил. И ещё одно он отмечал особо: в то время, как другие девчонки, ещё робко и неумело, тайком от родителей и учителей осваивали искусство макияжа, она, эти глупости игнорировала напрочь. И он стал представлять, как было бы здорово... вечером... погулять... поговорить о поэзии (он тогда увлекся Есениным)...
  Однако в девятом он решил стать мужчиной и записался в парашютную секцию аэроклуба. Школа, учеба и... она отошли на второй план. Ради занятий он сбегал с последних уроков, приезжал домой чуть не последним автобусом, разругался с милейшей классной, которая обеспокоилась его резко упавшей успеваемостью. Забросил лучшего друга и любимого эрделя Цаяна... Все ради того, чтобы три месяца спустя прийти в класс со значком спортсмена-парашютиста третьего разряда.
  А потом наступило лето. И они в последний свой раз поехали в ЛТО, лагерь труда и отдыха. Помогать пригородному совхозу.
  И как будто все складывалось в его пользу. Даже командиром лагеря, объединившего две школы его выбрали. И снова он думал, как они друг другу подходят - и энергичностью, и принципиальностью. И красивая она, конечно...
  А сегодня он решил объясниться. Хотел ещё днем, когда пропалывали ряды молодых груш в совхозном саду. И предложил ей работать вместе, на ряд ставили по двое. Проигнорировав при этом друга, в расчете, что тот поймет.
  Но неожиданно она предпочла друга. И тот принял её предложение! А он, встав на соседний ряд, из упрямства или злости не взял напарника и тащился за ними, стараясь не отстать и прислушиваясь к негромкому их разговору...
  Во второй половине дня по плану был конкурс. "А ну-ка, парни." После работы энергии хватало и на соревнования, и на танцы потом. Конкурс был личный, на команды делиться не стали. Он решил, что выиграет. Кросс, стрельба, заплыв на сто метров, подтягивание, отжимания...
  На последнем виде он оторвался от ближайшего преследователя очков на семьдесят. Отжимания увлеченно, с ободряющими возгласами, считали девчонки. И она в их числе.
  Последний соперник сдулся, а он зафиксировал про себя: "семьдесят пять..." и неспеша поднялся.
  Здоровенный арбуз, первый приз, они унесли в столовую. До ужина оставалось немного времени. Потом - по желанию, кто - на речку, кто в футбол, кто на дискотеку под магнитофон. Сегодня он пригласит её. Положит руки на талию. Потом проводит на место. Задержит её пальцы в ладони. Потом они снова будут танцевать, и он позовет её погулять. Вдвоём.
  Среди одноклассников и всех желающих расправиться с арбузом он её не обнаружил. И пошел искать. И нашел в палате в компании подружки. И уходить та, похоже, не собиралась.
  Наверное, его все-таки заметили раньше. Когда он, подтянувшись за карниз, заглянул внутрь, она даже не обернулась. Подружка бросила взгляд вполоборота. Непонятный взгляд. Не то насмешливый, не то сочувствующий. Но информированный точно.
  Он позвал её по имени. "Что?!" - резко и даже раздраженно бросила она. "Я хотел... Пойдём погуляем..."
  "Не могу." Он сделал ещё попытку: "Почему?" "Не могу и все!" "Ну, ладно..." - он спрыгнул на землю.
  Сквозь пролом в заборе он вылез за территорию и побрел куда-то. В окрестностях было немало мест, где они с пацанами ещё в прошлые годы "испытывали себя". Один заброшенный карьер чего стоил. Или метров шесть почти гладкой базальтовой стены. Да просто овраг, с одного края которого на другой ветром повалило здоровенные, выбеленные временем, стволы старых осин. Его тянуло на приключения. Энергия требовала выхода. И никого не хотелось видеть. Друга в первую очередь.
  ... О чем они разговаривали?
Метрах в двадцати за ветвями грушевых деревьев зеленела её "бамовка", студенческая куртка, предмет своего рода гордости. "Слышишь, время звенит: БАМ!" Подарок старшего брата-студента политена. У него тоже была такая, сестра, вернувшись из стройотряда отдала. Удобная куртка. Прочная и карманов много.
  Рядом с ней, с другой стороны, тяпал траву дружок его лучший, свелым пятном выделялась клетчатая его рубаха.
  Приближаться ещё он не хотел, чтобы не показывать интерес уж слишком явно. Хотя чего там... Кого он хотел обмануть.
  Они говорили о будущей учебе. Лето было предвыпускное, многие уже определились с выбором и готовились. Для кого-то, вроде него, существовали варианты...
  Из обрывков фраз, которыми они изредка перебрасывались, он понял, что она собирается в политен. Брат там, от дома недалеко, мама больна... А слова друга стали неожиданностью. Ни намеком он не обмолвился о своих планах ему. В училище военное собрался. Автомобильное. "Автомобиль, скрипка и... дружок." Ну не хватал он звёзд с неба. Хотя и знал много. Увлекался астрономией и часами мог рассказывать о них, сидя у рыбацкого ночного костра. На первые роли не претендовал, пëр, скорее, по проложенной уже колее. Усидчивый, прилежный, выносливый. Мягкий с виду. Но стержень в нём был. Когда уж очень сильно давили, и драка, казалось бы, была неизбежна, он сжимался в тугой комок и... уходил. Его не трогали.
