Девочка и тигр

подвал. Это было во время бомбежки, и было так страшно, что никто не спал. Я хорошо помню, мальчишку внес врач на руках и ушёл в другую комнату, там у них был стол, шкафы с бинтами и шприцами. Как же я не люблю уколы и когда с меня сдирают бинты!
Бомбили всю ночь, и даже утро. Как закончили, мы все тут же уснули и проспали до обеда. Нас никто не будил. Я занималась весь день работой, я же помощник медсестры, меня приняли на работу, так сказал мне профессор. Мне хотелось всё заглянуть в другую комнату, как там мальчишка, и когда открыли дверь, то я увидела, что в комнате никого нет. Я очень испугалась, неужели он пропал?
Вечером его привезли на каталке сверху, там где были операционные. На улицу нас не пускали, но по шепоту взрослых я поняла, что разбомбили два корпуса больницы. Это было, наверное, тогда, когда у нас потолок так дрожал, что даже лампа свалилась вниз и разбилась. Знаешь, как страшно сидеть в подвале в полной темноте, а сверху слышно у-у-у-у-у-у-у! А потом бах-бах-бабах!
Я, как помощница медсестры, подошла к новенькому. Мне надо проверить, всё ли они сделали правильно, хорошо ли застелена кровать. Мальчик был маленький, лет пять, потом я узнаю, что ему не было ещё пяти лет. Он спал, рядом стояла капельница, а голова была вся обмотана бинтами, только лицо осталось. Мне стало его так жалко, что я села рядом и долго держала его за руку, пока меня не отправили спать. Когда все решили, что мы спим, я подошла с тигром и уложила его рядом с мальчиком, чтобы тигр его грел и охранял.
Днем приходила его мама. Мы познакомились, я обещала заботиться о нем. Мы подружились, никто не был против моего тигра, мальчику он тоже очень нравился. Мама принесла ему машинки, и мы играли вместе. Ему нельзя было вставать, он был такой слабенький, но упрямый. Всё доказывал мне, что дома самое важное. А я и забыла про мой дом, как же было бы здорово туда вернуться. Может папа живет там и ждёт нас?
Мальчика звали Павликом. Я рассказала ему простую сказку, которую мне часто рассказывал папа, о том, кто важнее.

Глава 15. Сказка о том, кто важнее?

Как-то в один из дней, когда дома никого не было, заспорили вещи, кто из них важнее. Спор начала люстра. Она разгорелась, заискрилась и заявила: «Я самая важная. Без меня в комнате будет темно, а когда я разгораюсь и блещу, так всё становится таким красивым и светлым. Без меня было бы тускло и уныло – я самая важная в доме!».
И тут потолок, который держал люстру, захохотал: «Это ты-то самая важная? Ха-ха-ха-ха! А ты забыла, кто тебя держит? Не будь меня, ты бы упала на пол и разбилась вдребезги! А я тебя держу, и вообще, не будь меня в доме было бы сыро и мокро, грязно и холодно! Я защищаю дом от снега и дождя, а летом от жаркого солнца. А ещё я такой белый и красивый. Посмотрите, какие у меня ровные линии, какой я ровный и правильный!».
«Вот уж придумал, он самый важный!» – возмутились стены: «А ты забыл, на чьих плечах ты лежишь? Не будь нас, не было бы и дома – мы и есть дом! А ещё мы такие красивые и тёплые. Посмотрите, какие у нас милые цветочки, какие на нас красивые обои и картины. Мы самые важные, тут нечего и спорить!».
Зашевелились шторы, заливаясь шелестящим смехом: «Ой, не спорьте, не спорьте! Это бесполезно, ведь самые важные – это мы. Мы закрываемся, когда дню пора уступать ночи. И мы открываемся, как наступает утро. Если мы не откроемся, то утро никогда не наступит. Не спорьте, это же очевидно, что мы самые важные!».
Кровать от возмущения аж подпрыгнула на месте: «Да что вы все такое говорите! Вот куда все хотят попасть? Правильно, на кровать! С меня не хотят вставать, если было бы возможно, то на мне лежали бы вечно! Поэтому я самая важная в доме!».
Шкаф задергал дверцами, стал ими хлопать. Шкаф сказал: «Самый важный в доме – это я! Во мне лежит всё самое ценное, я храню одежду, я храню все вещи. Без меня это всё бы пропало! Поэтому я самый важный в доме!».
Весь этот спор слышали и холодильник с плитой на кухне, и раковины, и ванна с унитазом, и хохотали. А детский велосипед и велотренажер так развеселились, что стали крутить колесами и брыкаться, будто бы они стали лошадками.
Дверь сказала: «Надоели вы спорить и ругаться! Каждый важен по-своему, и нечего тут спорить!». Дверь закрылась, и спорщики умолкли.

