МОРСКОЙ КНЯЗЬ Часть 3 (1)

Третья часть
1
Порядок движения был таков: в центре походного поезда ромеи, в голове и хвосте дарникцы. Это позволяло стратиотам чувствовать некое свое главенство, а Дарнику давало возможность, присматривая за «своими», видеть и что творится у союзников. Продвигались не очень спешно: 25-30 верст в день, вместо обычных сорока. Надо было как следует втянуться в этот бесконечный марш и дать возможность догнать себя тем, кто еще хотел присоединиться к их войску. Ну, а главное больше времени оставить на всевозможные боевые упражнения. Каждый день князь к своему головному отряду присоединял сотню из хвостовой части, дабы увеличение вечернего повозочного стана шло более-менее ровно. Ромеи же продолжали строить свои квадратные фоссаты, хорошо еще, что объединяя в них кавалерию с пехотой.
Через три дня на развилке дорог, ведущих из Новолипова в Гребень их поджидала новолиповская дружина, приведенная туда заранее посланным княжеским гонцом. Вместо обещанных Зыряем двух сотен, в ней оказалось полных три, причем должным образом оснащенных, с 30 большими повозками и 10 камнеметными колесницами. Зыряй предлагал свернуть здесь всему войску на дневной отдых на юг к Новолипову, вместо этого Дарник приказал поворачивать на север к Гребню. Борть довольно улыбался: ему ясно было, что задумал князь, Корней тоже догадывался, один только Леонидас недоумевал:
– Зачем нам делать такой крюк?
– Это все же как-никак мой город. Возьмем пополнение и пойдем дальше, – говорил Дарник.
– Пускай это пополнение само нас догоняет.
– Не уверен, что тогда оно будет в должном составе, – уклончиво пояснял князь.
Богатый, многолюдный Гребень, славящийся торговлей лошадьми, он присоединил к своим землям силой оружия. Вернее, не столько присоединил, сколько стал в нем гостевым князем, призванным защищать город от любых неприятелей и изредка вершить в нем свой княжий суд. Дабы сорвать с Гребня больше податей, Дарник обязался со своей дружиной туда никогда не входить, но получать постойную мзду, как если бы он с дружиной зимовал в самом городе.
Через два дня объединенное войско под Рыбным знаменем вышло к изрядно испуганному Гребню. Город располагался по обеим сторонам Малого Танаиса. Нижний ярус городской стены был из камня, верхний из толстых бревен и имел еще дощатую крышу, по которой гребенцы к приходу объединенного войска успели раскатать мокрые кожаные полости на случай зажигательных стрел, что Дарнику совсем не понравилось – брать город приступом он не собирался, да и разрушать его издали камнеметами радости было мало. Все трое ворот, выходящих на юг, были наглухо заперты. В бойницах стены виднелись многочисленные головы гребенцев.
– Как-то тебя не очень ласково встречает «твой» город, – заметил по этому поводу князю Леонидас.
– Он меня всегда так встречает, – в тон ему невозмутимо отвечал Дарник.
По его приказу объединенное войско растянулось вширь вдоль стены, в полутора от нее стрелищах, так, чтобы была видна его многочисленность и оснащенность. Одновременно Рыбья Кровь приказал возводить две больших Пращницы, способных закидывать за раз по десять пудов камней на два с половиной стрелища, на случай если гребенцы надумают и дальше быть малосговорчивыми.
Отдав все нужные распоряжения, сам князь в сопровождении лишь одного знаменосца выехал вперед и, подойдя к воротам на сто шагов, спешился, присел на валявшуюся поблизости корягу, достал кинжал и принялся играть в мальчишеские «ножики»: то так, то этак подбрасывая и вонзая кинжал в землю.
Когда возводимые Пращницы приняли вполне определенный и понятный вид, ворота чуть приоткрылись и из них наружу выскользнул гарнизонный гридь в шлеме, кольчуге и с клевцом за поясом, судя по виду десятский, а то и сотский. Он осторожно приблизился к князю, готовый остановиться по первому окрику.
