В этом новом времяпрепровождении есть своя лёгкость: устать – нет никакой возможности, разве от того ежеминутного движения бровями, приподнимающими веки. Гудение кондиционера всё же усыпляет: дремлется туманной изморозью во лбу далёкая зимняя ночка, в которой молодой старлей вышагивает по непрочному льду бухты – напрямую, от посёлка к экипажу, – заборами, причалами… У него, бабника и пьяницы, шатающегося сейчас меж впаянных в берег свинцовых силуэтов, сломался «компас»; губы, опухшие от сладких поцелуев, молят о спасении…
Вот он, эсминец – у дальнего пирса… Наконец-то!
Нет, он снова здесь, в своём служебном углу...
Лето; разгорячённые и расслабленные жарой клиентки офиса: семь шажков стриптиза от входной, будящим колокольчиком позвякивающей двери. От кассы – шлейф духов, поза, руки, приглаживающие волосы…
Как всегда и везде: женщины! поклоняться – словно фетишу, но видеть теперь – миражи… вдыхая, впитывая запретное и вожделенное – на расстоянии; представить и… обладать!
Над газетой с кроссвордами – влажная кожа меж двух пологих сопок груди в глубоком декольте, тонкие губы большого рта облизывает язычок…
— Это мой телефон, позвоните мне в воскресенье.
------ --------
— Твоя задача, повторю, слушай сюда, охрана: как только банковские подготовят инкассаторскую сумку, мы входим по твоему сигналу – вот, нажмёшь на эту кнопочку (своей сигнализации тревожной, думаю, нажимать не будешь, да?), и, кстати, бьём тебя не сильно, но так, чтобы тебе потом поверили, и всё. Мобильник свой получишь в другой раз – с фотками, как тут с проституткой кувыркался, любоваться будешь… потом.
Голый, распростёртый на матрасе, придавленный коленом кавказца, он почти не сопротивлялся.
«Дурак, какой же дурак – так попасться!» — думал он в отчаянии, глядя на одевающуюся девицу. – «Сколько читал про такое, и вот же…»
Он снова дёрнулся, дёрнулся сильно и, освободившись, вскочил.
— Я вот застрелю тебя сейчас, «котик», хочешь? нет? Тогда вперёд, к любимой супруге под бочок и на работу, смотри, не проспи! Или, всё-таки, сдохнуть желаешь?
Он не желал и потому покорно оделся и ушёл. Его смена была завтра.
Жизни оставалось на парочку миражей.
-----------------------------------------
