Крылья Мастера/Ангел Маргариты Глава 8 Москва 30-е. Гэже-Маргарита

водить дурака-мужа за нос. Да и между ног у него совсем не то, на что я рассчитывала, думала она цинично, хотя и похлеще будет, чем у Юлия Геронимуса.
– Вот… – показал он ей молчащую трубку, стараясь не глядеть на Ракалию, которая его страшно раздражала.
– А… ну да… – растерянно кивнула и тоже принялась ждать, кусая губы.
А вдруг он не позвонит, вдруг? И всё само собой рассосётся? – думала она с глупой надеждой конформистки. Ей было жаль саму себя, несбывшихся планов относительно мужа. Вся эта возня с литературой: бесконечные ночные бдения, тягомотина с переписыванием и вклейками, с кремированием черновиков и недовольством самим собой. Не так, как она себе представляла жизнь знаменитого писателя, а сплошные балы, вечеринки и восхваления, и себя в центре всех этих вихрей удовольствия.
Юлий Геронимус позвонил ровно через минуту:
– Право выбора за мной! – мрачно буркнул он так, что услышала даже Белозёрская.
– Естественно! – по складам процедил Булгаков, торжественно поглядывая на неё, мол, всё из-за тебя, стерва.
– Я выбираю пистолет!
– Великолепно! – обрадовался Булгаков. – Я с десяти шагов попадаю в двугривенный.
– Через платок! – не дослушав его, зарычал Юлий Геронимус. –Через платок!
Булгаков отстранил трубку и посмотрел на Белозёрскую, сделав соответствующее выражение лица, мол, сам напрашивается.
– Ну что он? – не поняла Белозёрская.
– Через платок… – сказал Булгаков, не сумев скрыть оторопь.
Белозёрская тихо ахнула. «Через платок» – означало верную смерть.
– В упор! – кричал в бешенстве Юлий Геронимус, – чтобы окончательно и бесповоротно!
– Место выбираю я?! – пришёл в себя Булгаков.
– Это как вам заблагорассудится! – ловко, как показалось Булгакову, согласился Юлий Геронимус, и в этом крылся какой-то подвох.
Ах, не всё ли равно! – обречённо подумал Булгаков.
– В Капотне, где идёт стройка века! – в свою очередь крикнул он.
– Отлично! – торжествующе прорычал в трубку Юлий Геронимус.
– Одного из нас зароют там же! – не уступил ему Булгаков.
На этот раз ответная пауза была длиннее обычного.
– Проигравшего добивают! – согласился Юлий Геронимус. – И никаких больниц!
– Замётано! – ни секунды не сомневаясь, ответил Булгаков и вспомнил Борю Богданова, как у него глаз висел на ниточке.
– Я высылаю секунданта! – закричал, как полоумный, Юлий Геронимус.
– И я тоже! – вторил ему Булгаков, хотя не имел ни малейшего представления, кто будет его секундантом.
Однако через час к Булгакову приехал курносый Илья Ильф с очень серьёзным лицом.
– Я ваш секундант, – сказал он. – Вы доверяете мне?
– Безусловно! А?..
– А у вашего противника – Женя Петров, – доложил Илья Ильф.
– Ну да… – саркастически кивнул Булгаков. – Ну да… Кто же ещё…
Попили чаю. Ракалия двигалась скромно и беззвучно, как убогая тень. У Булгакова от переживания зубы стучали о подстаканник. Чтобы никто ничего не подумал, он два раза выходил из комнаты и бил себя ладонями по лицу. Это помогало на короткие пять секунд, потом всё начиналось сызнова.
– Пора! – сказал Илья Ильф и посмотрел в окно.
Светало. Редкий, холодный рассвет поднимался над Москвой. Это последнее, что я вижу в жизни, мимоходом подумал Булгаков и вопреки привычке записывать, оставил фразу невостребованной. Он оделся и застегнул пальто.
– Поехали!
Белозёрская тихо ахнула и кинулась одеваться.
– Сиди дома! – приказал Булгаков. – Жди новостей!
Любовь к красотке-жене перешла в брезгливость.
– Я с ума сойду! – воскликнула она, как будто теперь это имело какое-то значение.
– Ты этого хотела?! Ты добилась! – крайне уязвил её Булгаков, не стесняясь Ильи Ильфа, который, конечно же, был в курсе дел.