Дарник продолжал самозабвенно метать кинжал.
– Здрав будь, князь Дарник! – приветствовал гребенец, остановившись в тридцати шагах от князя.
Рыбья Кровь и бровью не повел.
– Ты что, не знаешь, кто должен выходить и приветствовать князя? – вместо Дарника ответил Беляй.
– А что хочет князь просил узнать наместник? – все более робея, проговорил посланник.
– Сейчас брошу! – пригрозил Беляй. Он переложил уздечку в левую руку, которой придерживал стоящее на земле княжеское знамя, и весьма выразительно достал из заспинного колчана внушительную сулицу.
Десятский понятливо кивнул и поспешил к воротам.
Ждать выхода отцов города пришлось недолго – они давно уже были в сборе, только опасались выходить, но князь не оставил им выбора.
Ворота снова приоткрылись, выпустив наместника Гостивита с помощником и писарем. Без доспехов в нарядных дорогих кафтанах они как бы подчеркивали свою мирность и покорность князю.
Дарник не стал затягивал свое безразличие, встал, спрятал кинжал, но на встречу не шагнул, ждал, когда городские мужи сами приблизятся. Затем, сделав приглашающий жест, он пошел впереди них к воеводам и Леонидасу, поджидавших их у линии воинов.
– Здрав будь князь и вы, воеводы! – Гостевит чинно, с соблюдением своего достоинства поклонился высоким гостям. За ним помощник и писарь.
– И ты будь здрав со своими людьми наместник! – вежливо, без всякой надменности кивнул переговорщикам князь.
– Почто, князь, с таким большим войском пожаловал?
– В поход иду. Разжиться бойниками и лошадьми у вас хочу. Подати год не платили, так забуду о них. Выбирайте что вам лучше: четыреста бойников и двести лошадей, или триста бойников и триста лошадей. Да скажи им, что получат за поход по десять дирхемов на ратника и по двадцать дирхемов на сотского.
– Разве ты, князь не знаешь, совсем людишек в Гребне не стало, мор две трети выкосил, – Гостевит осмотрительно подбирал слова.
– Если бы не знал, просил бы больше. Ну так решайте… И про повозки и припасы, конечно, не забудьте, – с некоторой даже ленцой в голосе произносил князь.
– Надо бы это дело с городскими старшинами обсудить.
– А что бы вам быстрей решалось, прикажи выкатывать нам по бочке хмельного меда каждый час. Часы у вас есть, или может тебе княжеские одолжить?
– Есть, есть! – усиленно закивал наместник и приготовился уже было уходить.
– И еще одно! – Голос Дарника заставил переговорщиков остановиться. – Два месяца назад Гребень нанес обиду моему воеводе Бортю, а значит, и мне, не пропустив его малую дружину переправиться на правый берег по мосту. Тоже можешь выбирать: или тебя с помощником сейчас прямо здесь на земле разложат и всыпят по тридцать плетей, или писарь принесет из города виру: двести дирхемов Бортю и четыреста дирхемов мне. А гребенцы со стены пусть посмотрят, что вы цените больше: городскую казну или свои спины.
Рыбья Кровь подал знак, и хазарская декархия из охранной ватаги с двух сторон окружила переговорщиков. Гостевит с помощником беспомощно смотрели друг на друга. Князь преспокойно ждал их решения.
– Сходи, принеси, – выдавил из себя наместник писарю. Тот почти вприпрыжку направился к городским воротам.
– И про бочку меда не забудь! – крикнул вслед ему Корней.
– Как вообще твоя жена и дети поживают?.. – участливо, как будто ничего не произошло, принялся расспрашивать Дарник гребенского наместника.
Вскоре писарь с двумя увесистыми мешочками серебра появился вновь, а из городских ворот и в самом деле два гридя выкатили бочку с хмельным медом. Гостевит с помощником были отпущены, а князь приказал всем располагаться на суточную стоянку – быстрее все подготовить у гребенцев все равно не получится.
