Жил-был птичий двор + Гусь. Третья часть.

                                             Жил-был птичий двор + Гусь. Третья часть.

  В эту беспокойную ночь Гусь не спал - он думал. Точнее, он начал думать, как когда-то, очень давно. Он вспоминал, как не предавал себя тому, что было популярным или правильным, о чем писали газеты – тогда он просто жил, опираясь на собственную доброту. И это было замечательное время, молодость, в те годы никто не обращал внимания на время, потому что понимали свою жизнь на десятилетия вперед, как и то, что будет завтра. И вокруг были одни добрые люди и птицы, а кто был злым старались это тщательно скрывать, не то что сегодня – агрессия прет изо всех щелей, даже тараканы исчезли из многоэтажек, такое количество агрессии развелось вокруг.
  Но потом, в один особый день, что-то произошло необъяснимое – все старое и спокойное обозвали плохим, а невидимое новое назвали хорошим, правильным. И получилось, как в сказке о коммунизме: кто был никем – тот стал всем, а кто был всем - начал перекрашиваться, чтобы потеряться в массах добрых людей, видимо, чтобы новый мир построить.
  Слово добро тогда и начали забывать, потому что некогда было о нем думать – думать начали о хлебе. А сам хлеб, как и многое другое начали делить между собой те, кто вчера были никем – именно они отличались от всех нормальных характерными лицами и татуировками. И никто тогда не объявил громко, что новое время пришло - все просто почувствовали, что старое время ушло. И время остановилось.

  Гусь пил водку и курил. Курил много, прикуривая от сигареты сигарету, поглядывая через узкое окошко на Луну. Он пытался рассмотреть на ней горы и долины, как тогда – в спокойное время, когда в планетарий ходили на экскурсии, но ничего Гусь не видел - отвык, а потом и сознание притупилось. «Зачем видеть, если можно слышать?» - крутилось у него в голове. – Можно никуда не ездить, а все увидеть в телевизоре или компьютере! И там расскажут, что делать дальше.
  И крыло у него, почему-то само, без разрешения, потянулась к тумбочке, в которой лежали фотографии. Старые черно-белые фотографии, помятые и пожелтевшие, были и цветные, но внимание Гуся было приковано именно к самым старым снимкам:они начали согревать ему перья, потом тело, даже жарко стало в его коморке. На всех фотографиях были улыбки и не был на них тени сомнения, потому что тогда все были счастливы, но об этом не догадывались - тогда просто жили.
  Гусь открыл ноутбук, решил посмотреть современные фотографии, чтобы сравнить качество, но компьютер не запускался: «Видимо вирус его поразил» - подумал Гусь. - Что же это за техника такая, за которую вваливают хорошие деньги, а она не работает? Раньше никакие вирусы не могли уничтожить фотографии, амбарные книги, документы, разве что огонь. Значит это не техника – это фонарь!
- Сегодня все фонарь! – осенило Гуся. Если нет электричества – электрогитары не звучат вместе с клавишными инструментами. Тоже, получается, все фонарь? Значит и электромузыка – фонарь? А если на сумочке не будет шильдика Гуччи, то и сумочка ничего не будет стоить? Значит и Гуччи – тоже фонарь? Фонарь, который светит, но не греет – он просто отбирает деньги.
  Гусь налил стакан водки и махом его опрокинул: «Почему сигареты так дорого стоят? Там же нет ничего особенного, лучше тянутся или хуже, крепкие или слабые, но эффект будет один – получить дым для легких, вместо кислорода. А если на пачке фамилия Мальборо, почему она стоит дороже Примы, в знак уважения герцогу, которого я в глаза не видел? Это же фонарь – за мои собственные деньги! – осенило Гуся. Он вспотел и вернул старые фотографии на место, в старую тумбочку: «Хорошо, что это не флешка» - подумал Гусь.
- Тогда еще один вопрос: куда подевались наши головы, если нас со всех сторон имеют и мы офонарели от фонарей, а за это еще и деньги платим? Мы, что, совсем сдурели? Куда исчезло добро, которое не знали куда девать? Почему врачи берут деньги за то, что обязаны делать в рабочее время? – они же подписывались лечить, добро нести людям, а если подписывались, значит соглашались на определенную зарплату. Почему они такими стали?

  Гусь курил. Курил и пил, он начал теряться в своих догадках, на которые боялся себе честно ответить. «Не может быть!» - периодически вырывалось из него, очевидно при получении откровенного ответа на вопросы. – Ну, как, как мы могли в это поверить?
  Время неумолимо отсчитывало минуты и Гусь с ужасом наблюдал за стрелкой часов: «Скоро утро, потом неизвестность, а вечер – может он вовсе не наступит? Мне страшно от мысли, что может быть со мною и птичником, если пойдет «дело» не так, как задумала Собака. Очень страшно. Страшно еще от того, что попали мы под управление «третьим» двором, Собакой, у которой нет ничего общего с птицей, а это значит, что мы чужие для них. Только люди нас понимали, но поздно уже об этом говорить. Надо что-то делать, только - что?»
  Гусь опять налил себе водки и закурил от физического бессилия. В голове у него звучала некогда любимая песня «Кто виноват» группы Воскресенье от Андрея Сапунова, о котором многие помнят и чтут память о нем. «А обо мне никто не вспомнит, в случае чего» - крутилась в голове Гуся назойливая мысль и он снова посмотрел на часы.

                                    С уважением ко всем читателям    Никита Антонович.