-Поздравляем, сержант! - первые слова, которые услышал Антон, очнувшись в госпитальной палате.
-С чем? - разлепил он спёкшиеся губы и попытался сфокусировать левый глаз на расплывающейся белой фигуре доктора. - С чем поздравляем?
Пересилив боль, контрактник дотронулся до головы, забинтованной вместе со вторым глазом.
-С днём рождения! Сегодня - 23 Февраля!
-Так это. Ну! - замялся сержант. - Так День защитника это! А я летом родился!
-В этом году, 2000-м, у тебя второй день рождения! - улыбнулся доктор. - Ладно, Филиппов, не разговаривай. Береги силы.
-Глаз живой? - потрогал повязку Антон.
-Живой-живой! Только нос твой придётся лепить заново. Срезало как бритвой! Да не волнуйся, новый слепим. Лучше прежнего!
Антон закрыл глаз и попытался вспомнить, как он здесь оказался, в тепле и безопасности. Ведь целую неделю их группы 700-го отдельного отряда специального назначения шли по кручам чеченских гор, прикрывая пехоту.
Три группы спецназа были усилены пехотными арткорректировщиками и сапёрами. Всего - 35 "штыков".
Далеко внизу, в ущелье Мартан-Чу Шатойского района, буксовала в грязи и рычала бронетехника 15-го мотострелкового полка.
Полк шёл к селу Харсеной, а спецназ прикрывал движение сверху.
Спецназовцы шли чрезвычайно медленно, по пояс утопая в глубоком рыхлом снегу и ночуя без "спальников" прямо мёрзлой земле.
Появились простуды и даже обморожения.
На восьмые сутки тяжелейшего изнуряющего марша по заснеженным горам - долгожданный приказ:
-Сосредоточиться в районе села Харсеной. Ночёвка. Утром 21 февраля заменят мотострелки. А вам спасибо! И - домой, в родной Псков!
Всё, штыки - в землю!
Командиры, и сами измотанные донельзя, тоже ночевавшие на голой мёрзлой земле, решили "не напрягать" бойцов перед возвращением домой. Приказа на выставление боевого охранения и оборудования позиций к обороне они не отдали.
Да какое тут охранение, когда вылит мокрый мерзкий снег, а мороз так норовит усыпить навеки!
Но тихое морозное солнечное утро 21 февраля приободрило и навеяло прелестное пушкинское:
Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит!
Вусмерть замёрзшие бойцы развели костры и, сложив автоматы в пирамиды, уселись прогреваться.
Через десять минут от бушлатов уже валил пар, а долгожданное тепло разливалось по телу. Блаженство!
Поглядывая на бойцов, прикрывших глаза, капитан Калинин шутливо сказал:
-Пора, красавица, проснись!
Открой сомкнуты негой взоры
Навстречу северной Авроре!
И напомнил, что очень скоро - замена. И, как следствие, встреча с родной северной Авророй.
-Филиппов! Рация работает? Или батареи "сдохли"? - обратился ко мне старший лейтенант Самойлов.
-Скоро "сдохнет"! Но хватит до нашей замены. - пояснил я, включая рацию.
-Сообщи, у нас всё нормально. Рацию отключаем, батареи почти "сдохли"! Включимся только в самом крайнем случае.
Посмотрев на часы, старлей добавил:
-А чего может случиться? Через пару часов - замена!
Однако судьба наша уже висела на волоске!
Прямо посреди нашего походного бивуака разорвалась одна граната, затем - другая! Над головами засвистели пули.
Били очень точно, сверху, сразу с двух сторон.
Огненные нити пулемётных трассёров мгновенно пришили к снежному покрывалу сразу десяток бойцов. Они не успели дотянуться до автоматов, стоящих в пирамидах.
А добивали спецназовцев гранаты, рвущиеся рядом.
"Вот она, расслабуха! И цена за неё!" - мелькнула скорбная мысль, когда я наблюдал, как пулемётная очередь прошивает мою радиостанцию. Парочка метров до неё, а уже поздно! И автомат мой - там же, в пирамиде!
Мы лежали около дерева, высматривая нападающих.
Заметив чёрные фигуры, я бросил гранату, затем - вторую.
И - всё, я - безоружен! Бери меня тёпленьким!
Боевики приближались быстро, но осторожно, чтобы не попасть под огонь выживших спецназовцев.
