Юг. Сентябрь. Середина его. Световые дни укорачиваются на глазах. В ранних, но густых комариных сумерках выхожу за калитку своего домовладения с пустой трёхлитровой банкой и с фонариком, и шагаю к дому, что в соседнем проулке. Там коровка Ева, уже ставшая однажды героиней моего стихотворения, и её хозяин Николай, как обычно подготовили для меня вкуснейшее парное молочко, за которым я и курсирую вечерами, всякий раз любуясь полногрудой луной, дородней и яркой, точно ослепительная по красоте, зрелая кубанская казачка.
В этот час, пока движусь туда, она находится впереди меня - высоко-высоко, что ничуть не уменьшает её размеры и силу свечения, буквально во весь тёмно-фиолетовый небосклон. И потому фонарик включаю только на обраном пути, уже с грузам в руках. В это время светило перемещается за мой затылок, но разливает свет по горнему плато ещё ярче. Однако здесь, на тверди земной, на горбатой уличной дороге, мне необходимо добавочное освещение, чтобы не оступиться и не разбить стеклянную банку с тёплым молоком. Потому ступаю неспешно, внимательно смотря под ноги. И лишь у калитки оборачиваюсь и снова любуюсь небесной очаровательницей, пока ревнивые комарики не начинают заедать меня, загоняя в дом. Но и там из веранды-светёлки мне виден повсеместный лунный разлив, в котором утопает наш палисадник и огромная старая верба у забора с длинными распущенными перед сном, будто позолочёнными ветками-волосами.
И, уходя в комнаты дома, я мысленно желаю доброй ночи ей и всему подлунному миру.
