Курица Марсера

Мэтт Марсер считал, что каждый человек должен заниматься тем делом, которое ему удается лучше всего. Ирония в том, что Марсеру одинаково хорошо удавалось слишком много и всю его жизнь лихорадило. Он начал свой путь с воровства и побега из дома, надеясь с некоторой суммой выбраться в большой город из забытой всеми богами деревни. Но по пути в город был трижды остановлен мелкими шайками – в первый раз лишился украденных денег, во второй – камзола и шляпы, а в третий, когда решительно нечего было отдать, попал уже в банду сам.
Марсер был худым и ловким. Он стал карманником, вором и игроком всех мастей, одинаково замечательно разделывая своих соперников и в кости, и в карты, и в «стаканчики» и вообще в любую трактирную игру.
Но Мэтт быстро понял, что должен идти, ведь человеку всегда нужно куда-то идти, если не хочет он потерять себя и желает остаться человеком. Мэтт и пошел. Был честной трудягой и плутом, шутом и уличным бардом, подмастерьем и немножко целителем. Его били, грабили, опаивали, уважали, помогали, устраивали и сам он отплачивал тем же, не гнушаясь и плутовства, и шутовства и прихода на помощь.
Странная двойная жизнь пропащего человека смешалась с благородством. Отдать последние медяки, имея пустой желудок, нищенке? Это про Мэтта. Украсть кошель с деньгами у противного горожанина, когда монеты есть, но чисто из вредности – тоже про него. Написать оскорбительную балладу чисто от скуки? Это все Марсер.
От природы неглупый, он быстро учился, а еще быстрее находил лазейки, отбрасывая на интуитивном уровне все то, без чего можно обойтись, и оставляя себе лишь сухую выжимку. Впрочем, не всем полученным Мэтт пользовался. В закромах его умений таились, к примеру, навыки вышивкой гладью, популярной на востоке – еще и двух видов: петлями и двухсторонней.
Так или иначе, но скоро пути Мэтта Марсера, устав бросать его жизнь, как мячик, из стороны в сторону, привели его к сану священника и дали ему в жены вдову с детьми. Мэтт был счастлив.
А позже и сан священника тихой деревни сменился на сан священника королевского двора земли де Горр. Мелеагант де Горр, тогда еще принц, долго изучал все дела по Мэтту Марсеру, не зная, послать его на виселицу или отпустить с миром. И только друг детства Мелеаганта – граф Уриен Мори, предложил сделать столь противоречивую личность священником и понаблюдать. Они даже заключили пари, желая посмотреть – выдержит ли в довольно необычных условиях Мэтт.
Необычность же условий исходила, прежде всего, от самого Мелеаганта де Горра – он был обладателем редкой магической силы, которую держал в тайне, и имел прислужников, которых называл «тенями». Тени эти были как маленькие зверята с людскими повадками, они мурькали что-то свое, выпрыгивали из стен и пола, ходили сквозь предметы и сверкали желтыми глазами. Идеальные шпионы, и в общем-то, неплохие существа, любящие, как оказалось, сладости, но предыдущего священника довели до самоубийства одними своими появлениями, вот Мелеагант и решил испытать веру Марсера.
Но священники бывают разные. Этот был из боевых, и, вооружившись святой водой, чертополохом, и вообще, всем, что попадалось ему под руки, Марсер отвоевывал свое право на место, прекрасно понимая, что все это испытания, а не рядовой случай в земле де Горр.
Тени обижались, скулили, мурькали, шипели, но сдались, когда прошел установленный Мелеагантом срок и Марсер стал полноправным членом двора.
Впрочем, были и другие сложности. Например, некоторые другие обитатели двора Мелеаганта. Марсер привык к знатным дамам, лицемерным герцогам, странным графам, но вот такие, как фея Моргана…
Из фейского в ней не было ничего. а вот из ведьминского – все. Интриганка, циничная от травм и лишений, не злая, на самом деле – она была таким человеком, который, во-первых, нуждался в заботе, а, во-вторых, первого, кто предложил бы эту заботу, подрала бы в клочья.
