подсунула ему Алиса.
– Почему? – не понял Харитон Кинебас, выказывая все признаки профнепригодности.
– Вся эта комедия со съёмкой, – сухо объяснил Анин, полагая, что они не то чтобы друзья, а скорее, товарищи по несчастью.
– Точно! – громко хлопнул себя по лбу Харитон Кинебас, как будто у него моментально открылись глаза на истинную картину происходящего.
Он уже раз десять ссорился и столько же раз мирился с Валентином Холодом, однако, это ни к чему не приводило, то есть Валентин Холод с упёртостью, достойной лучшего применения, гнул своё, а Харитон Кинебас страдал.
– Понял меня?
– Понял! – с просветлённым взором согласился Харитон Кинебас.
– Ну?.. – потребовал уточнения Анин, чтобы закрепить урок мужества.
– Роман напишу! – вдохновился Харитон Кинебас.
– Только не тяни, как девчонка! – насмешливо сказала Анин.
– Спасибо… – задохнулся от восторга Харитон Кинебас. – Вы гений!
– Да бросьте! – фыркнул Анин, не признавая даже факта своего существования, и посмотрел направо, чтобы увидеть реакцию жены.
Алиса была чернее ночи. Она, вообще, последнее время ставила неординарность Анин под большое сомнение и явно давала понять, что это всё глупые выдумки толпы и таких полоумных, как Харитон Кинебас.
– В табеле о рангах ты нуль, – напомнила она ему тихо.
Это неправда, хотел возразить Анин, но промолчал.
– Выпьем?! – ничего не замечая орал Харитон Кинебас и опрокинул дешёвый портвейн, который тайком притащил Феликс Самсонов. По столу расплылось больше красное пятно.
Они выпили, и Анину совсем захорошело. Внезапно ему позвонили. Анин воздал хвалу богу, что появился повод покинуть развесёлое общество, и поднялся.
– Ты куда?! – тревожно спросила Алиса.
Анин оглянулся, взгляд у неё, несмотря на гордый вид, был затравленным.
– Выйду освежусь, – мотнул Анин тяжёлой головой и, подвинув стул с противным скрежетом, вышел на воздух. Оркестр с его приманкой «чардаш» остался позади. Дождь кончился, и над Выборгским заливом засияла светлая летняя ночь. Вишнёвое солнце таращилось из-за крыш.
С минуту Анин боролся с чудовищной тошнотой. Затем перегнулся через перила и освободил желудок. Наступило облегчение. Потом, вытирая рот, он сказал сухо:
– Слушаю.
– Не хочешь со мной знаться, не надо! Плевать! Я сейчас тебе скажу такую новость. Только пообещай, что тут же её забудешь?!
– Обещаю, – с третьей попытки произнёс Анин, думая совсем о другом, о том, что, кажется, поменял свою большую, единственную в мире, самую последнюю любовь на бесконечные домашние дрязги, не понимая, почему так вышло, и зачем, вообще, нужна ему семья, но ни к какому выводу прийти не мог, не получалось у его, не сходилось, не затачивало под его желания.
– Точно?!
– Ха! – в своей величественной манере ответил Анин. – Точнее не бывает, говори быстрее.
Его снова начало тошнить, он перегнулся через перила и несколько секунд ничего не слышал, кроме собственных стенаний. А потом:
– Сапелкин при смерти! – кричал в трубку Базлов, должно быть, полагая, что этим заденет Анина за живое.
– Сапелкин?! – брезгливо удивился Анин, потому что в его представлении этот крепкий, высокий старик должен был всех пережить и умереть где-нибудь в конце этого века, будучи двухвековым старцем.
– Не-е-е… не может быть! – не поверил он.
А потом вспомнил пророчество Виктора Коровина, сопоставил неадекватное поведение Парафейника в забегаловке в Кунцево и всё понял. Парафейник боялся Сапелкина пуще смерти. А Сапелкин не мог упустить такой жирный кусок, как многосерийный доктор Ватсон. Условия же договора мне не известны, подумал Анин, полагая, что они кабальные, хуже некуда, и что Парафейника обвели вокруг пальца.
– Может. Ещё как может! – снова заорал Базлов. – У него саркома!
