Произведение «Королевская Гора 68. Глава 14. Настя, Маринка и Витя» автора Эрнэста Старикова

Результаты пристрелки Настю порадовали. Удрать через дыру в заборе нетрудно. Дойти до зоосада вполне возможно. Направление известно. Вот только в одиночку идти не хотелось. Нужна команда, лучше небольшая, не привлекающая внимания. Два-три бойца и командир – так сказал бы Иван Иванович. Опыт подсказал изящное решение – под большим секретом Настя рассказала о своей вылазке близким друзьям Витьке и Маринке. Ребята поклялись вечно хранить секрет. Но тайне не сиделось у них в голове. Она щекотала кончик языка, да так, что удержать слова было просто невозможно. С тихим шепотом и круглыми глазами, история расползлась по садику. В зоопарк собрались идти все. Большой колонной и без взрослых. Прямо к мишкам. Настя представила, как будет выглядеть шумная гурьба по дороге в парк, и пришла в ужас. Но тут очень своевременно случились выходные.

Пятничным вечером разбрелась по домам сплочённая боевая часть. По одному, Настиных друзей победила разобщённость. За двое суток, у каждого нашлось время почувствовать себя отдельно взятым существом. Кто-то просто потерял интерес к походу. Другие прикинули вероятное наказание за самоволку, испугались и мысленно попросили прощения и у медведей, и у родителей. Самый мудрый решил, что у медведей обычные морды, а грусть и печаль хитрая Настька выдумала.
В понедельник утром, сонные и сконфуженные, бойцы уже были не бойцы. У дедушки генерала было много слов, подходящих к сложившейся обстановке, но мы не будем ставить их в общую строчку. Их смысл полон ярости и разочарования, а звучание хорошо сочетается с криками раненых солдат и грохотом стрельбы, а не с детским садиком.
Так у Насти осталось два воина – Маринка и Витька. Кадровый спецназ. Только они умели дружить с Анастасией. Когда Настя играла в доктора, они становились пациентами. Даже если доктор был зубной. Настя становилась принцессой и у её дверей тут же заступал на пост королевский гвардеец, а у трона - шут. Не успевая сменить караул, с гвардейского на шутовской, опоздавшие пассажиры бежали на скорый поезд, преследуя хорошо знакомую проводницу. Роняя на рельсы чемоданы и самовары, храбрые, но незадачливые агенты пытались догнать чудо-вагон, прыгали на подножки со скачущих мустангов и сыпали горячими очередями из невидимых пулемётов. Но тщетны были их уловки, мечта-фантазия уносила маленькую девочку всё выше и выше. Только её одну, поскольку зрители должны оставаться на местах. И взрослые должны оставаться на местах. Даже самые верные друзья должны оставаться на местах, для них зарезервированы лучшие. Мягкие и недалеко от сцены.
Маринка и Витька подошли к ней и таинственным шёпотом объявили:
– К тиграм пойдём втроём. Так лучше – никто не заметит!
– Надо гостинец собрать новый. Тащите из дома всякие сладости. Пряники, печенье, конфеты, сухари – пригодится всё! – деловито распоряжалась Настя. В этот миг четвёртым бойцом в отряде стала тётя Люба, так похоже на неё выглядела Настя.
– Ребята, а мёда нету дома где-нибудь?

* * *
Воспитатели чувствовали толчки настроений группы подопечных. Ожидали, но не могли знать истинных причин. Было похоже на пророчество землетрясения: глубоко под землёй бурлят неведомые процессы, а на поверхности не более одного балла. Тихо и спокойно. Тихо-тихо и вдруг – ка-а-а-ак даст и половина Стамбула в руинах. В отличие от сейсмологов, у педагогов есть способ узнать мотивы и стравить опасное давление. Рисунок на свободную тему -- час, обсуждение каждого рисунка – ещё час. Надо было, всего-навсего, уметь внимательно смотреть и слушать. Изображённая реальность есть запрещённая реальность, а что не попадало в рисунок, находило себе место в риторике художников.
Маленькая девочка шла по пути распахнутой закрытости, даже не подозревая об этом. В мире, где ложь была языком общения, честное враньё даже за враньё не считалось. Каждодневная рабочая ситуация. Чёткий сюжет и сильная эмоция, яркий образ и правильный ответ не на тот вопрос – в этих декорациях можно спрятать множество вещей, которых боишься или очень хочешь. Как правило, это одно и то же. Так называемая правда никого ещё не сделала сильней и храбрей. Мотивацией, испокон века, занимается ложь. Самая большая ложь – это будущее.