Ну, не считая Мелеаганта, который был не лучше характером, его жены – целительницы Лилиан и самой миролюбивой сущности, графа Уриена Мори, который не скрывал своего влюбленного взгляда и…рыцаря Ланселота, который прошел с ней множество скитаний и самоотверженно нес на себе этот крест.
Это не значит, что она их не задевала. Это значит, что, задевая их, Моргана извинялась. Мелеагант сам был не лучше и потому не реагировал, Лилиан натренировалась в своей жизни и не на такое, Уриен слепо любил, а Ланселот на все сочувственные взгляды отвечал:
-Друзей не выбирают.
Впрочем, Моргана никогда не была плохой. Она была человеком, который отстраивал Камелот, защищал земли де Горр и, при желании, мог сделать все: от кодификации рыцарских грамот от начала британских земель, до отбивания города от тех, кому надоело жить.
Но когда судьба дает человеку или не совсем человеку какую-то силу, она отнимает что-то. Так, например, Мэтт Марсер не мог научиться боевому владению мечом или кинжалом. Мелеагант де Горр не научился доверять людям (даже друзьям детства), Лилиан не умела перебороть свое вечное смущение от внимания, прикованного к своей персоне, Уриен – выбирать себе мирную жизнь, а Ланселот перестать спасать всех, и думать, прежде всего, о себе. Что до Морганы, то та не умела готовить. Вообще.
Ее супом можно было, наверное, пытать. Она следовала рецепту, хмурилась, но ее руки, умело плетущие заговоры и интриги, норовили опрокинуть котелок или нашинковать картофель вместе с землей, или пересолить, или еще что-нибудь в этом духе. Выходило несъедобно. Все прилипало к котелку, любая пища отдавала гарью. И Моргана ничего не могла с этим поделать.
Благо, она редко готовила. Но иногда на нее находило что-нибудь вдруг и Моргана, чаще всего, как извинение, предлагала Ланселоту, страдавшему чаще других:
-Давай я тебе хоть рубашку зашью…
Ланселот благоразумно отказывался. Любой стальной предмет в руках Морганы – герцогини Корнуэл, сводной сестры короля Артура, феи и ведьмы одновременно, только выглядел безобидно.
-Или пирог приготовлю, - продолжала Моргана, - мне тут рецепт дали, точно должно получиться.
И Ланселот, опять же, весьма благоразумно, снимал рубашку.
Моргана знала свою особенность. Однажды попыталась таким образом отвадить ухаживания графа Уриена, накормив его очередным, совершенно невозможным творением. Граф честно пытался съесть что-то, похожее на горелую вату. Проходящий мимо Ланселот узнал творение Морганы по запаху и, увидев сосредоточенное лицо графа, спросил:
-В первый раз?
-Я ее люблю, - граф Уриен мужественно пытался съесть хоть один пересоленный кусок. – Очень…
-Тогда лучше не ешь, - посоветовал Ланселот, - это не принесет тебе пользы. Уж мне можешь верить.
И рыцарь горько вздохнул. Он лучше всех знал, как может свести живот от изысков Морганы. Благо, ее положение и титул позволяли ей вообще не трогать пищи ничем. Кроме вилок. Все были этим довольны и живы.
***
Мэтт Марсер ловко управлялся с любыми делами. Будучи священником, он стал обитателем скромной кельи, переводя все жалование жене и детям. Сам же довольствовался малым и постным, не ища, впрочем, ничего более соблазнительного.
Встав рано утром, совершал краткую молитву, умывался ледяной водой, разбирал полученные письма, писал список дел, шел подмести двор у церквушки вместе с послушниками, после чего проводил службу, беседовал с прихожанами, и, если не было больше запланированных и срочных дел, отправлялся либо по деревням, либо обучал послушников, либо делал что-нибудь руками. В последнее время ему очень нравилось вырезать ножом фигурки.