"Ага! Пулемёт работает! Живы наши! Второй работает!" - радостно думал я, слыша пулемётные злые очереди.
Рядом, у ствола берёзы, отстреливался из пистолета Стечкина наш командир, Самойлов.
-Русский Ванька, сдавайся! - услышали мы гортанный злобный крик. - Ванька! Сдавайся!
Пулемётчик, лежащий невдалеке от нас, не выдержал и встал во весь рост. Направив ствол в сторону врага, он крикнул:
-Сдавайся? Щас покажу, сдавайся!
И тут же рухнул, как подкошенный. Пулемётная вражеская очередь прошила его насквозь.
Сразу же рядом с нами рванула граната.
-Нога! - крикнул я, почувствовав резкую боль.
-Ранило? - выкрикнул мой друг, Витёк, лежащий совсем рядом. - И меня ранило! Ничё, продержимся!
Хотел он ещё что-то добавить. Но разрыв гранаты заглушил его голос. В руку мою впились злые осколки.
- Витёк, живой? - крикнул я, пытаясь сделать себе перевязку.
А в ответ - тишина!
Быстро оглянулся.
Друг корчился на снегу, хрипел, обливаясь кровью.
"Ранение в горло!" - сообразил я.
И тут - разрыв гранаты. Прямо перед носом!
Кровь хлынула, как из брандспойта. Пытаясь заткнуть рану, я уткнулся лицом в рукав бушлата. И на мгновенье потерял сознание.
Когда очнулся, почувствовал сильнейшую слабость и полнейшее безразличие к своей судьбе.
Бой стих. Вместо автоматных очередей слышалась речь на ломаном русском.
Невдалеке детский голос радостно сообщил:
-"Стечкин"! Автоматический! Я нашёл!
-Стреляй! Добивай солдат! - ответили ему грубо.
И тут же послышались частые хлопки пистолетных выстрелов.
Открыл я слипшийся от крови глаз. Вижу - сапог рядом с моей окровавленной головой.
"Всё! Пристрелит!" - понял я, закрывая глаз.
Выстрел, ещё один!
Хрипы, слышные неподалёку, прекратились.
"Витька убили!" - пришла грустная догадка. - Сейчас моя очередь!"
Однако боевик почему-то медлил.
Видимо, он отвлёкся на Витька, когда я открывал глаз. А сейчас, глядя на моё окровавленное лицо, посчитал меня мёртвым.
Хмыкнув, боевик приподнял мою руку и снял часы:
-Дешёвка!
В моё ухо впились грубые пальцы и приподняли голову.
"Щас ухо отрежет!" - понял я. - Как бы выдержать, не крикнуть! Если поймёт, что я живой, сразу застрелит!
Приготовился я к мучительной смерти.
Но услышал брезгливое:
-Цепочки нет! Нищий!
Спас меня православный крестик, подаренный мамой, спас!
Именно она убедила меня, что никакой цепочки, ни серебряной, ни тем паче золотой, не надо! Обычная нить, и всё!
Спасает ведь не золото, а крест!
Голова моя, отпущенная чёрными пальцами, шлёпнулась на снег.
Боевик сделал пару шагов в сторону. Сразу - выстрелы из "Стечкина".
Похоже, добили командира нашего, Самойлова!
Затем - опять одиночные выстрелы. И - гранатный разрыв.
Бой длился недолго, не более получаса. Добивали и собирали оружие минут пятнадцать. И всё смолкло.
Но посмотреть и тем более встать я не мог. Сил вообще не было. Голова кружилась, как будто я катался на карусели. Тошнило сильно.
Так и лежал пару часов, пока не пришло подкрепление.
Мой тихий стон сразу привлёк внимание:
-Второй живой! Один контужен, внизу лежит.
Сообразив, что это наши, я заорал благим матом, почувствовав страшную боль.
-Промедол ему, быстро! - услышал я приказ.
-Сколько погибло? - через силу спросил я санинструктора, делавшего перевязку.
-Из 35 человек выжило только двое! - вздохнул он. - Тебе повезло! Нос срезало осколком, кровищи натекло. Вот и приняли тебя за убитого!
Теряя сознание после двойной дозы обезболивающего, я успел прошептать:
-Мама! Твоя нить от крестика меня спасла!
тяжело читать..