Леночка, девочка лет четырех, смотрела, как её дедушка выкапывает яму. Лопата вгрызалась в землю, откусывала большой ломоть и при каждом взмахе выплёвывала его в сторону. Яма становилась всё глубже, а горка накусанных ломтей — выше.
-Деда!- позвала Леночка.
-Аюшки! - отозвался дед — Что, птичка моя?
Он выпрямился, облокотился на лопату и с улыбкой посмотрел на внучку. Маленькая, упитанная, с розовыми щечками и пушистыми кудряшками, выбивающимися из под косыночки, милая в своем любопытстве и светлой наивности, грела старое сердце любовью. Сегодня, в красном платьице и красных туфельках, Леночка особенно была похожа на спелую ягодку.
-Что ты делаешь, деда?
Он вытер пот со лба и махнул в сторону какой-то палки с кривыми ветками.
-Я, заюшка, дерево хочу тут посадить.
-Зачем? - удивилась Леночка
- Оно вырастет, будет радовать, тень давать, обо мне напоминать. - дед вздохнул и взялся опять за работу.
- О тебе напоминать...- задумчиво повторила девочка.- Ты куда-то уедешь?
-Уеду...
-Возьми меня с собой! - выпятив губку, попросила она.
-Туда, внуча, по одиночке ездят. Но, тебе об этом ещё очень рано знать. Иди сюда!
Леночка в три прыжка оказалась возле него. Дед чмокнул её в маковку, а потом взял палку и кривыми ветками вниз воткнул в яму:
-Держи ровненько ствол, а я землей присыплю, а потом польем.
-Можно я тоже полью? - спросила Леночка, изо всех сил держа двумя ручками странную палку.
-Обязательно! Вдвоем польем. Тепло, правда? - спросил он у внучки. -Такая весна ранняя, сколько солнышка льется...
***
Сколько раз вспоминала этот разговор Лена и не сосчитаешь. И каждый раз сердце погружалось с теплую тоску.
Она ходила уже третьим ребенком, а каждый раз, в самом начале, ей было тяжко и плохо. И только возле дедового дерева тошнота и слабость отступали. Муж приладил небольшую лавочку около него и Лена, улучшив минутку, шла там посидеть. Она любила смотреть как тонкие ниточки солнца пробивались через прорехи в плотном облаке зеленой листвы, как прилетали птицы посидеть на ветвях, как шелестят созревающие «самолетики» семян. Каждый раз выходя подышать, усаживаясь возле дерева, высоко поднявшегося и широко разбросавшего крону, Лена думала о том дне, когда оно было посажено.
Деда схоронили осенью. Она не помнила, но теперь понимала, что именно в тот год, когда ранней весной они посадили это дерево, дед и помер.
Тогда ей казалось странным, что из палки пробились тоненькие зеленые палочки, которые как-то за одну только ночь развернулись в красивые маленькие листики, нежные, ароматные, так похожие на звездочки. Бабушка тогда всё лето и радовалась и ругалась с дедом.
-Зачем нам этот клен?! - сердито выговаривала она деду. -Что он плодоносить будет, кроме листвы осенью? Ты, старый, из последнего ума выжил! На нашем лоскуте земли и так не развернуться! Ну?!
- Не бубни, мать. - тихо говорил ей дед.- Ты ж сама знаешь, как красив клен осенью. Когда листья горят желтым огнем, как будто напитавшись за лето солнца, хотят продлить время без зимы...
- Знаю, конечно же знаю.... - отвечала она ему тихим голосом, почти переходящим в шёпот...
Потом не стало и бабушки. Родители тоже подумывали спилить бесполезный клен и посадить вишню или абрикос. Но, сначала Ленины экзамены, потом её же свадьба и быстрый первый внук, отвлекли их от дерева. Под тенью широколапого клена так сладко спал и первый внук, и следующая за ним внучка. А дерево тем временем выросло, окрепло на столько, что детские качельки без опаски крепили к его нижним веткам. Так хорошо и тихо было посидеть вечером, послушать шепот листьев. А осенью только он озарял вечерние сумерки слепящей желтизной, в ворох из его листьев с разбегу прыгали внуки и звонкий детский смех серебряными колокольчиками рассыпался поверх опавших звезд. И дерево оставили.