  Он же весь последний год бредил парашютами. И поступать собирался в единственное на всю страну училище ВДВ. И аэроклуб с парашютными прыжками ему был нужен исключительно для этого. Вариантов учёбы на гражданке тоже хватало. Предполагаемый балл аттестата позволял поступать чуть не в любой ВУЗ города и региона. Сестра тянула в математику... Но сейчас, когда дружок тихой сапой легко снял с его мечты романтический армейский флер, выбора не было. РВВДКУ. И точка. "Ну а девушки? А девушки потом..."
  Сегодня был его день! И все должно было получиться! Должно... "Молчи, пауза, ха-ха два раза..."
  Он повернул к лагерю. Ужин закончился, и со стороны столовой уже доносились звуки первых медляков для "подрастающего поколения". Он подумал, стоит ли ещё раз пройти мимо её корпуса. Убедиться, а вдруг и правда не может, сидит в палате, скучает, нездоровится...
  И встретил другую. Девчонку из класса годом моложе. По иронии носящую то же имя. И это было единственное, что их объединяло. В остальном же... Они были знакомы по занятиям в танцевальном кружке Дома пионеров, ещё до аэроклуба. В гимнастическом трико и юбочке-пачке, стройноногая, как все танцовщицы. Тёмно-каштановые волосы, остриженные до плеч, карие блестящие глаза и улыбка, кажется, не покидающая немного скуластого лица.
  Она как-то быстро и сразу стала округляться. Маленькие груди задорно и не скрываясь лезли в глаза. Когда они оказывались в паре, его рука сама непроизвольно старалась, улучив момент, подняться выше талии и коснуться, почувствовать наощупь эту видимую упругость...
  Она ощущала свою пробуждающуюся женственность. И не стеснялась её. И замечать на себе заинтересованные взгляды парней ей нравилось. С ней гуляли многие.
  И вот теперь совсем недалеко от лагеря, на "пацанской", не для прогулок с девушками, тропинке она встретилась ему. "Привет, ты что тут делаешь?"
  "Гуляю..." - она травинкой отмахнулась от комара.
  Он хотел пройти мимо, но остановился. Посмотрел в оливково-блеснувшие в сумерках глаза. Она взгляд не отвела. Взяв её за руку, он повел её снова длинной дорогой вокруг лагеря. Все, что предназначалось не ей, он демонстрировал здесь и сейчас. Читал про Шаганэ и про "алый цвет зари", рассказывал про страх первого прыжка и щемящее чувство восторга от парения над землей, спрыгивал с каких-то уступов, демонстрируя правильное приземление... А обнять решиться не мог. И ругал себя за трусость. И только, как бы невзначай, касался её талии там, где тропинка делала поворот или ныряла в канаву... А она на все его потуги произвести впечатление отзывалась лишь знакомой, ни о чем не говорящей улыбкой.
  Он привёл её на сопку, нависавшую над столовой. Там, на склоне в зарослях дикой черемухи была условно потайная лавочка для желающих уединения. За много лет на ней не осталось свободного места, сотни перочинных ножиков изрезали, избороздили всю её инициалами, пробитыми сердцами, зашифрованными признаниями и даже попытками изобразить портрет дамы сердца...
  "Я устала..." - сказала она, молчавшая всю дорогу. И присела на краешек скамейки. Он готов был зуб отдать за то, что она здесь не в первый раз, как-то очень удобно она села. Скрестив руки на груди и боком притулившись к спинке. Встряхнула головой и рукой отбросила назад капризную челку. И прямо, как зная, что будет дальше, посмотрела на него.
  Он протянул руку и положил ей на плечо. Она закрыла глаза. Рука скользнула вниз и почти сразу в неё лег упругий холмик. Он сжал его, видимо, сильно, потому что она охнула и накрыла его ладонь своей... Он заторопился, стал другой рукой расстегивать пуговицы на её блузке... было неудобно, и пальцы все не могли ухватить мелкие эти пуговицы. Наконец он справился и уже свободно, не обращая внимания на слабое её сопротивление, блуждал руками, стискивал маленькие её груди с неожиданно большими сосками, прижимал её к себе, чувствуя, как остро они упираются ему в грудь...
  Она запрокинула голову с полуоткрытым ртом, дыша часто и словно всхлипывая. Он посмотрел, куда был направлен её взгляд. Над их головами сквозь черемуховые ветки вверх дном висел Малый Ковш.
  Он повернулся к ней, низко склонился над её лицом, снова сжал теплую и приятную девичью грудь. И впился в приоткрытые её губы. От неумения и захлестывающего желания он снова сделал ей больно. Она с усилием вырвалась. "Дурак! Чо кусаешься-то?" - в голосе прозвучала неподдельная обида. Он отодвинулся. "Извини, я не хотел". "Не хотел... А зачем гулять повел? Блузку всю измял..."
  Где-то неподалёку ночная птица протяжно проводила затянувшийся, переполненный событиями, день.
    Внизу, в столовой врубили последний на сегодня медляк. Белый танец. "Бывают дни, когда опустишь руки..."
  Он пожалел, что сейчас не там.