1.
"Куда ты меня привез?" Женщина в светлом кашемировом пальто и шляпе с полями выглянула в открытую дверь такси. Некое сомнение читалось в ее взгляде, но она все же вложила узкую руку с длинными пальцами, обтянутыми тонкой кожей перчатки, в его ладонь.
Он сунул таксисту купюру, отмахнулся от сдачи, и, поддержав спутницу под локоть, помог выйти из машины. Таксист поднял кулак в прощальном приветствии, и машина покатила назад, высвечивая фарами глянцевый асфальт в бело-серых ошметках мокрого снега и их, стоящих на поребрике возле темной туши дома периода строительства общества светлого будущего. Разворачиваясь, такси вспыхнула красными стопогнями и, бодро взревев, скрылась за углом.
Не отпуская её руки, мужчина повернулся и шагнул в сторону высокого крыльца. "Пойдём." С легким сопротивлением, но она все же подчинилась, сделала шаг за ним, переступив антрацитово блестящую лужу.
Дом был большой, со следами косметического ремонта на стенах, с крохотными декоративными балкончиками и... кажется, совсем неживой. От него пахло запустением и ненужностью.
"Где мы?" - снова спросила она уже с беспокойством в голосе.
Ещё часа полтора назад женщина сидела за столиком в самом дальнем и от стойки и от эстрады углу, потягивая аперитив от бармена, приметившего новое лицо, как только она появилась на пороге зала, заполненного клубами табачного дыма, пропитавшим стены запахом крепких напитков и мужского пота. И хриплым голосом певца, склонившегося над гитарной декой в свете одинокого софита, круглым пятном отражённого на чёрном заднике. Пением это трудно было назвать, как и игрой те удары едва ли не кулаком по струнам, в одному гитаристу ведомом ритме. В особенно акцентированных местах гитара словно вскрикивала, подбадривая хриплый голос то ли сорванный, то ли сожженный крепким алкоголем. Высокий стакан стоял рядом на низком столике, и время от времени бармен подливал в него. Следить, чтобы стакан не пустел, видимо, входило в его обязанности.
Это не было пением. Это был монолог, разговор с самим собой средних лет мужика, которому, кажется, и реакция зала была до лампочки, голой, без плафона, болтающейся на длинном витом проводе над его головой. Но народу почему-то нравилось. В паузах, означавших окончание очередной песни, когда музыкант прихлебывал из своего стакана, раздавались хлопки и реплики: "Давай еще!"
В этот бар с дурацким названием MOODY's, сине-зеленым неоном мерцавшим из проходного двора, она попала случайно. Абсолютно, в этом она была уверена. Обычно её водили в другие заведения. С высокими потолками, зеркальными стенами, обилием света и стильной обстановкой.
Но сегодня она приехала к этому... да козлу, что подбирать слова... без предупреждения. Дома вдруг стало нестерпимо тоскливо. И даже интенсивное поглаживание и теребление толстого кота не оказало обычного терапевтического эффекта. До крайности эгоистичное животное отказалось поднимать ей настроение и, вырвавшись, вперевалку уползло в спальню, где и осталось ждать, когда закончится мерзкий мартовский вечер с заполонившей мир паутиной дождя и пробирающей до костей сыростью. Ей, вполне, как она считала, самостоятельной и независимой, как-то внезапно захотелось тепла. Рук... дыхания в макушку... уютного халата и тапочек... и большой кружки горячего пахучего чая... Когда-то это было... Когда-то давно. Было да сплыло. Она вызвала такси. Наспех собралась, не забыв, однако, сиреневое, как он любит, белье. Остальное - свободная блуза с апашевским воротом, вольно струящиеся по ногам брюки, им подаренное колечко - было менее важно. Да, текилу не забыть. Она хотела позвонить. Но... что-то удержало.
Робот-диспетчер доложил, что такси ждет, и она, захлопнув дверь, нажала кнопку лифта. Вечер обещал быть... да ничего он не обещал. Паутина дождя облепила лицо. Бррр... Машина рванула с места.