Глава 16. Две машинки

Я Павлику рассказывала много сказок, когда он не спал. Есть он сам не мог, его кормили с ложечки. У меня получалось плохо, я хотела, чтобы он ел больше, а его тошнило. Я решила не мешать, но очень хотела помочь. Мне все говорили, что я  очень помогаю, а мне хотелось сделать больше, я же вижу, что ему становится всё хуже и хуже.
Его мама принесла мне большую шоколадку и сказала, что это только мне. Я решила не есть её пока, вот выйду отсюда, вот мы все отсюда выйдем, тогда я достану из рюкзака все мои батончики, печенье – мы всё вместе съедим, сделаем большой торт, ну или что-то вроде торта. Как же я тогда мечтала о торте, чтобы самый большой кусок отдать Павлику. Ему надо много есть, он такой худой и бледный. Мне было очень страшно за него.
Мы должны переехать в другую больницу. Это было так скоро и нервно, что я чуть не забыла свой рюкзак. Нас посадили в автобус и увезли в другой город. А я ехала и плакала, как там Павлик, как там две девочки, которых только-только прооперировали, как седой профессор и другие врачи и медсестры? Когда я вырасту, то тоже стану врачом, а если не получится, то медсестрой. Я уже много умею сама, мама очень гордится мной. Я могу обработать рану и наложить повязку. Я всё делаю правильно и не перетягиваю. А ещё могу следить за капельницами и закрывать их вовремя, чтобы воздух не попал в вену.
Нас привезли в больницу. Здесь не бомбили, я спросила. Это чувствуется, нет запаха гари или железной вони, не знаю, как правильно сказать. Вот воняет железом, которое сожгли, наверное, так верно. Женя считает, что так и воняет там, где бомбят. А ещё много пыли мусора, и тишина такая, что уши болят.
Я каждый день ждала, когда привезут Павлика и других, но никого не привозили. Я бегала за врачами и спрашивала, но они были очень заняты, нервничали. Я не обижалась, я же понимаю, что им очень тяжело. А по ночам я плакала, обнимала тигра, а он молчал. Он всё знал, но не хотел говорить или не мог.
Приехала мама Павлика, она нашла меня. Я сразу всё поняла и заревела, а она успокаивала меня, говорила, что ему больше не больно. Почему взрослые не могут сказать правду, он же умер! Я знаю, что он умер!
Она мне подарила его машинки, синюю и красную. Они у меня, я не разрешаю с ними никому играть и сама не играю. Мама тревожится, когда видит меня с ними. Я понимаю, но маме нечего бояться, я просто ставлю их на стол и смотрю, а ещё вспоминаю Павлика. Мама думает, что я не понимаю, что такое смерть, а я знаю, я её видела. Там много людей умерло, их убили эти бомбы.
Но зачем же бросать бомбы на людей, на детей? Дети же никому ничего плохого не сделали! Пусть взрослые сами дерутся друг с другом, но далеко от нас. Почему они не могут выбрать какое-нибудь заброшенное поле и драться там? Когда я смотрю на эти машинки, я постоянно думаю об этом. И плачу, иногда громко, мама не может меня успокоить. Тогда Женя уводит меня гулять далеко, тут есть рядом лес. В нем тихо и хорошо, вот бы его никто и никогда не нашел, тогда бы мы смогли здесь жить, все вместе, без бомб.

