другу и обнимаемся. Вновь предостерегающе кричит Жак, но мы не обращаем внимания на его возгласы. Любимый гладит меня по волосам и целует в лоб, щёки, губы. Я просто прижимаюсь к принцу и продолжаю лить слёзы.
Слёзы по тому, что могло быть, но уже не будет никогда.
- Я люблю тебя, - шепчу и ощущаю, как грудь вот-вот разорвётся на части. – Я так тебя люблю.
- Я тебя тоже люблю, - Карл отстраняется и глядит мне в глаза. – Именно поэтому я здесь.
- Чтобы убить меня? – я слабо улыбаюсь. – Убить кровожадную тварь, убивающую ни в чём не повинных людей. Детей…
- Нет, - лицо Карла темнеет, и он на мгновение закрывает глаза. – Возможно, я совершаю большую ошибку, такую же, какую в своё время совершил дед, но я чересчур сильно люблю тебя, чтобы позволить убить. Бель, Жак погрузит тебя в сон, как прежде усыпил Катрину.
- А что будет с ней? – поразительно, но судьба «моей крёстной феи» мне действительно небезразлична.
- Она тоже уснёт, - Карл гладит меня по щеке. – Ты – в своём склепе, она – в своём. Жак говорит, что это похоже на обычный человеческий сон. Ты даже сможешь видеть сны.
- Да, я знаю. – Катрина рассказывала. Но я не стану говорить любимому, какие кошмары терзали её во время полувекового сна. – И когда?
- Сейчас, - Карл печально улыбается и указывает рукой. Вокруг – настоящее кольцо огня. Звуки словно прорываются, через невидимую преграду и я слышу крики охотников и лай собак. И ещё, чувствую концентрированную человеческую ненависть. Если бы ненависть была чем-то материальным, я бы уже умерла. – Иначе даже я не смогу их всех остановить. Но я буду с тобой почти до самого конца. А пока, я провожу тебя к…Месту твоего сна.
Мы идём, держась за руки и, кажется, присутствие любимого ограждает меня от ненависти озлоблённых людей. По крайней мере, я её больше не чувствую.
Ангелы у входа продолжают лить свои слёзы. Но теперь я точно знаю: эти слёзы – насквозь фальшивы. Нужно не оплакивать умерших, а помогать им, покуда они живы. Потом им станет уже безразлично, скорбишь ты или нет.
- Знаешь. – говорит Карл и в его голосе звучит мука. – Я так хотел , чтобы ты стала моей женой. Представлял нашу свадьбу, пышное торжество, цветы и тебя в белом платье. Таком, в каком ты была на том балу. Главное, чтобы вновь не сбежала, потеряв туфельку.
- Но я сбежала, - тихо говорю я, крепко сжимая руку любимого. – И теперь, уже навсегда. Прости меня.
Он не отвечает, лишь на мгновение сжимает пальцы.
Склепы вокруг и статуи плачущих женщин кажутся призрачными видениями, чем-то ненастоящим, несуществующим на самом деле. Не только они, но и люди, которые притаились за огненными кольцом, вокруг кладбища. Их нет. Есть только любимый рядом и его рука в моей руке – точно якорь, который продолжает удерживать меня в реальности.
Очень скоро этот якорь исчезнет.
Катерина стоит в дверях своего склепа и смотрит на нас. Чёрные волосы уложены в сложную причёску, платье – то самое, с большим декольте и обнажёнными плечами. Катерина говорила, что будет в нём, когда освободится из плена. Стало быть, она поняла, что всё кончено. Катерина криво улыбается, и её силуэт растворяется во тьме склепа.
Не хочется, чтобы наше путешествие заканчивалось. Я помню, так уже было, когда я провожала папу в последний путь.
Сегодня в последний путь милый провожает меня.
И наш путь окончен.
Но мы здесь не одни. Возле фамильного склепа королевских лесничих меня поджидает та самая мёртвая девочка. И в этот раз я до конца понимаю, что же натворила тогда. Это больно, очень больно, понимать, какой мерзкий поступок ты совершила и не иметь возможности что-то изменить. Сейчас бы я не стала убегать от охотников и позволила бы им убить себя. Папа, папа, ты как всегда был прав.
- Прости меня, - тихо говорю я. – Если только это вообще возможно. Я очень виновата и мне нет прощения, но всё же…
- Ты-то сама себя прощаешь? – спрашивает девочка, и я отрицательно качаю головой. – Так чего ты хочешь от меня?
- Не знаю. Наверное, ничего. Понимаю. Хорошо уже то, что я больше никому не смогу причинить вреда.
- Это хорошо, - соглашается девочка и вздыхает. – Знаешь, когда я подумаю, куда ты попадёшь, то понимаю, что моя участь – ещё не самая худшее. Да, ты это заслужила, но…Искупление – подходящая цена, за твоё преступление. Да, Аннабель, ты прощена, спи спокойно.
И она исчезает. Пока мы беседуем, принц стоит спокойно, и на его лице нет признаков удивления. Потом Карл отпускает мою руку и крепко обнимает.
- Время, Белль, - говорит он и целует в губы. – Я всегда буду помнить тебя. Помнить и любить.
- Я люблю тебя, - мы последний раз целуемся и я отступаю в двери семейного склепа. – Прощай, любимый.
- Прощай, - Карл отступает в сторону, и я вижу Жака с книгой в руках. – Мастер, приступайте.
Жак начинает глухо бормотать, и я ощущаю, как невидимая сила отодвигает меня от входа. Так, будто кто-то невероятно сильный толкает меня в грудь подушкой. Карл последний раз вяло улыбается и повернувшись, уходит прочь. В последний миг успеваю заметить, что щёки любимого блестят от влаги. Я тоже плачу, а после медленно отступаю вглубь своего вечного пристанища.
Но перед глазами – не саркофаги и тёмные ниши. Я вижу весёлое пламя в очаге, танцующее на чурбаках свой хитрый танец. Я сижу в гостиной нашего дома и играю с соломенной куклой. Её, как и меня зовут Аннабель.
- Анни, пора спать, - голос папы едва слышен и я делаю вид, будто ничего не происходит. – Анни, солнышко, уже поздно, пора ложиться спать.
Тяжело вздохнув, я медленно спускаюсь с высокого кресла, которое папа поставил у камина и, сжимая Аннабель в объятиях, неуклюже карабкаюсь по высоким ступеням на второй этаж.
- Анни, где ты, радость моя? Подушки и одеяло уже заждались.
Веду пальцами по холодным стенам, скользким от мха. Буквы, выбитые в камне, выкрошились, так что уже и не понять, кто тут погребён.
Коридор, ведущий к спальне, кажется таким длинным и страшным, как аллея в тёмном лесу, из папиных сказок. Бегу изо всех сил, прижимая куклу к груди. Кажется, вот-вот страшное чудовище выскочит из темноты и унесёт прочь. Так страшно, что хочется верещать изо всех сил.
Вот и вход в спальню. Здесь горит тёплый огонь, и папа сидит на краю кровати. Он улыбается, глядя на меня.
- Анни, доченька, пора спать.
Пора. Я ложусь на плиту папиного саркофага и подкладываю ладони под щёку. Именно так я засыпала в детстве. Кто-то садится рядом, но я не вижу, кто. Глаза слипаются, и невероятно хочется спать.
- Спи, милая, - теперь я знаю, кто рядом. Папа гладит меня по голове. Спи, Анни. Сладких тебе снов.
И волны мрака медленно уносят меня прочь.
