Девочка и тигр

трудно дышать. Я побежала за автобусами, махала, кричала, но меня никто не слышал. Потом раздался вновь грохот, взрыв совсем рядом, за моей спиной. Хорошо, что меня защищал тигр. Я куда-то укатилась с дороги, а дальше ничего не помню.
Вот так я и потерялась. Но не я одна, я знаю. Я попала в дом, где были одни дети, но это было потом.

Глава 12. Я в больнице

Помню, что кто-то меня поднял и понес. Было уже темно, но я совершенно не боялась этого мужчину. Он был уже старый, но сильный. Меня положили в машину и куда-то повезли. Я шепотом звала маму и папу, а женщина, сидевшая рядом, успокаивала, гладила. Они добрые, это сразу чувствуешь. От деда пахнет сигаретами, но не так, как от того злого дяди, а от женщины пахло больницей. Папа говорил, что так пахнет спирт, наверное, она часто моет им руки.
Меня привезли в больницу, я в такой не была. Не нравятся мне эти поликлиники и больницы, как-то страшно в них и хочется домой. Меня отвели в комнату, там горел свет, и посадили на кушетку. Я просила помочь тигру, у него были ранения, так я им объясняла. Врач, осматривавший меня, сердился, пока медсестра не взяла тигра и пообещала мне, что позаботится о нём. Тогда я успокоилась, а то очень боялась за него.
У меня были царапины, очень жгло живот и ноги, но врач сказал, что мне очень повезло. Тигр спас меня, защитил собой. А ведь и правда, когда раздался грохот, он толкнул меня с дороги накрыл собой. Я не стал об этом рассказывать врачу,  он всё равно не поверит, это видно сразу.
Меня положили в палате, там было много детей, все уже спали. А я не могла уснуть, ждала моего тигра. Не мог же он умереть! К утру немного уснула и проспала завтрак. Меня всё равно накормили, хотя я и отказывалась. Каша была вкусная, хотя и овсяная. Так всегда бывает, когда хочешь есть, тогда и любая каша вкусная.
Мне сделали перевязку или обработали раны, я не особо поняла. Медсестра мне всё рассказывала, как взрослой, а я всё время спрашивала о маме и тигре. Принесли тигра и какие-то осколки, такие острые чёрные куски железа. Я побоялась их трогать, а медсестра сказала, что удар взял на себя тигр, что он спас меня от взрыва. Я это и так знала и рассказала ей, как было. Она не стала возражать, как это делают взрослые. По-моему, она мне поверила. Бедный тигр, ему больно, но он жив и рад мне. Его зашили, сколько же у него уже шрамов, мой бедный боевой тигр.
Я рассказала всё, я же хорошо помню, как зовут маму, Марина Сергеевна Александрова, и как зовут папу, Владимир Алексеевич Краснохолмский, где мы живём, что мы ехали в какой-то зеленый коридор на автобусе. Меня записали на видео и разослали по интернету, чтобы мама могла меня найти. Я сидела на стуле, прижав к себе тигра, и меня так и называли все «девочка с тигром», а я возражала и говорила, что я девочка и тигр, и меня зовут Леся, а тигра зовут тигр.
Раны мои быстро заживали. Я помогала, играла с больными малышами, рассказывала им сказки вместе с тигром, чтобы они не плакали. Как же тяжело, когда ты вот так лежишь в больнице, а мамы и папы рядом нет, но я не плакала, малышам же ещё тяжелее, они маленькие совсем. А когда все ложились спать, я выбиралась из кровати и шла к дежурной. Они не ругались, поили меня чаем, гладили тигра и читали книжки. Как я засыпала, то сама, без уговоров шла на свою кровать.
По ночам дежурил дедушка, весь седой. Его с уважением все называли профессором. Я его шепотом спрашивала, зачем нужна война. И он рассказал мне одну сказку, сказав, что война никому не нужна.  Я ничего не поняла, но сказку запомнила хорошо.