– Ну что ж… спасибо… – отозвался Анин.
Новость его почему-то не обрадовала. Вернее, он не знал, как к ней отнестись и что она с собой принесёт? Понятно, что освобождение от пут и падение власти сапелкинской своры, хотя принципиально это ничего не меняло. Явится другая. Промежуток между сменой власти и будет золотой эрой в кинематографе, понял он.
Анин оглянулся на ярко освещенные окна. Сидящие в зале ещё не подозревали, о том, что их жизнь скоро изменится и что кто-то из них станет безработным, а кто-то взлетит до небес. Но обедню решил не портить. Завтра, мстительно подумал он, завтра, когда опохмеляться будете, господа, когда всё покатился в тартарары и когда я восстану из пепла. И поплёлся в туалет, столкнувшись по пути с Ирмой Миллер. Причём у него возникло стойкое чувство, что она его преследовала.
Не нравишься ты мне, подумал он, не люблю я светлоглазых, и нос тебя мягкий, картошкой, и губы тонкие.
– Он предлагает мне сниматься голой! – пожаловалась Ирма Миллер, призывно скользнув по лицу Анна своими изумлёнными глазами.
– Кто? – равнодушно отозвался Анин, стараясь юркнуть мимо, ибо не знал, как вести себя с ней.
– Кто? Кто?! Негр наш, Джек Баталона! – возмутилась она, упирая руки в боки.
Он неё снова тонко пахнуло кошачьими духами, которые не смог перебить даже алкоголь.
– Соглашайся, – в диаметрально противоположном тоне посоветовал Анин, – соглашайся, – и нырнул в туалетную комнату.
– Вы прям такое скажете… – сунула она нос. – А мне стыдно… Я люблю Веныча…
Анин с удовольствием плескался под краном. В голове крутилась новость о Сапелкине. Если это правда, то я живу без оглядки, радовался, как ребёнок, Анин. Ура!
– Кого?
– Моего старого, любимого донского кота…
– Бу-бу-бу… – удивился Анин.
Женский ответ, как всегда, обескуражил; логика у них другая, снисходительно думал он.
– Что-о?.. – переспросила она, вздрагивая нервно, как от холодного душа.
Лицо её стало простым-простым, и Анин едва не прослезился от её кубанской наивности.
– Деньги обещал?.. – скорчил под краном самую гнусную морду.
– Обещал… – вздохнула она тяжко.
– Ну и чего?.. – с лёгкостью в голосе огорошил он её. – У нас все между съёмками подрабатывают.
– Так что… соглашаться?.. – спросила она простодушно, всё ещё не веря своим ушам.
– Дело хозяйское, – выпрямился он. Вода капала на одежду и стекала за воротник. – Только контракт подпиши.
– Обманет?! – не поверила она, полагая, что всё столичное, включая Джека Баталона, высшей пробы, клейма ставить некуда.
– Попытается, – безобразнейшим образом подмигнул он ей.
– Спасибо вам, Павел Владимирович! Я думала, что вы сноб, а вы настоящий мужик! – Она вдруг ойкнула, словно её ткнули вилами, и исчезла.
Анин увидел сногсшибательную Герту Воронцову со свирепым лицом и понял, что предзнаменование сбылось.
– Ах, вот ты где! – воскликнула она самым решительным тоном и вдруг, как показалось ему, потеряла контроль над собой, то бишь пала в коленно-локтевую позу, доползла и со вздохом облегчения: «Как я тебя жажду!» без всякого лубриканта принялась сдирать с Анина брюки. Анин, который в первые секунды растерялся и дал ей возможность частично осуществить свой замысел, рефлекторно дёрнулся и стал отступать в стиле движения тореадора, пока не угодил в ловушку между раковинами.
– Ты что спятила?! – зло зашипел он, как сто двадцать пять котов вместе взятых, – а вдруг кто войдёт?!
Мысль о том, что их застанут в недвусмысленной положении, и что это будет, конечно, именно Алиса, показалась ему не то чтобы полнейшей катастрофой, а апокалипсисом всей его безалаберной жизни. И он, не без жизненно-влажных потерь, почти вышел из клинча.