Глава 17. Черная птица

Я жила в небольшом доме. Там было пятнадцать детей, кто-то из больницы, остальных нашли на улице. Я, как и старшие, следила за малышами, играла с ними, кормила – работы было много. Очень уставала, ложилась спать и тут же засыпала.
Мне снилась мама и папа, как мы гуляем вместе, а я ем мороженое. Я бы все мороженое отдала бы, чтобы мама и папа были рядом, никогда бы его не ела больше. Сон был всегда один, после него я долго плакала в тигра. У нас все плакали, но тихо, чтобы не разбудить малышей. Сейчас пытаюсь вспомнить, где я гуляла с мамой и папой во сне, и не могу. Мы просто гуляли где-то, наверное, в нашем городе. Мне иногда страшно, что я забыла наш город, наш дом, но мама расскажет что-нибудь смешное, и я всё быстро вспоминаю.
К нам несколько раз приходили дяди в военной форме. Они обычно привозили еду и лекарства, что-то чинили, я была занята малышами и не следила за ними. У них своя работа, а у меня своя. Один дядя очень интересовался моим тигром, и я ему рассказала, как тигр спас меня, защитил от взрыва. Нарисовала осколки, которые вытащили из тигра. Дядя очень серьезно слушал и попросил меня дать ему тигра на один день. Он обещал, что вернет его очень скоро. Я отдала, не стала спрашивать, зачем он ему нужен. Я же понимаю, что идет война и надо слушаться, а жадничать и капризничать буду потом, когда вернусь домой. Хотя нет, не буду. Никогда больше не буду капризничать.
Дядя не обманул, он привез тигра через день рано утром. Он очень торопился, нашел меня и вручил, рассказав, что показал тигра другим детям и рассказал мою историю. Мне хотелось спросить, почему он меня не взял с собой, но я не спросила. Я же понимаю, что в городе стреляют, и это небезопасно.
Тигр стал тяжелее и твердым. Кто-то нашил ему на лапы лямки, такие небольшие колечки из ремешка. Я сразу поняла, что так я смогу его прицепить к рюкзаку и носить за спиной. Очень удобно, а то я быстро устаю, когда несу его в руках. Он же большой.
Нас часто фотографировали, даже видео записывали и рассылали по чатам. У папы и мамы тоже такие чаты были, они в них постоянно сидели. Я всегда снималась с тигром, передавала привет маме и папе, рассказывала, что у меня все хорошо и я знаю, что мы скоро увидимся.
Рано утром, ещё все спали, я проснулась от того, что моя кровать дрожала. Я встала, быстро оделась и вышла во двор. Наш домик прикрывал небольшой забор, так что если я подойду к нему близко, то меня не видно. Взрослых видно, они высокие, а я могу присесть, и никто меня не увидит.
Ещё было темно и холодно. Солнце проснется позже. Я сидела за забором и трогала землю, она дрожала. На улице не было никого, даже птицы куда-то делись. И тут далеко от нас я увидела, как что-то огромное и тяжелое едет по соседней улице. Мне было плохо видно, но я поняла, что из-за этой черной машины всё и дрожит. Я выбралась за забор и, прячась между домами, побежала посмотреть. Сейчас я понимаю, что это было глупо, но тогда я решила, что должна все узнать. И я увидела много, очень много танков. Они ехали друг за другом на большой скорости. Где-то очень далеко стрелял пулемет, я хорошо разбираю этот звук.
На танках была нарисована странная буква, чем дольше я на неё смотрела, тем страшнее она была. Хорошо, что я взяла с собой тигра, он согревал меня, и не было так страшно. Вдруг с танков слетели огромные страшные птицы, такие черные, с большим страшным клювом. Я так испугалась, что вскрикнула, тигр закрыл меня, закрыл лапами глаза. Я не видела, но слышала, как эти птицы далеко стали врезаться в дома, крушить и ломать их. Я лежала у стены дома и боялась подняться, а танки все шли и шли, а птицы все вылетали из них и врывались в дома, но не у нас, где-то там.
Взрыв произошел совсем рядом, и я оглохла. Перестала слышать танки, понимала, что они здесь, земля дрожала. Исчез и страх. Я поднялась, отряхнула тигра, он был весь в пыли, и побежала обратно.
Все уже встали, меня затащили в дом и, наверное, ругали. Но я ничего не слышала,