В один из январских вечеров мне позвонил друг Валерий и пригласил посетить место его работы - ресторан "Садко", куда он недавно был принят солистом варьете. Мы тогда были холостыми, свободными, и я с радостью согласился: "Садко" считался одним из самых крутых кабаков Питера, и простому смертному, не "фирмачу", то бишь не иностранцу, швейцары на входе тут же делали от ворот поворот: "В зале интуристы - мест нет."
В назначенный час Валера встретил меня у входа, провёл сквозь бдительный кордон, подождал пока я разденусь в служебном гардеробе и усадил недалеко от эстрады за сервированный столик, предназначенный для "своих".
- Старик, сейчас Паша всё принесёт. Я бегу переодеваться.
- Круто, Валера, спасибо. Удачи!
Вскоре, действительно, пришёл официант и поставил на стол бутылку коньяка и два блюда с мясными и рыбными закусками. Я увидел язык, твёрдую колбасу, буженину, красную рыбу, осетрину.
- Извини, у нас для своих по-простому, - сказал Паша и удалился.
Зал постепенно наполнялся гостями, слышалась иностранная речь, в основном финская. Засуетились официанты, захлопали пробки, зазвенели приборы и бокалы. Я выпил рюмку коньяку, закусил холодным языком и почувствовал себя, как говорится, совершенно белым человеком.
Тут произошло неожиданное: из разных закоулков зала появились парни и девушки в разноцветных косоворотках, картузах, высоких сапогах, сарафанах, кокошниках, нарумяненные и весёлые. Они галдели и свистели, трещали трещотками, стучали деревянными ложками, растягивали мехи баянов, играли на балалайках - это было вступление к первой песне. Постепенно, обходя столики, певцы и музыканты собрались на концертной площадке и грянули "Ой, мороз, мороз!" Мороз пробежал по спинам гостей... Это было так волнующе-красиво, так взорвался зал аплодисментами, что мне пришлось выпить вторую рюмку коньяку.
Варьете продолжалось: звучали и "Калинка", и "Очи чёрные", и "Барыня". Артисты щурились от постоянных вспышек фотокамер, музыканты завелись и наяривали изо всех сил.
После перерыва гости расслабились: во время песен начались танцы. Более всех веселилась одна финская девушка, она, видимо, пропустила пару-тройку добрых бокалов и оттягивалась от души: во время быстрых номеров пыталась подпевать артистам, прыгала, взвизгивала и хлопала в ладоши перед самым Валериным носом. Курносая, с белыми, очень длинными прямыми волосами, каких у нас ещё не носили, но брови и ресницы тёмные, - не совсем типичная финка. Во время "Подмосковных вечеров" я, выпив рюмку, пригласил её на медленный танец.
Выйдя на танцпол, раскованная представительница западной цивилизации неожиданно прижалась ко мне чуть не всем телом, но я взял себя в руки, мол, для нас, советских, это дело привычное. Девушка улыбалась и доверчиво смотрела на меня нереально голубыми глазами. Из разговора выяснилось, что она переводчица, студентка из Турку, изучает русский и первый раз приехала с группой в Питер. Её звали Кайзу - имя, которое мне не забыть.
Когда я проводил девушку к её столику и вернулся на своё место, Кайзу отыскала меня взглядом, подняла бокал и показала, что пьёт за меня. Я быстро наполнил рюмку и ответил ей тем же. Как только Валера запел "По Дону гуляет", с затаённым сердцем я увидел, что Кайзу лёгкой походкой направляется ко мне, улыбаясь как старому знакомому. Теперь она пригласила меня.
Я спросил, нравится ли ей варьете.
- Этто есть шок, я любить фолк!
- А нравится тебе, как поёт этот парень? - кивнул в сторону Валеры, который выводил: "Цыганка гадала за ручку брала...", не сводя с нас одобрительного взгляда.
- Этто суупер! Самый очень красииво!
- Тогда я тебя с ним познакомлю, а потом мы пойдём гулять по ночному Петербургу. Окей?
На секунду задумалась Кайзу, потом решительно кивнула:
- Окей!
Варьете закончилось, но ресторан ещё гудел вовсю под музыку местной бит-группы. Мы станцевали с моей новой знакомой и медленный и быстрый; во время медленного танца Кайзу смыкала руки на моей шее и задумчиво смотрела в глаза. Я уже любил Кайзу. Любил как звезду, прилетевшую из другого мира, из другой галактики. Она посидела за моим столиком, выкурила сигарету, но от коньяка отказалась, посчитав, что ей уже достаточно. Проводив девушку к её друзьям, я юркнул к Валерке за кулисы, рассказал ситуацию и мы договорились о сюрпризе для Кайзу.