Она в слезах рухнула на постель. Булгаков вышел в коридор к поджидавшему его Илье Ильфу. Ему хотелось сказать что-то обычное, мужское, может быть, даже похабное, но он пересилил себя, понимая всю ущербность своего положения.
Они пошли в сырость и мелкий дождь, сели в служебный автомобиль и поехали. Мимо замелькали тени. Булгаков закрыл глаза и провалился в нервный сон. Ему казалось, что он, как в детстве, заболел и кто-то должен прийти и утешить его.
Проснулся он оттого, что машина стояла.
– Приехали… – сказал Илья Ильф.
Булгаков вышел. Под ногами чавкало.
– Ну и где же они? – спросил он, озираясь.
От старых, размашистых деревьев, что стояли вдоль чёрной речки отделилась долговязая тень, и Булгаков узнал Жоржа Петрова по его коварному лисьему лицу.
– Я выбрал место, – проговорил он так, словно делал одолжение, – там посуше.
Булгаков сошёл с дороги и пошёл следом. Трава цеплялась за брюки. Слоноподобный Юлий Геронимус, по кличке Змей Горыныч, стоял под одним из деревьев и пил водку прямо из горлышка.
– Как же он будет стреляться? – удивился Булгаков.
– Через платок это не имеет значения, – со знанием дела пояснил, не оборачиваясь, Жорж Петров.
Илья Ильф посмотрел на Булгакова с жалостью. Наверное, я плохо выгляжу, подумал Булгаков. Ну да недолго…
– Скажите ему… – глядя с ненавистью в сторону Юлия Геронимуса, молвил Булгаков, – что я хочу поторопиться! Я ещё не завтракал!
Жорж Петров подошёл к Юлию Геронимусу, и они о чём-то долго спорили.
Окончательно рассвело. Туман легко поднимался над чёрной речкой. Сиротливая луна бледнела над Капотней.
– Сейчас привезут пистолеты, – вернулся Жорж Петров с перекошенной физиономией.
Юлий Геронимус всё так же мрачно и неподвижно стоял под деревом.
– Скорее бы! – угрюмо бросил Булгаков, погружаясь в раздражение, как в болото.
Вдали затарахтела машина, и из неё ловко выпрыгнул Дукака Трубецкой.
– Господа! Я привёз оружие! – громко объявил.
Булгаков оглянулся. Ему казалось, что за ними кто-то наблюдает. От сырости и холода его передёргивало, как бездомную собаку. Он представил, каково это лежать в такой земле.
– А… где… это… могила-то? – глупо спросил он почему-то Юлия Геронимуса и сделал пару шагов, прежде чем опомнился, что это крайне неприлично – пересекать невидимую чёрту и что он ненавидит Юлия Геронимуса, особенно его большой, медвежий нос и вечный вихор на затылке. Но почему-то равнодушие всё сильнее и сильнее охватывало его. Хотелось вот так же беззастенчиво приложиться к бутылке и ощутить, как горячий алкоголь упадёт в желудок.
Где эти чёртовы лунные человеки, подумал он, ожидая, что они ни за что на свет не допустят этой глупой дуэли. На душе вдруг стало легко и спокойно, словно он знал наперёд судьбу.
– Уже вырыли, – вместо Юлия Геронимуса нехотя ответил Жорж Петров. – Хотите посмотреть?.. – он показал куда-то за деревья в сторону чёрной речки.
– Нет, спасибо, – буркнул Булгаков и отступил назад к невидимой черте.
Подобные чувства, должно быть, испытывал и Юлий Геронимус, держа бутылку на отлёте, словно предлагая Булгакову приложиться.
Подошёл Илья Ильф, конфузясь, сказал:
– Надо из карманов всё вытащить, – и высморкался в большой клетчатый платок.
– Ё-моё! – удивился Булгаков.
– В случае чего… чтобы мы не рылись… – тактично объяснил Илья Ильф и ещё раз чувственно высморкался.
– Ах, да, да, да… – поразился Булгаков тонкой психической натуре секундантов. – Извини, я не сообразил, – сказал Булгаков и подумал, что надо было захватить бутылку горячего портвейна, а не мёрзнуть вот так как идиот. Горячий портвейн – это как раз то, что требуется в такой момент.
Булгаков опустошил карманы, все те мелкие вещи, которые обычно носит человек в собой, и кольцо с пальца снял тоже.