***
Елена Ивановна, охая и кряхтя, присела на корточки и чиркнула спичкой. Та в ответ зашипела и родила огонек. Аккуратно, чтоб огонь не погас, Елена Ивановна поднесла спичку к куче опавшей листвы. Огонь было занялся у края сухих листьев, но, устремившись в глубь кучи, задохнулся и пошел густым белесым дымом. Ветра не было и дым клубился, изворачивался, уплотнялся и рассеивался, слышалось легкое потрескивание, иногда выскакивали язычки пламени.
Елена Ивановна подняла садовые грабли и добавила к куче ещё порцию листьев, захлестывая огонь большой желтой волной. Дым повалил с новой силой.
Оперевшись на грабли и вытирая слезы от разъедающего глаза дыма, Елена Ивановна подумала, что надо бы подобрать те старые ветки, которые давеча обломал ветер и, вздохнув пошла по двору. Каждый раз наклоняясь к обломанной ветке и опираясь на грабли, она издавала протяжное «Охх!». а выпрямляясь «Фухх!».
- Мама! Что вы делаете! - выскочила на крыльцо невестка. - И так дышать нечем, а вы ещё и вонючий костер жжете!
Елена Ивановна после очередного «Фухх!», повернулась на звук голоса и улыбнулась. Младший женился последним и поздно, выбрал себе жену всем на удивление. Маленькая, тоненькая, с черными, как ночь глазами и смоляными волосами, выдающими в ней наследницу крови Востока, она стала главной в доме. Всё в её руках спорилось, до всего ей было дело, везде она успевала. И даже торчащий «огурцом» живот нисколько не замедлял её движений.
- Пусть прогорит, Ладушка? - то ли спросила, то ли попросила Елена Ивановна. - А я уже и не буду жечь, пусть лежат листья, весною сгребем, что не сгниет, да тогда и спалим.
-Ох, мама, мама! - покачала Лада головой, но тут же улыбнувшись позвала.- Идемте в дом, я чай вам заварю. В ваши лета да по холоду листья грести не дело! - и покивав сама себе в знак согласия, зашла в дом
Елена Ивановна двумя руками оперлась на грабли и положила поверх подбородок. Закрыла глаза и вернулась памятью в тот день, когда, собирающийся в одиночку уехать дед, поцеловал её в маковку и доверил держать тоненький ствол молодого деревца. Погрузившись в эти воспоминания она и не заметила, как стал накрапывать мелкий дождик. Его капельки ляпались о лежащую на поздней траве листву, издавая тихий шорох. Чем-то напоминавший беззвучный разговор уже бестелесных людей....
***
С кладбища Лада еле дошла до дома. Ни сегодня - завтра ехать в роддом, а тут... Она тяжело опустилась на лавку под кленом. В холодном сыром воздухе кружились белыми мотыльками снежинки. Первый легкий снежок едва-едва прикрывал наготу почерневшей земли, лег тоненьким покрывалом на ветки дерева, припорошил крышу, дорожку к дому и выгоревший до пепла костер из листьев и обломанных веток.
-Как ты, Лада? - спросил её муж, присаживаясь рядом.
-Никак... - огрызнулась она.
-Ты-то ни при чем! - попытался её утешить.
Лада опять стала выть, смешно по детски кривя губы и двумя кулаками закрывая себе рот. Слезы катились из её черных очей неудержимым потоком.
-Ладка! Ну, будет! О ребенке подумай! Ты уже три дня рыдаешь!
-Почему я в дом-то ушла! - рыдала Лада, раскачиваясь из стороны в сторону. - Мама, мама, простите меня! Ой, если бы я ещё минутку с ней постояла...
- Ты бы ничем не помогла! - договорил за неё муж.
- Мама, простите меня, мама... - заголосила она пуще прежнего, и вдруг резко остановилась, открыла глаза и, мгновенно перестав плакать, произнесла четкое и отдельное. -Ой!
Посидев минутку она повернулась к мужу спокойно произнесла:
- Началось. Поехали.
Очень ныла поясница и подкашивались ноги. Сидеть больно и неудобно. Прямо стоять трудно и утомительно. И, уперевшись обеими ладонями в толстый узловатый ствол клена, чуть наклонившись к нему и свесив голову, Лада из-за плеча наблюдала, как сумбурно и бестолково бегал муж от дома к машине, как по три раза переспрашивал у неё что и где лежит, как звонил сестре и звал помогать, как выносил из дома приготовленные для роддома пакеты, а потом по забывчивости и переживания, заносил обратно, как не мог найти ключи от машины и т.д.
А Лада дышала и думала, что если бы не было этого клена, под которым сейчас так удобно ей стоять, было бы, пожалуй, тяжелее...
фото автора
Эта история просто запала в душу
