Картошка в туалете
Туалет у нас, на улице Халтурина/Миллионной, дом 7, был в общем коридоре, не в квартире. И я, как-то, и в детстве, и в более зрелом возрасте, до самых своих 33-х лет, когда нам пришлось в 1984 году переехать отсюда на Ржевку-Пороховые, не испытывал от этого никаких неудобств. Забегал в него запросто в любое время дня и ночи, делал спокойно все свои дела. И сидел, когда была для этого какая-то особая фантазия, сколько хотел.
Если кто-то из домашних приходил и видел, что туалет занят, это никого особо не напрягало, и это не ввергало меня ни в какой диссонанс, просто спокойно доканчивал свои дела. И не чувствовал, что доставляю кому-то из наших какой-то дискомфорт. И сам никакого дискомфорта не чувствовал. Всё было очень по-домашнему, очень по-свойски, по-житейски и мирно...
Впрочем, надо упомянуть, что в раннем детстве я очень боялся чертей. И боялся их именно в этом коридоре, потому что был он довольно тёмный. И я старался бежать от двери нашей квартиры до туалета как можно быстрее, хотя и было-то там каких-нибудь шагов 10-12 (взрослых, правда). И я представлял себе, как у меня за спиной, из-за поворота коридора, выскакивают черти и гонятся за мной. Я забегал в туалет, захлопывал дверь, запирал её тут же на крючок — и представлял себе, как эти черти, добежав до двери туалета, резко тормозят, останавливаются в разочаровании, и не поворачивают назад — а как бы тут же растворяются в воздухе.
Потом я перестал бояться чертей, но воображал себе каких-то врагов, каких-то не то фашистов, не то контр-революционеров. И в очень большом числе. И представлял себе, как они штурмуют мой туалет. Мысленно я размещал в «бойницах» туалетной двери несколько станковых и ручных пулемётов — которые могли включаться у меня все разом — и беспощадно расстреливал в коридоре перед туалетом этих штурмующих недругов.
Позже это у меня превратилось в военную игру «севера» и «юга», в грядущую гражданскую войну революционеров и контр-революционеров, с границей между ними уже почти ровно по Неве. «Южане» наступали с юга города, и «северяне» с огромным трудом удерживали последний плацдарм на южном берегу Невы из нескольких зданий, примыкающих к Кировскому/Троицкому мосту, включая и наш дом.
В общем, в разную воображаемую войну я играть чрезвычайно любил. Даже до фанатизма.
Теперь про картошку.
Кухня у нас была очень небольшая, кладовок никаких, и картошка у нас хранилась в туалете. Вешали её там на гвоздь в обычной для того времени матерчатой сетке-авоське. И никто не боялся, что соседи, или ещё кто-либо (про бомжей я тогда и не слышал), будут её воровать.
Я сидел в туалете — и картошка эта висела у меня перед самым носом. Вся в земле, и пахла землёй. И вот, я стал выбирать из сетки какую-нибудь крупную и продолговатую картофелину — и представлял себе, что это человек. И не просто человек — а какой-то воин. Настоящий человек должен быть воином. И должен сражаться с врагами. И война — дело предельно жестокое, но необходимое и неизбежное.
Я припрятал в туалете стальную спицу, воображая, что это копьё. Это было копьё моего воина. Но в то же время — и воображаемые враги разили моего воина этим копьём. И я метал в него это копьё (никогда им не колол!), и наносил ему рану за раной. Пока он у меня не погибал от этих ран.
Характерно, что этот мой воин — был положительным персонажем, с которым я себя почти отождествлял. То же самое было и в моей летней игре с одуванчиками, которую я приписал, уже в настоящее время, и своей Анфисе. Мучить и убивать отрицательных персонажей мне было как-то не интересно. Страдали и умирали у меня всегда герои. Настоящие герои-мученики.
Сколько несчастной картошки я исколол и испортил этой своей спицей! А домашние думали, что это червоточины.
Потом я уже вылепил своего героя из пластилина. И продолжал измываться над ним в туалете, поражая его копьём-спицей. Но уже не портил картошку.
Вспомнил сейчас, как Мария Спиридонова, ожидая исполнения смертного приговора, вылепила в тюремной камере из хлебного мякиша своего человечка, и подвесила его на своём волосе. Ожидая и себе самой такую же скорую и неизбежную участь, и размышляя над этим. Интересная медитация!.. Спиридонова говорила потом, что это были самые счастливые дни в её жизни... Этот эпизод крепко врезался в сознание и моей Анфисе.
Я и сам всё больше отождествлял себя со своими страдающими и умирающими героями. И день, и ночь воевал в самые разные войны. Просто не мог без этого. Заснуть не мог, не поиграв в постели в войну, столько было во мне избыточной энергии. И об этом ещё очень много надо написать...
Я очень давно не ел картошку. Просто картошку. Любую. Лучше не жареную. Печёную, или варёную в мундире (впрочем, изредка жую чипсы, есть и сухое пюре)…
Ах, как мы, новоиспечённые студенты ЛФЭИ, вечно дико голодные, пекли её в колхозе, прямо в поле!.. Точнее, это был, всё-таки, совхоз. Село Яблоницы, Волосовский район Ленинградской области. Кормили на кухне нас тоже в основном картофельным пюре плюс какая-нибудь котлетка или рыбка, и я за добавкой этого пюре ходил с миской по два-три раза, и, всё равно, был голодный...
Неужели я больше никогда не поем картошки?..
Но Анфиса не оставит меня и без этого полезного удовольствия!..
Думаешь, что вытащит?.. Вытащит. Хоть из ада - но вытащит...
И будем есть всё, что будет давать нам здоровье и силы...
Иншалла.
…
После прошлогодних больниц варю теперь на кухне не только кашу, но и картошку. В мундире. Так проще, полезней и вкуснее…
Слава Богу за всё!..
+ + +
ПС На фотке не я, но это в точности похоже на мою работу в Яблоницах... Да, и никаких тебе перчаток...
27.6.2020
21.2.2022