Было за полночь, гости выходили из ресторана, рассаживались по своим красивым автобусам, а мы с Валерой стояли по обе стороны входных дверей. Как только показалась Кайзу в белом пуховике, мы схватили её под руки и потащили в сторону Невского. Девушка вскрикнула, но потом захохотала. Финны переполошились и стали кричать, Кайзу сказала им что-то на финском и её соотечественники успокоились. Мы прошли до угла и повернули на Невский.
Что же такого в тебе, Невский? Почему так поёт душа, когда ночью идём мы по твоему чуть присыпанному мокрым снегом тротуару весёлой компанией, оставляя цепочки тёмных следов? Почему такой мягкий свет струится от фонарей? Почему так приветливо мигают светофоры? Быть может просто потому что мы упоительно молоды? Куда ты ведёшь нас, Невский?
Кайзу показывает сумочку из которой высунулась бутылка шампанского. Ура!
- В таком случае нужно зайти в гости к нашему другу, он живёт здесь недалеко, на Мойке, - говорю я, подмигивая Валере.
- Он отличный парень, - подхватывает мой друг, - в это время ещё не спит.
Мы подходим к двенадцатому дому - не светится ни одно окно.
- Надо кричать, - говорю я, - он услышит и выглянет - вон его окно на втором этаже.
- Что говорить? - спрашивает Кайзу.
- Кричи вместе с нами.
Мы начинаем орать:
- Са-ша!!! Са-ша!!!
- Са-щя!!! - Голосит вместе с нами финка.
Быстро подъезжает милицейский бобик, выходит сержант и гостеприимно открывает заднюю дверцу. Я шепчу Кайзу, чтобы говорила по-фински. Она врубается мгновенно и начинает долго и громко лопотать что-то в лицо менту. Тот настораживается - с иностранцами надо аккуратнее.
Валера говорит:
- Товарищ сержант, эта женщина - пушкиновед из Финляндии, приехала на симпозиум, а возле музея эмоции захлестнули...
Сержант косится на мраморную доску, читает.
- Он давно умер, чего кричать-то? Давайте по-тихому, товарищи. А то люди не спят, был звонок.
Бобик уезжает. Мы долго ржём. Пробка летит на лёд Мойки - за нашего Александра Сергеевича! Кайзу неумело пьёт из горлышка шампанское, пускает пузыри, хохочет:
- Пиетари хюввя! Питер хорошо!
Со смехом выпиваем бутылку. Вино действует - Валера встаёт в театральную позу и поёт оперным тенором:
- Я люблю-ю вас, я люблю-ю вас, Кайзу!..
Я декламирую:
- Душе настало пробужденье, и для меня воскресли вновь и божество, и вдохновенье, и жизнь, и Кайзу, и любовь!!
Девушка хлопает в ладоши, в её глазах прыгают голубые искры. Валера открывает портфель, в котором полёживают ещё две бутылки шампаня. Ну не друг ли?! Кайзу приглашает нас к себе в гости, в отель Асторию, где в номере её заждалась подруга. Вот это расклад! И странно: думать о том, что ждёт нас в гостинице, каким будет общение не хотелось вовсе, просто возможность всем нам теперь не расставаться хотя бы несколько часов представлялась чудом и подарком судьбы.
По заснеженным ступеням осторожно спускаемся на лёд реки. Посреди русла - страшная трещина, но видно, что лёд толстый. Резко беру финку на руки, она взвизгивает, я перешагиваю через трещину и как бы невзначай целую Кайзу в щёку. Девушка обнимает мою шею и прижимается щекой к моей щеке.
Поднимаемся на противоположный берег, проходим по набережной и почти бегом пересекаем безлюдную Дворцовую, а там рукой подать до Астории.
Подходим к стеклянным дверям, Кайзу показывает швейцару визитку, тот открывает, Валера идет следом, я за ним.
- Куда? - Спрашивает швейцар, оценивая нас намётанным взглядом.
- Мы с девушкой, - отвечаем мы.
Человек бесцеремонно отпихивает Валеру и закрывает перед ним дверь, слышится щелчок замка. Швейцар поворачивается к нам спиной.
Мы безнадёжно смотрим сквозь огромное окно, как Кайзу что-то говорит швейцару, объясняет... Валера стучит кулаком в дверь, швейцар не реагирует.
За окном возле кадки с пальмой стоит обескураженная Кайзу, в её глазах слёзы. Мы как идиоты разводим руками. Девушка проводит ладонью по стеклу, поворачивается и медленно идёт по фойе, плечи её вздрагивают.
Мы ползём к Синему мосту... Оттепель, под ногами слякоть, грязь. Нам стыдно и тошно. Открываем бутылку, выпиваем по глотку - не помогает. Разъезжаемся на такси по домам. Ночь не сплю.
Больше я Кайзу никогда не видел. Но помню её. Как ты живёшь, Кайзу? Счастлива ли? Верю, что и ты вспоминаешь... зимний Петербург, двух весёлых обалдуев, шампанское из горлышка и трещину на льду заснеженной Мойки.