Глава 13. Сказка о сурикатах и красной глине

В знойной Африке, на самом юге в пустыне Калахари жили сурикаты. Это такие небольшие симпатичные зверьки с белой мордочкой, черными ушками и желтым хвостом, а шерсть у них коричневая с оранжевым подшерстком, отчего она кажется немного полосатой. Жили себе и жили эти зверьки, рыли норки в камнях, искали в трещинах насекомых, охотились на ящериц и небольших змей. Тяжелая жизнь в пустыне, чтобы поесть, приходится много поработать.
И вот один сурикат весь день гонялся за ящерицами, даже длинный хвост взмок, но ни одной не поймал. Солнце в этот день пекло так, что бедный зверек едва не помер. Он нашёл свободную пещеру, здесь никто до него не был, так далеко его собратья не забегали, и спрятался там. Отдохнув и остыв, он стал думать, почему он голоден, почему охота так тяжела, а пищи всё меньше. А если пищи меньше, значит, её кто-то съел! Так он подумал и понял, кто во всём виноват.
А виноваты были, как он подумал, другие сурикаты, которые жили на другой стороне их части пустыни, там, где начинались зыбучие пески и бесконечный зной. Вот, думал он, они приходят к нам и съедают всю нашу еду! Разозлившись и расхрабрившись, он нашёл в пещере лужу, умылся, помыл измученный хвост и вышёл наружу.
Когда он пришёл к сородичам, то они не узнали его. К ним пришел сурикат с красной головой и красным хвостом. Таких зверьков они не знали и испугались его. А сурикат понял, что они его бояться, и по шепоту собратьев понял, что морда его стала красной, как и хвост.
«Ага!» – смекнул он: «Вот теперь вы меня будете слушаться!».
А надо сказать, что этот сурикат был неудачником. Его знали все и посмеивались над ним. У него не было хорошей охоты, он часто не мог найти себе и личинок на ужин, но сейчас они не узнали его. Перед ними был страшный зверь, красный сурикат.
«Сурикаты! Хватит терпеть жару и голод! Хватит терпеть невзгоды, когда нас объедают другие!» – завопил красный сурикат, грозя кому-то ручками в небе. Сурикаты зашептались, зашушукались, и всё громче стали поддерживать его, ведь так просто и легко винить кого-то другого в своих неудачах. А красный сурикат продолжал: «Сурикаты!  Мои верные сурикаты! Мы пойдём и отберем свое по праву! Мы накажем воров и злодеев, и справедливость будет за нами!».
Он ещё много что говорил, кивая, маша в сторону других сурикатов, которые и знать не знали, что они виновны в том, что их соседи голодают. Их жизнь тоже была несладкой, и если добыча перебегала к соседу, что же её бросать тогда? Все то и дело бегали друг к другу, а иногда и вместе охотились на змей.
Красный сурикат выбрал самых смелых и сильных сурикатов. Он назвал их войнами и отвел в пещеру. Войны должны были закрыть глаза, и красный сурикат обмазал их хвосты в луже, где была красная глина. Теперь войны тоже стали красными сурикатами. В ту же ночь они напали на соседей и отобрали всех личинок. Красный сурикат получил лучшие куски. Всем очень понравилось, можно было не бегать весь день, не искать в трещинах жуков и личинки, а забрать свое, забрать силой. Всё больше сурикатов получали красные хвосты, а тех, кто сомневался, говорил о том, что их соседи такие же сурикаты, как и они, что у них такая же тяжелая жизнь, били и изгоняли на край, в самую жаркую часть пустыни. Что было дальше с ними никто не знал, да и не хотел знать.
И стали почти все сурикаты с красными хвостами. Осталось немного с желтыми, чтобы можно было днем проходить к соседям и вынюхивать, что думают соседи. А соседи возненавидели сурикатов с красными хвостами. Появлялись и те, кто предлагал выкрасить хвосты в зеленый цвет. Достаточно было найти зеленого жука и раздавить его, но не есть, а выкрасить хвост. Но таких сурикатов с зелеными хвостами было немного. Большинство помнило, что они все сурикаты, все родились с желтыми хвостами, а соседи просто сошли с ума.
«Нельзя ненавидеть другого суриката только за то, что у него не желтый хвост», –говорили сурикаты, а более мудрые и знающие добавляли: «Не все с красными хвостами хотят носить красный хвост. У всех есть детеныши, и надо думать о них».
Много спорили, много дрались, отбивались каждую ночь. Иногда выигрывали у краснохвостых, но всё чаще проигрывали, бросали пищу и прятались по дальним норам. И вот пришла очень жаркая и голодная пора.
«Мы должны захватить их землю и забрать нашу пищу!» – призывал вождь, а краснохвостые воинственно поднимали маленькие лапки вверх. Они были настолько страшны и воинственны, что хищные птицы, любившие поймать на ужин суриката, боялись летать над ними.
И хлынула лавина краснохвостых, и началась страшная драка. Сурикаты дрались с сурикатами, и никто не знал и не понимал почему. И всё бы кончилось плохо, если бы вдруг солнце не пропало, а на небе появились огромные тучи. И начался ливень, а в пустыне он может идти много дней.
Вымокли сурикаты, хвосты перестали быть красными и зелеными, а страх и злоба тоже смылись. Поняли все, что все равны и не было причин драться, а красный сурикат продолжал гнать всех в атаку, пока его все вместе не выгнали. Какой же он красный сурикат, если он такой же мокрый и жалкий. И все узнали в нем того неудачника, и стало сурикатам стыдно.
И когда дождь кончился, и сурикаты повылезали из своих норок, то бывшие краснохвостые принесли соседям свою добычу, свои запасы, а тех, кого выгнали, нашли и позвали обратно. Так и живут, охотятся, бывает и подерутся, с кем не бывает. Но если кто-то выкрасит хвост в другой цвет, сразу же поколотят. Пусть такие шутки в другом месте шутит.

