Глава 9
Казус белли
Милан Арбузов объявил каникулы до перезаключения договоров с правообладателями картины, оказывается, – с мелкими, чуть ли не с десятком приятелями-друзьями Сапелкина, которые вдруг стали блокировать пакет Парафейника и лезть в киносъёмочный процесс, нарушая его метафизическое течение.
Сапелкин ещё находился в коме, а вокруг его капиталов началась грязная возня. Из титров вычеркнули некоторые имена, в первую очередь – Валентина Холода и его внучатого племянника – Феликса Самсонова.
Милан Арбузов, который вдруг стал необычайно тих и скромен и который, как когда-то Анин, теперь ходил исключительно в шарфике, чтобы скрыть чёрные синяки на шее, тоже висел на волоске. Он самоуничижительно заглядывал в глаза Парафейнику, который в свою очередь делал вид, что ничего не понимает.
Анин предсказал:
– Эдак мы будем снимать до второго пришествия.
И призадумался, хотя Парафейник Меркурий Захарович клятвенно заверял, что лично Анина изменения могут коснуться только в лучшую сторону. Ну, посмотрим, посмотрим, скептически решил Анин и поехал в домой.
***
В квартире было тихо и пустынно; в прихожей на журнальном столике валялась сухая муха, светильник украшала жирная паутина, а на потолке застыл толстый паук, намереваясь прыгнуть Анину на макушку.
Не успел Анин кинуть в угол чемодан и сунуть ноги в тапочки, как раздался звонок городского телефона. И пока Анин, чертыхаясь и спотыкаясь, в три прыжка бежал на кухню, звонивший три раза нервно сбросил и три раза набрал снова.
– Привет! – так радостно закричала она, что он отстранил трубку и едва справился с маской радости на лице, – ты уже дома?!
– Я только что вошёл, дорогая, – ответил он сдержанно, полагая, что в нынешней ситуации нет повода для веселья.
– А я свой телефон потеряла… Маша-растеряша… Я приеду?..
И он услышал, как она напряженно дышит в трубку, и представил её лицо, такое желанное и дорогое, что, ей богу, впору всё было забыть, помчался навстречу, чтобы только взглянуть в любимые глаза. Но он вместо этого сказал, сцепив зубы:
– Извини, я устал как собака...
Давнее ощущение гадливости поднялось в нём.
– Я тебя моментально вылечу! – выдохнула она со всеми теми намёками, которые так обожал Анин.
Одно-единственное мгновение он колебался, как блесна на вертлюге.
– Не надо… я перезвоню… – и с мстительным чувством обманутого любовника отключился.
Если я сейчас уступлю, цепенея, подумал он, то уважать себя перестану. Сердце его зашлось в страшной тоске, словно говоря о неверном шаге, что надо быть проще, простить, быть великодушным и жить дальше, но Анин только стиснул зубы, поискал глазами водку, вспомнил, что алкоголя в доме нет, что он весь его целенаправленно вылакал ещё перед отъездом.
Он чувствовал себя жутко оскорбленным с тех пор, как узнал, о ней и Сапелкине. Мысль, о том, что она его тонко водила за нос, что он всё это время даже не подозревал об измене, не давала ему покоя; и его всякий раз дергало, словно током, когда он думал: «Что она ещё от меня скрыла?» А ведь всё, казалось, лежало на поверхности: и её не по возрасту раннее арт-директорство фестиваля «Бегущая по волнам», и самоуверенное и независимое поведение в киногруппе, и заискивание перед ней Парафейника Меркурия Захаровича, не говоря уже о Милане Арбузове и Валентине Холоде. Анин только скрипел зубами от досады. Так опростоволоситься мог только ослепленный похотью подросток.
Телефон на кухне трезвонил ещё долго, потом занялся мобильник, и Анин закинул его на этот раз не под диван, а на – холодильник, и он надрывался там, словно предвещая конец света.
К удовольствию, Анина он надрывался всё утро и первую половину дня. Анин уже и душ принял, и за фиалковым арманьяком сбегал, и даже проспался, а потом обмишурился: забылся и взял трубку.