Остаток дня Дарник просидел в одиночестве, сказав Янару, что у него сильно разболелась голова – просто не было желания разгуливать по лагерю и выказывать всем свое бодрое настроение. Предстояло расставание с Туром и Бортем, что тоже не улучшало его общее самочувствие. Немного побросав игровые кости, что обычно успокаивало его, он попросил Афобия принести чистых пергаментов и чернил и спустя час набросал для княжичей еще 10 правил управления, что называется на каждый день:
«21. Важно, чтобы подчиненные уважали тебя, а не боялись.
22. Не обещай, если не уверен, что исполнишь обещание.
23. Не проявляй надменности, держи себя просто, но с достоинством.
24. Не устраивай часто больших пиров – этим своего молодечества не докажешь, а достоинство можешь уронить.
25. Не делай долгов – это заставит тебя заняться грабительством и отвернет от более достойной жизни. Становись богатым постепенно.
26. Не злословь о тех, кого нет рядом, и удерживай от этого других.
27. Суметь воспользоваться хорошим советом другого – умение не меньшее, чем давать хороший совет самому себе.
28. Старайся, чтобы в споре слова твои были мягки, а доказательства тверды. Старайся не досадить другому спорщику, а убедить его.
29. Правильно мыслить более ценно, чем много знать.
30. Нет ничего хуже нерешительности. Лучше худшее решение, чем колебание или бездействие. Ошибку простят, а твою неуверенность – никогда».
Написанным князь остался доволен: хоть какой-то дополнительный совет сыновьям. Конечно, вряд ли они будут этими записями как-то пользоваться, ну, а вдруг!?
Не поленился и дважды переписал «Правила» на другие пергаменты.
Поднявшийся в лагере шум заставил князя выглянуть из шатра. Наличие оруженосца-ромея всем было хорошо, вот только мигом докладывать о том, что вокруг происходит, как Свирь, Афобий не мог. Пришлось посылать за Корнеем.
– Гребенцы слишком впрямую восприняли твои слова о бочках меда, третью уже выкатили, ну, воинство и приложилось попробовать.
К княжескому шатру спешил с той же жалобой и Леонидас.
– Ваш мед слишком крепок для моих стратиотов.
– Давать по малому черпаку, остальное все под крепкую охрану, – распорядился о бочках Рыбья Кровь.
Он вернулся было снова в шатер, но в покое его уже не оставили. Узнав, что княжичей в шатре нет, туда напросилась с важным докладом Евла. Важности ее слов было на медную монету, а вот достать из тельной сорочицы грудь и начать кормить свою дочь Ипатию –на целый золотой динар.
– Тебе что для этого другого места не нашлось? – больше удивился, чем возмутился князь.
– Ну, а как еще я могу показать тебе свою грудь, – Евла и не думала оправдываться. – Ну и как, красивая у меня грудь?
– По одной трудно судить, показывай обе, – смехом предложил Дарник.
Продолжая кормить дочь, Евла развязала тесемочки и вывалила наружу вторую грудь, мол, как мой господин только пожелает.
Последний раз любовными утехами с Милидой князь занимался аж три месяца назад, поэтому сказать, что он остался полностью равнодушным к прелестям ромейки, было нельзя. Чтобы не проиграть в этом обмене колкостями, ему оставалось лишь нагло рассматривать ее грудь, в надежде, что она смутится и все спрячет. Вместо этого, покормив дочь, Евла переместила ее себе за спину, но грудь не прикрыла, а еще больше приоткрыла сорочицу, показывая сочно-белую шею и плечи, что особенно ярко выделялись на фоне простоватого покрытого красной коркой лица ромейки. Дарник начало охватывать предательское возбуждение. Выручили голоса подходящих к шатру княжичей. В одно мгновение сорочица ромейки запахнулась и даже верхняя завязочка завязалась.
Князь не удержался и