Настя с Маринкой и Витькой секретничали.
– К медведям сходим на этой неделе. Погуляем и дело сделаем, – сказал Витька, спокойно и буднично. Безнадёжная мечта очнулась, задышала и встала на ноги. Настя улыбнулась и тут же сделала «секретное» лицо. И чтобы никто никогда и нигде! – А то!
Пока они шептались, группа разобрала все цветные карандаши и принялась менять мир к лучшему. В коробке остался десяток простых грифелей разной твёрдости и ярко-зелёный огрызок. Но ведь звезда – на всю жизнь звезда. Рассерженная принцесса заняла место подальше, чтобы никто не мешал и мстительно раздумывала, что бы такое нарисовать? Такое?! Такое?!
– Мияу!
Настя слышала мяуканье совсем рядом. Но в садике не было котов и быть не могло. На этот счёт заведующая была очень строга. Девочка осторожно огляделась, уронила карандаш и, доставая его, заглянула под стол. Ни одного кота, даже игрушечного, здесь не было!
– Мияу!
Никто ничего не слышал, кот был у неё в голове. Настя поняла, как его зовут и откуда он пришёл. По спине пробежала холодная волна.
– Bist du hier, Hans die Katze? (Ты здесь, кот Ганс?) – прошептала она себе под нос.
– Ф-р-р-р-р-р-р! – мурлыканье раздалось прямо из-под стола. Большой сильный зверь потёрся тёплым боком о её ноги. Настя бросила быстрый взгляд вниз – никого! Мягко колыхнулся воздух – Ганс неслышно запрыгнул на стол и невидимой лапой подкатил карандаш к её руке. Девочка нацелилась грифелем и представила готовый серо-чёрный рисунок – тигр лежит на скале. Заготовленный сюжет мультика про Маугли. Она уже рисовала этот кадр раза два или три. Кот-невидимка встал, встряхнулся и картина с Шерханом разлетелась на мелкие кусочки. Призрачно, вокруг них, сложилась новая картина, сложилась ясно, до последнего штриха. Время замедлилось и весь мир сделался чистым альбомным листом. Настя быстро меняла карандаши, короткий штрих сменялся длинным, растушёвкой, белыми пятнами… Последним в уставшей руке оказался ярко-зелёный огрызок – одно движение и второе, почти такое же. Картина из серых, белых и чёрных тонов лежала перед художницей, блистая своим совершенством. «Неужели это мой рисунок? Ведь это Гансик… однако даже видимые коты не могут держать в лапе человечьи инструменты для рисования. Невидимый же кот? Нет, рисовала, конечно, маленькая девочка и рука у неё ноет от напряжения. Но в старшей группе не рисуют таких картин.

Воспитательница увидела, что Настя закончила работу, и подошла посмотреть. Дар речи к ней вернулся минут через пять, уже в кабинете заведующей. Начальница строго выговаривала ей:
– Надо было сюда принести. Раз уж такой шедевр!
– Это не шедевр, это гораздо хуже!
– Уж так уж и хуже? Тогда зовите методиста или что, психиатра звать?
– Кому психиатра? Мне? – с трудом подбирала слова воспитатель.
Заведующая пожала плечами:
– Может – вам, а может и нам всем… пошли.

Серый, взъерошенный от страха, котище, упираясь всеми лапами в земляной пол, тащил за ремешок тяжёлый полевой бинокль. Шерсть торчала во все стороны, уши прижаты, в полуоткрытой маленькой пасти блестели изрядные клыки. Под меховой шубкой, словно скрученные пружины, готовые лопнуть от напряжения, бугрились маленькие мышцы. Только всё это зритель скорее понимал, чем видел. Потому, что невозможно было оторвать взгляд от зелёных глаз, горевших отчаянием и упрямством. Позади метались неясные фигуры, с краёв на лист вползала чёрная тьма. Зелёные глаза, как светофоры на ночном перегоне, обещали свободный путь и выход из убивающего морока.

С трудом отлепив взор от рисунка, заведующая спросила, кто это нарисовал. Очевидный идиотизм вопроса никого не удивил, картину видели все и каждый почувствовал силу котовьих глаз, нарисованных огрызком ярко-зелёного цвета.
Настя рассказала историю о спасении германским котом советского боевого генерала. Методист вытряхнула из рамки со стеклом почётную грамоту за экономию моющих средств и вставила туда Настин рисунок. На следующее утро, когда старшая группа принялась за манную кашу, за ними приглядывал кот Ганс. Из красивой рамки, как из окошка.