– Алло-о-о! Алло-о-о! – словно в пустыне, устало взывал мужской голос.
На душе у Анина отлегло: не любил он долгих объяснений с женщинами, которых бросил.
– Слушаю… – сказал он, нащупывая на столе бутылку с арманьяком.
– Павел, это я! – казалось, встрепенулся человек на той стороне линии.
– Кто «я»? – расслабленно уточнил Анин, наливая на донышко, в предвкушение божественного фимиама.
– Казаков! – весело и энергично назвался человек, полагая, что Анин помнит прошлое так же хорошо, как и настоящее, но забыл историю о пятисот долларах.
– Привет, Юрий Семёнович! – обрадовался Анин, потому что Казаков не принадлежал ни к одной из свор и с ним можно было не ходить вокруг да около, к тому же он хоть и снимал мало, но уж если снимал, то одни шедевры, которые крутили потом в Каннах как образец неподражаемого киноискусства.
– Слушай, я узнал, что ты свободен, и хочу предложить тебе роль.
– Где?
Он знал, что никуда не хочет ехать, что хочет напиться и умереть на любимом диване под шёпот любимого телевизора, который сделался единственным другом.
– В Крыму! – радостно кричал Юрий Казаков.
– Пришли сценарий! – уронил Анин фразу так, словно у него было полжизни впереди и можно сидьмя сидеть и воротить носом от режиссёров международного экстра-класса.
– Некогда! Знаешь, сколько я тебя ждал?! – возмутился Юрий Семёнович его бестолковости.
– Не знаю, – расслабленно ответствовал Анин, нарочно вливая в себя неразбавленный арманьяк мелкими глотками, чтобы насладиться букетом фиалок и ощутить, как жаркая волна падает в желудок и подкатывает к сердцу.
– Долго ждал, – минорно признался Юрий Казаков, и в голосе у него прозвучали молящие нотки.
Анин представил, действительно, честное лицо Юрия Казакова, который чем-то неуловимо походил на полного своего тёску – писателя Юрия Казакова – большого, как медведь гризли. А Юрия Казакова Анин обожал до беспамятности ещё со школьной скамьи, зачитывался до потери ориентации во времени и пространстве, даже одноименную пьесу «Осень в дубовых лесах» накропал. Мечтал поставить, да руки не доходили.
– В общем, приезжай! – снова заорал Юрий Казаков, должно быть, испугавшись, что за молчанием Анина последует суровый, мужской отказ. – Подпишем договор, и вперёд!
Он знал, что Анин фанат своего дела и что слово «съёмки» производит на него такое же действие, как на эрдельтерьера – вид кошки и команда «фас!»
– Погоди… погоди… – оживился Анин.
Что-то ему подсказало, что не всё так просто, как сладкоголосо пел Юрий Семёнович, что он только первая ласточка, неизвестно, что другие в клювике принесут, но отказать было грех, памятуя, что Юрий Казаков плохих фильмов не делал, одни нетленки, и вообще, он мужик что надо, слово держит, разве что только осторожничает не к месту и не во времени. Но это дилемма уже иного плана.
– Сколько скажешь, столько и заплачу! – перебил его зловредные мысли Юрий Казаков.
– Так не бывает, – не сразу уступил Анин, чувствуя, что можно и поломаться, как красна девица.
– У меня бывает! – опять очень честными словами заверил его Юрий Казаков, должно быть, забыв историю о пятисот долларах. – У меня всё бывает! Теперь… – он сделал многозначительную паузу, но распространяться о Сапелкине как о величине, переходящей в ноль, не стал, – всё можно! Приезжай прямо сейчас!
С точки зрения морали он должен был высказаться давным-давно, просто трезвонить во все колокола о кризисе жанра, а он помалкивал, боясь за карьеру. Анин его не осуждал, не все способны броситься грудью на амбразуру.