– Если что… – сказал Илья Ильф, делая честное-пречестное лицо, – я верну.
– Хорошо, – кивнул Булгаков, снова подумал о лунных человеках, и вдруг забеспокоившись: а если они передумали, если вообще забыли о нём?!
Но времени разбираться не было. Стоило, конечно, покричать в темноту, напомнить о себе, горемычном.
– Господа! – деловито подошёл Дукака Трубецкой, который выполнял роль судьи. Его маленькая, всклокоченная голова контрастно выделялась на фоне неба. – Всё готово, но есть маленькая проблема! – как всегда, загнул он в конце.
От него до сих пор сильно разило батумской тюрьмой.
– Вначале стреляемся, а потом решаем любую проблему – наконец подал мрачный голос Юлий Геронимус и шагнул от деревьев.
– Конечно! Безусловно! – согласился с ним Дукака Трубецкой. – Но дело в том, что пистолет – один!
– Как это?! – по-рачьи выпучил глаза Юлий Геронимус и отодвинув плечом Жоржа Петрова, чтобы впериться в Дукаку Трубецкого, как в икону. – Как это?!
Булгаков подумал, что он схватит сейчас Дукаку Трубецкого за грудки.
– Так, – как показалось Булгакову, беспечно затряс своей козлиной бородёнкой Дукака Трубецкой. – Нет, и всё! Не достал!
– Что значит «не достал»? – фальцетом закричал Юлий Геронимус. – Где ты был? Я же тебе адрес дал! В чём дело?!
– Того человека не было… – вдруг заторопился Дукака Трубецкой, – вышла его жена и сказала, что Валика забрали.
Для убедительности он покрутил головой на тщедушной шее.
Юлий Геронимус пьяно выругался:
– Как забрали?
– Сегодня ночью… ОГПУ… Вы же знаете, как это делается.
Юлий Геронимус мотнул головой как бык:
– Ну и?..
– Из оружия остался один браунинг, – недрогнувшим голосом сообщил Дукака Трубецкой.
– Дайте сюда! – Булгаков, у которого отлегло с души, протянул руку. – Здесь даже барабана нет! – заключил он.
Все обступили его кружком заглядывая через плечо.
– Вы что, хотите сыграть в русскую рулетку?! – взвился Юлий Геронимус. Он оказался изрядно пьяным. – Я не собираюсь играть в подобные игры! Договорились: дуэль! Через платок! А здесь какая-то примитивная рулетка! Господа! Где романтика! Куда всё пропало?! – вопросил он расцветшее небо.
И действительно, вдалеке стало видно перелесок и поворот реки, над которым висела одинокая звезда.
– Я предлагаю стрелять по очереди, – голосом дурака сказал Дукака Трубецкой. – Кинем жребий, кто первый?
«Маленькая острозубая скотина!» – едва не обозвал его Булгаков, но сдержался.
– Нет! – отрезал Юлий Геронимус. – Это самоубийство, на расстоянии платка? По очереди?! Ты идиот?!
– Так по жребию же!.. – расстроился Дукака Трубецкой, как будто в этом и крылся самый здравый смысл.
Все вдруг замолчали. Посмотрели по сторонам на просыпающуюся округу.
– А у меня водка есть! – вдруг сказал приятным голосом курносый Илья Ильф.
– А у меня – закуска!.. – в тон ему среагировал Жорж Петров и тоже замер в выжидательной позе халдея.
Булгаков сообразил, что это обычный заговор, или всё гораздо глубже? – подумал он, но ничего так и не сообразил, прозрение наступило позже.
– Ну… так чего вы стоите?.. – спросил Юлий Геронимус, вопросительно уставившись на Булгакова, будто он случайно заглянул на огонёк.
Булгакову вдруг стало всё безразлично. Ракалия показалась отсюда, из Капотни, самой скучной и чужой женщиной в мире, с широкой и плоской, как гитара, спиной. Всё было кончено. Лунные человеки опять сработали совершенно непредсказуемо, однако на твердую пятёрку с плюсом. Впереди, как река на рассвете, мерцала новая, странная жизнь без упрёков, скандалов и прочих женских погремушек.
У одной из машин опустили борта, сели, пустили по кругу бутылку. Потом – вторую, потом – третью. Закусывали солёными огурцами, «краковской» колбасой и репчатым луком.
– Не дай бог! – еле