Если бы не флюгер, жестяным пропеллером освежавший застоявшуюся муть дачных окрестностей, заросшую плющом летнюю беседку издалека вполне можно было принять за остроконечный холм. При ближайшем рассмотрении к беседке вела узкая булыжная дорожка с высаженными в длинные клумбы летними цветами по сторонам. И вход в беседку, - решётчатая широкая дверь на поющих ржаво петлях, - скрывал плотный зелёный живой ковёр.
В беседке сидели двое мужчин приблизительно одного пенсионного возраста, в почти одинаковой одежде, у каждого на носу топорщились очки и макушки украшала загорелая плешь.
- Ладненько ты обустроился, - похвалил Аркадий Петрович друга Нила Абрамыча, к которому приехал погостить после почти полуторагодовалого расставания.
- Кхе, - довольно улыбнулся Нил Абрамович, обычно похвалу Аркаша ограничивал жёсткой критикой, но это когда, было-то. – Старались. Смотри, сколько с Зиной всего нагородили: грядочки, клумбочки, огородик, малина-смородина, яблони-груши-вишни, тепличка. Загляденье!
- Ладненько, - повторил Аркаша, переведя взор на небольшой круглый стол ручной работы, заставленный закусками к пиву и непосредственно самим напитком в бутылках тёмного стекла. – Как погляжу, здоровье позволяет заниматься всем этим… - Аркаша повёл рукой, обозначая изнутри наружное пространство дачи, а снаружи долетали летние превосходные звуки: пел песню весёлый ветер, который облазил всё на свете, жужжали хозяйственно пчёлы, гул мух неназойливо вплетался в общую канву звуков и шелеста зелёной листвы.
- Какое там, - махнул рукой Нил, - недавно был на приёме у участкового врача. Кучу болячек обнаружили, и нашли же время, когда вышел на пенсию: что-то в сердце, шум в ушах, камни в почках, боль в пояснице, - перечислял Нил. – Хуже всего – давление. Повышенное. Страшно сказать, какое.
- Это да, - кивнул Аркаша.
- Скачет то вверх, то вниз, - сокрушался Нил. – Не понять, что ему нужно. Целый пакет лекарств купил по рецепту и без.
- Пил?
- Нет. Руки не дошли. А ты-то как, Аркаш?
Пришлось и Аркаше состроить кислую мину.
- Всё, как у тебя, дери его в хвост: и давление тоже скачет, будто хочет наверстать упущенное, - сокрушения в тоне не было у Аркаши, но была какая-то загадочность и он выпалил: - Скачет, как мы с тобой в молодости по бабам скакали! Помнишь-то?!
Нил заулыбался:
- Как не помнить. Пока не остепенился, два раза зубы выбивали, во, видишь протезы, стоят с тех пор. Бока мяли боюсь вспомнить, сколь раз, ребра ломали, даже сотрясение мозгов было.
- Они у тебя есть, чтобы сотрясаться? – поддел друга Аркаша.
Нил не обиделся.
- Господь не обделил. Но доставалось-таки нам обоим всего поровну.
- Да-а-а… - протянул Аркаша. – Были мы, да и остались друзья, не разлей вода. – Сказал и вдруг скривился, схватился за бок.
- Болит?
- Не вздохнуть… - еле проговорил Аркаша.
- Знакомо, - потряс головой Нил. – Не вздохнуть, ни пёрнуть. Вчера было: пилю доски, хочу уличный диванчик смастерить, в сараюшке, ка-ак вдруг вступи-ит в поясницу… бубликом скрутило… Еле Зина откачала, золотой души человек.
- Водкой?
- Ею тоже. Мази сначала втирала.
Аркаша сочувственно промолчал.
- Моя Таня тоже всё мазями экспериментирует. Говорю ей: брось блажить, налей лучше водки, разотри водкой. К утру все болячки как рукой снимет. Исстари так наши предки лечились.
- И что Таня?
- Да что ей будет!.. Больно грамотная… Говорил и не устану повторять: доступное образование развращает человека. Жил, не тужил, не умел ни читать, ни писать, горя не знал. Научился на свою голову тому и другому: чихнёт – это такая-то болячка, пёрнет – сякая; заколет в боку – пилюлю в рот; заноет спина… А, что говорить, больше вреда от образования, чем пользы!
Нил возразил:
- Ну, не скажи.
Аркаша пошевелил носом:
- А вот скажу. Раньше как было: чуть что, сразу к бабке, гадать не ходи. Она пошепчет-пошепчет, молитву сотворит, на образа в углу помолится, свечечку зажжёт восковую, травки заварит, пить даст.
- Помогало?
- Поди забыл, как в детстве-то было?
- Помню, - кивнул Нил. – Также помню, если бы не операция, то сейчас с тобой не разговаривали.
- Единичный случай.
- Легче тебя убить, чем что-то доказать. Таблетки-то пьёшь?
- Пью, - грустно согласился Аркаша. – Бабки-шептуньи давно померли. Молодых нет. И давление тоже… - Аркаша пощупал пульс.
- Живой?