Мэтта успокаивал сам вид дерева. Он брал мягкие породы – липу, осину или ольху, вымачивал драгоценную древесину, запаривал ее, просушивал и очень расстраивался, обнаружив на древесине после просушки мелкие трещины – такое дерево никуда не годилось и приходилось ненужное выпиливать. В этом  Марсер тоже находил что-то поэтичное, и выпиливая негодное, напевал песенки собственного сочинения:
-То, что не нужно, уходит,
Остается лишь то, что годится.
Мастер твердой рукою выводит
Жизнь: зверье, луну и лица.
То, что не нужно, в землю пойдет,
Ты, друг мой, то рукою не трожь.
Новая жизнь кусок дерева ждет,
И дарит черты ей нож.
Песенки такого рода были бесконечными, но Мэтт даже не обращал внимания. Ему нравилось давать дереву форму – наносить контуры тонкими полосами краски, превращая брусок в животное или птицу. За людей Марсер пока не брался.
Потом он старался как можно изящнее обрубить ненужное по контуру и уже тогда – самыми тонкими ножами придавал детали – сглаживал углы, наносил объем и придавал черты. И тоже напевал, напевал бесконечно:
-Глаза еще слепо глядят,
Но только мгновение, и…
Вот не слепые, а спят,
А вот открылись и видели дни.
Но в одно утро, как всегда – особенное, Марсер не успел заняться деревом. То есть, он сел в маленьком дворике церквушки, удобно устроился, уже представляя, как брусок липы, вымоченный и запаренный в течение трех дней должен стать медведем, но…
Откуда-то потянуло гарью. Сначала запах был слабый, потом сильнее и сильнее… Мэтт сдался и пошел на запах.
***
Источник нашелся быстро и оказался Морганой – почему-то виноватого вида, и Ланселотом, вида определенно философского. Вернее – тем, что они (или, вернее – она), устроили.
По останкам в костре Мэтт опознал курицу. Несчастный труп птицы был, очевидно, признан еретиком и за это его растерзало до углей пламя.
Мэтт, уже наслышанный о кулинарных навыках Морганы, выразительно посмотрел на Ланселота.
-На меня не смотри, - сразу обрушил Ланселот, - я тоже только пришел. Моргана, а Моргана?
Он обратился к ней предельно ласково, как обращаются к человеку, который очень сильно провалился, но ты его любишь и ценишь, а потому вместо: «ты что учудил?», зовешь его по имени предельно ласково…
-Не, ну а что она! – запальчиво выпалила советница Мелеаганта, почтенная герцогиня и интриганка.
Аргумент был сильным. Моргана, впрочем, решила объяснить.
-Я хотела сделать подарок, приготовить что-нибудь вкусное к празднеству Уриена. У него скоро день рождения, и я решила, а она…она вот.
О том, что Моргана, хоть и убегает от ухаживаний Уриена Мори, но расположена к нему предельно, все знали. Впрочем, вслух не заговаривали. – каждому хотелось жить.
-Ну, это ничего, - Ланселот, по старой своей привычке, стал утешать Моргану. – Это неважно. Это мелочь. Ты и без всякой курицы замечательная, умная.
-Но курица самое простое, а я даже это испортила! – Моргана досадовала.
-Да кто ж так готовит – то…- не выдержал Мэтт. – Это же курица – нежнейшее создание!
В одном из навыков Марсера приготовление курицы имело особенно место. Когда-то благодаря этому навыку, Мэтт неплохо заработал, а еще больше – получил уважения, потому что он один жарил курицу так, что добавки просили даже самые ненавистники птицы.
-А как?  - Моргана мгновенно ожила и с надеждой взглянула на священника.
-Молодежь…- вздохнул Мэтт, ощущая себя по жизни наставником всем, хотя, сам был немногим старше Морганы. – Ну да ладно. Завтра приходите ко мне в полдень на кухню, я вам покажу, как это делаю я!
-Приходи…те? – не поняла Моргана и кивнула бесцеремонно в сторону смирившегося Ланселота, - а он-то здесь не виноват.
-Я не оставлю тебя в таком