– Плевать! – подняла Герта Воронцова безумные глаза и плотоядно облизнулась, размазывая по лицу губную помаду.
Из залов ресторана доносились пьяные голоса. Анина инстинктивно напрягся, потому что кто-то уже заглянул в туалетную комнату, ему показалось, что – Ирма Миллер со своим мягким носом-картошкой.
– Сумасшедшая! – кричал Анин потолку с галогенновыми светильниками, не в силах расцепить её руки.
Он, конечно, мог всё и вся разворотить, но боялся, что Герта Воронцова начнёт скандалить и сбежится весь ресторан. Однако Герта Воронцова, получив своё, как ни странно, деловито, а главное, со спокойным лицом поднялась, одёрнула шикарное платье, и, глядя в зеркало, стала приводить себя в порядок, не забыв о красной розе на загорелом плече.
Только сейчас Анин понял значение фразы «роковая женщина».
В это момент в туалет и влетел, словно уносил ноги от чертей, Милан Арбузов. Он сразу всё сообразил, глянув на подтягивающего брюки Анина и слегка помятую Герту Воронцову.
– Привет честно компании! – воскликнул недвусмысленно, мол, жизни без греха не бывает, все мы одним миром мазаны. И ехидная улыбочка скользнула по его губам.
– Привет! – беспечно отозвалась сногсшибательная Герта Воронцова, подкрашивая губы и взбивая волосы.
Милан Арбузов хихикнул и подался в кабинку, косясь, как на голых.
– Ну, я пошла, дорогой, – сказала Герта Воронцова нарочито громко, – возвращайся, тебя там ждут! – И поплыла мимо, виляя бёдрами.
Анин подумал, что мир сошёл с ума. При всей обыденности, произошедшее показалось ему безумием, как может быть безумным весь этот мир, в котором всё шиворот навыворот.
– Счастливчик! – цинично сказал Милан Арбузов, появившись из кабинки и мотнув головой вслед Герте Воронцовой. – Такая женщина!
– Не понял?.. – Анин свирепо посмотрел на него в зеркало. – Какое твоё собачье дело?!
Он хотел добавить, что Герта Воронцова замужем, а это святое, но в данной, конкретной ситуации объяснять то, что подразумевалось порядочными людьми, было глупее глупого.
– Сапелкину-то твоему конец! – не стушевался Милан Арбузов, хотя, конечно, слышал, что Анин бывает не в меру горяч и что кулаки у него железные.
И Анин понял, что он всё знает.
– И любовнице твоей тоже! – неожиданно добавил Милан Арбузов, отступив на всякий случай к двери.
Это была месть за талант Анина: все знали об их отношениях и помалкивали, потому что завтра тебе пофартит с любовной интрижкой и ты тоже можешь попасть в подобное щекотливое положение; и кто после этого выиграет? Никто. Люди перестанут сниматься, площадки опустеют, кино придёт конец. Армагеддон!
– Ещё раз не понял?! – развернулся к нему Анин.
Не надо было ему уступать со Львовом, подумал он, дрянной городишко, надо было правду говорить.
– А кто её сюда шпионить пристроил? – уже не скрывая восторга, приплясывал Милан Арбузов, решив, что в плане болезни Сапелкина хватит тушеваться даже перед грозным Аниным и что пришла пора называть вещи своими именами: Анин тоже дружок Сапелкина!
Может, он спешит выговориться перед тем, как я сломаю ему нос, решил Анин, испытав секундную слабость. Желание убить человека завладело им.
– Твоя Таганцева жила с ним! Долго-долго! – насмешливо выпалил Милан Арбузов, шевеля своими «карандашными» усами, как таракан.
– Скотина! – Анин схватил его за кадык.
Пальцы скользнули, адамово яблоко хрустнуло. Милан Арбузов скривился. В глазах у него промелькнуло сожаление. И Анину снова показалось, что кто-то возник и пропал в дверной щёлочке. Но сейчас было не до Ирмы Миллер. Под ногами жалобно хрустели железные очки Милана Арбузова.
– А-а-а… а-а-а… – хрипел Милан Арбузов, словно двухтактный двигатель, но обороты не сбавлял, – при всей его аморфности Милан Арбузов оказался сильным, как душевнобольной. – А ты что,