- Бьётся, - серьёзно ответил другу Аркаша. – В другой раз щупаю, нет. Всё, думаю, Аркаша, кранты тебе. Готовь костюм и белые тапки. Потом отыщется. Где-то на периферии – тик-тик-тик – шумит кровушка, бьётся сердечко. Таблетки давно глотаю. Вместе с Таней. Она подошла по-научному: завела на каждого тетради. Давлением теперь меряем по времени. Таблетки пьём по часам.
- Трудно?
- Привык, - ещё подавленней произнёс Аркаша. – И ты привыкнешь…
Так и сидели друзья в приятной прохладе беседки. Жужжали пчёлы. Пел ветер. Гудели мухи. Шелестела листва. И не было конца и края этой беседе меж друзьями и природные звуки их как вроде и не волновали. Одно дополняло другое.
Сидели и переливали из пустого в порожнее длинные, полные боли слова о приобретённых заболеваниях. Вспоминали к месту живых честным горячим словцом с перчинкой, добавляли, мол, поделом ему или ей, тот ещё был козёл гималайский, или та была порядочная сучка, крутила-вертела хвостом, вот господь и покарал, не, дескать, коту Масленица. Да-да-да, бог не Яшка, видит, кому тяжко. С тёмным лицом касались запретных тем, упоминали тех, кто ушёл давно и недавно в мир, где в кране всегда течёт прохладное пиво, в духовке стоит запечённое порося, полки ломятся от импортных духов и в гардеробе висят платья исключительно от кутюр. Тут либо никак, либо хорошо. Кто ушёл по доброй воле, кто по принуждению. Последних как всегда больше, никого не щадит болезнь, всех сводит в землю сырую. Хороший был человек, хоть пиши икону, или плохой – кочергу ему в зад – уже не важно. «Кто старое помянет, тому глаз вон», - скажет со спазмой в горле Аркаша. Нил поддержит: «А кто забудет – оба».
И снова пускается челн рассказов о болезнях и операциях по тихому руслу широкой реки Жизни между пологих берегов забвения, где рядами выстроились слушатели, навострили уши для слушания.
Далеко за обед перешагнул день. Кому надо и не надо перемыли кости, совсем по-бабьи. Метко сравнил себя с другом Нил. Аркаша с сарказмом добавил, мол, справедливо-злыми языками.
За беседой с волнующей темой совсем забыли друзья о закусках и пиве. На первых хозяйничают мухи с осами. На гладких тёмных боках вторых высохла роса умиления и помутнело стекло.
- Ох, да что там говорить, - в сердцах высказался Нил. – Живёшь, живёшь, рядом ходишь, здороваешься, потом узнаёшь…
- Так с моей первой супружницей было, - сдавленно проговорил Аркаша. – Стерва была отменнейшая. Палец в рот не клади, по локоть откусит. Никому спуску не даст, всем на орехи достанется. Казалось, никогда это иго не окончится. А оно вона как обернулось против неё. Зачахла, сгорела за месяц. Как будто и не ходил человек по белу свету. Одни мощи в гробу.
- Зато со второй, с Таней повезло, - сказал Нил.
- Не было счастья, да несчастье помогло. Живём душа в душу. Только детишками обделил господь.
- Так-то оно так, - согласился Нил. – Только подумаешь о том, что…
Нил не договорил.
- Неисчерпаемая тема медицина, - проговорил Аркаша. – Не сколько сама медицина, сколько заболевания, - он даже удивился философичности высказанной мысли. – Сколь ни говори – не наговоришься. Это как око никогда не насытится зрением; ухо – не наполнится слышанием; а рот – хоть зашей – не наполнится разговорами.
- Оно точно, - внезапно обрадовался чему-то Нил. – Болтаем, тут. Лясы точим. А пиво-то – нагрелось.
Нил откупорил бутылку. Аркаша взял пробку и согнул по старой привычке пальцами и запустил в корзину под столом.
Нил сделал глоток и скривился. Лицо пошло гулять морщинами и эмоциями. Посмотрел по сторонам, да и сплюнул через губы напиток наружу в кусты.
- Нагретое пиво на вкус как ослиная моча, - проворчал Нил и вернул бутылку на стол. – Смотаюсь в погреб за холодненьким.
Холодное пиво друзья пили прямо из бутылок. Приятная пена обволакивала рот, нёбо – хмельным ароматом. Сидели они расслабленно на скамьях, откинувшись на спинки, и чему-то умильно улыбались.
Вечерело. Друзья больше молчали. Наговорились за день. Пиво не кончалось. Нил, с каждым разом всё сильнее пошатываясь, ходил в погреб и с радостной физиономией возвращался.
Когда звёзды высветили космическими узорами ночное небо, друзья прощались у калитки.
- Бывай, - похлопал друга по плечу Нил.
- Давай, - ответил Аркаша и вышел со двора, но остановился и обернулся. – Счастливый ты человек, Нил.
- По тебе не сказать, что ты несчастный.
- Выходит, что так: всю жизнь, считай, прожил, много где побывал, много чего перепробовал, а вот как ты, вкуса ослиной мочи не знаю…
