Возлюбил вдруг своих родственников.
Не жаловал я их особо в своей взрослой жизни. Не отвечали они моим высоким требованиям. Цеплялся к ним по каждому мелкому поводу, ловил постоянно на фальши.
Они ко мне – с самыми теплыми чувствами, сюсюканьем, поцелуйчиками, а я только морщился.
Не любитель я этих соплей, да и вообще сторонился всякой семейственности. Даже если и мог что-то для них сделать в обход общих правил – не хотел. Пусть сами, как все, устраиваются, добиваются… Слишком строгий и правильный я с ними был.
Какие-то чужие были они мне, эти близкие. Не горел я желанием их видеть, слышать…
А теперь вот – вспомнил о них, забеспокоился. Звоню им чуть ли не каждый день, обо всем по-родственному расспрашиваю... Сам себя не узнаю.
Можно подумать, что мне что-то от них надо, какие-то хитрые цели преследую. Словно в наследники им по-тихому набиваюсь.
Да ничего похожего! Не нужно мне ни их скудных богатств, ни их заботы обо мне, случись что со мной, ни их сочувствия. Обойдемся без всего этого.
Что мне и в самом деле надо, им все равно не по силам, это только в компетенции Бога, а вот тем не менее активно лезу к ним, как бедный родственник.
Ну, вот как это объяснить?
Старостью? Милыми воспоминаниями детства? Так я ведь еще и не старый такой, в хорошей форме, боксирую, железки тягаю, стихи о любви пишу. Мне еще жить да жить.
Или общественно-политической ситуацией? Вот это, наверное, уже ближе к истине. Обострились как-то сейчас все чувства, в том числе родственные. Какая-то тяга возникла сплотиться всем нам перед чем-то еще небывалым, грозным.
Не до старых обид уже.
Даже строгие правила свои готов отбросить. Кого-то устраивать, лоббировать, как родных человечков. Прямо душевным таким дядюшкой стал. И скоро, наверное, сам буду сюсюкать с ними, говорить и писать им: целую! обнимаю! Называть их сестренками, братишками, малышками… – И уже не поморщусь от этих нежностей. Дожил и до такого!
Голос крови, похоже, всё заглушил.
