1.
Не помню, любил ли в детстве сидеть на заборе, но то, что на штакетинах оставались рваные клочья штанов и шорт, также, как и следы от ремня на пятой точке, помню отчётливо.
Не помню, - стёрлось из памяти её лицо, девочки-соседки, приехавшей на лето к бабушке из очень крупного индустриального города, где её папа руководил большим предприятием, - любил ли её той непосредственной детской любовью, но мне она нравилась. Светло-пшеничные волосы; бант или два вплетены в косички; веснушки разбросаны щедро на лице; синие прозрачные глаза, как вода в ключе, что и сейчас бьёт за хутором.
Не помню, лет то столько прошло, в бабушкином саду сколько росло малины и крыжовника, а также вишни, груш, яблонь и слив. По ним любил лазать, по искривлённым качающимся веткам, посыпанным словно цветной пудрой лишайником. Нравилось усесться на развилке веток и наблюдать за игрой солнечного света в пятнашки. Бегают тени туда-сюда медленно или быстро, всё зависит от ветра, сильно дует или нет.
Не помню, как мы познакомились, через забор ли, когда угощали друг друга малиной или другой ягодой с участков своих бабушек или возле сельпо, куда я, как считалось, взрослый мальчик ходил каждым утром за свежим хлебом, солью, спичками, за чем-нибудь ещё. Более крупные покупки не разрешались. Не подрос, утверждали, смеясь. Или мы с ней встретились на хуторском кладбище. На нём и раньше вся хуторская детвора любила встречаться ночью и рассказывать страшные истории, от которых в жилах стыла кровь. В тот день хоронили очень древнюю одинокую старушку. Народу собрался весь хутор. Старые и малые. Гнусавил трубами оркестрик. Стенали литавры. Ухал испуганно барабан. Про старушку говорили, что она застала при жизни двух царей и пережила пять генсеков. Или свели нас с соседской девочкой дорожки где-то в другом месте, - не помню. Лето в детстве долгое. Почти бесконечное. Как чёрные ночи. Они падают сразу после заката солнца, - раз! – и погрузилось всё во тьму, а узкие хуторские улочки в жёлтый свет фонарей. В детстве кажется лето никогда не закончится.
Не помню сорта яблони, бабушка утверждала саженцы привезли из Германии солдаты-фронтовики, яблоки урождались всегда крупные, плоские, краснобокие, кусаешь яблоко, сок брызжет в глаза и сильно сладкие. Бабушка шутит, много яблок не ешь, в одном месте слипнется. Я смеюсь в ответ. Смеётся бабушка, утирая набежавшие слёзы. Смеются родители, они приезжают на выходные помочь в огороде, по хозяйству, с заготовками на зиму.
Не помню, когда и почему, в саду её бабушки росло яблонь больше, чем у моей бабушки, но она попросила попробовать на вкус яблоко именно с дерева немецкого сорта.
Помню точно, протягиваю яблоко. Руки дрожат. Она улыбается. Лицо её светится загаром. Веснушки так и бросаются в глаза. Она как-то странно смотрит на меня, и я ощущаю сладкое томление в груди, сладко так защемило моё сердце. Я к тому времени знал, где оно находится у человека, от сердечной старой раны умер сосед дедушка Гриша, пришедший с войны весь в шрамах и с осколком мины в сердце.
Помню её взгляд. Она берёт яблоко. Рассматривает будто диковину и вдруг заявляет, плохо, что оно до следующего лета не сохранится.
Помню вечером бабушка гладит меня по голове, выгоревшие волосы так и искрятся солнечным светом. Успокаивает, внучок, не переживай, увидишь, следующим летом она обязательно приедет. Бабушка меня успокоила. Не успокоила моё сердце.
Не помню имя той девочки. Столько лет прошло, столько всего произошло, что и забыть бы пора. Да не забывается ни то лето, ни та яблоня, ни та девочка…
Якутск 3 августа 2022 г.
|