Глава 14. Кто-то украл нашу весну!

В больнице жить ничего хорошего. А как ты думаешь, если сидишь целыми днями внутри, погулять не отпускают. У меня там что-то гноиться начало на спине, меня мажут какой-то мазью. Она мне не нравилась, плохой запах, но зато спина чесаться перестала, а то проснусь ночью, и спать не могу, так чешется.
Мою куртку и штаны зашили, даже выстирали. Я была очень рада, хотя и расстроилась, что куртка потеряла цвет. Она была жёлтая, такая яркая, как солнце, а брюки голубые, а стали все какими-то серыми. Ну и ладно, это же всё равно мои вещи, мне их мама покупала.
Я оделась, и нас пустили погулять во дворе больницы. Нас было немного, те, кто уже выздоравливали. Большинство детей было в подвале, туда перенесли нашу палату, потому, что нас бомбили. Пока не попали, но я слышала, что каждую ночь они подбираются всё ближе и ближе. А зачем нас бомбить? Зачем надо бомбить больницу, здесь же дети и другие больные. Взрослых почти нет, их перевезли в другое место, не знаю куда. Я вообще мало знаю и всего боюсь, но бомбежек бояться перестала, только вздрагиваю и прислушиваюсь, где взорвалось.
У нас есть мальчики, они разбираются, что ударило. Мне все равно – всё смерть, если в тебя попадёт. А они спорят, доказывают, ругаются, а за чем нам ругаться между собой? Я им так и сказала, чтобы они не ругались и не спорили, а они назвали меня маленькой и глупой. Ну да, я младше их и что?
Я всегда ждала весну, чувствовала, как она приходит. Это может почувствовать любой. Воздух такой теплый и сладкий становится.  Я стояла на улице, смотрела на тусклое солнце, и оно не грело, а воздух был такой горький. Я сказала это седому профессору, он вышел вместе с нами и медсестрой погулять. Он сказал, что это от гари, и весна пока не пришла, но скоро придёт, чтобы я не переживала. Он хороший, добрый, может успокоить и объяснить всё, что угодно. Но он грустный, я вижу это, чувствую.
Я знаю, что он прав, что весна придёт. Может и скоро, но сейчас её кто-то украл, как и маму и папу!
Мы во что-то поиграли, немного побегали, много нам не разрешают. И я на время обо всём забыла, даже есть захотела, даже овсяную кашу.
Ночью к нам привезли мальчика, прямо в