– Ладно… – неожиданно для самого себя сделал одолжение Анин и взглянул в окно: начиналось смеркаться, – приеду…
Они все подолгу задерживаются на работе, подумал он о режиссёрах трудоголиках, и вызвал такси; пока чистил зубы, телефон разрывался снова и снова. Анин только мычал, радостно скалясь в ответ, а потом не без страха посмотрел, кто больше всех домогался его. Слава богу, не Таганцева, обрадовался с тонким чувством мести, а то бы пришлось объясняться ещё раз, чего он отродясь не любил.
Список звонивших пополнился дюжиной режиссеров, которым нежданно-негаданно, прямо таки сверхсрочно понадобился Анин. Его самомнение моментально разрослось до размеров земного шарика и утвердилось там, как на Олимпе. Где же вы все были, когда я загибался? – ехидно вопросил он, глянув на себя в зеркало, в котором смотрелся, как минимум, самоуверенно, а как максимум – Дэвидом Копперфильдом, ловко всех надувшим со своими полётами.
В течение поездки, кроме прочих, к нему по очереди дозвонились: Никита Пантыкин, Мамиконов, Куприянов и Борис Макаров. И всем им Анин с огромнейшим удовольствием, многословно, витиевато и с издёвкой отказал. Всем, всем, кроме Кирилла Дубасова, который опять умудрился пробудить в нем сыновни чувства.
– Поедешь со мной в Африку?! – хрипел он, как старая гармошка.
– Куда?.. – удивился Анин, хотя удивить его было крайне трудно.
– В Намибию, на берег скелетов, – казалось, тюкнул его в самое темечко Кирилл Дубасов.
Анин потерял дар речи, словно от нокаута, и соображал туго, памятуя о отвратительном здоровье Кирилла Дубасова: «Зачем это ему?»
– Я хочу снять многосерийный приключенческий фильм о контрабандистах, с гонками, машинами, стрельбой и красивейшими женщинами планеты. Будешь играть героя-любовника араба! – как ни в чём не бывало трубил во все трубы Кирилл Дубасов.
– Я?.. Араба?.. Какой из меня араб?! – ещё пуще растерялся Анин, хотя воображение тут же дорисовало всё то красочное, сногсшибательное и чувственно, что не досказал Кирилл Дубасов. От восторга у него засосало под ложечкой. – А кто ещё?..
Кирилл Дубасов тут же, словно держал в запасе главный козырь, назвал фамилию известной актрисы Ларисы К, с которой Анин играл в «Жулине».
– О! – едва не проглотил язык Анин, потому что Лариса К была очень и очень «дорогой» и вытянула из них с Базловым кучу денег и измотала ни один клубок нервов.
– Я тебя ангажирую на весну, – сказал уже спокойнее Кирилл Дубасов, – и на лето тоже. – Кажется, он очаровательно улыбнулся в трубку сквозь прокуренные усы.
Анин с удовлетворением прикинул, сколько можно на этом заработать.
– Видно будет! – вспомнил он о своём величии.
Когда же ты успокоишься? – восхищенно подумал он о Дубасове, который страдал букетом болезней: и эмфиземой лёгких, и бронхиальной астмой, и артритом, и вспомнил, что Дубасов советовал ему: терпеть и работать, работать и терпеть, создавать условия для победы. И на душе у него полегчало: Кирилл Васильевич был лучшим примером для подражания.
– Африку посмотришь… – обольщал Кирилл Дубасов.
– Где жарко, как в духовке… – в тон ему высказался Анин, да и Лариса К успела выскочить замуж, подсчитывал он все минусы, так что теперь особенно не разгуляешься.
С Ларисой К у него случился сверхкороткий, но бурный роман, однако, она тут же наставила ему рога с актёром Лёхой Макарихиным, с которым сбежала на Багамы, сорвав съёмки на три недели.
– Женщины там красивые… – привёл железобетонный аргумент Кирилл Дубасов, – в основном голые…
– Это которые с тарелками в губе? – насмешливо притормозил Анин, хотя это было нечестно по отношению к Дубасову, который ничего плохого Анину не желал, напротив, в трудную минуту не забывал и морально всякий раз поддерживал.
– Ну да… – неожиданно пал духом Кирилл Дубасов, у которого, видно, не осталось в запасе весомых
И ещё запомнилась фраза