Признание

Всю ночь за стеной кто-то плакал и мешал мне спать. Рыдания были сдавленными, и через толщину тюремной стены разобрать толком никаких причитаний было нельзя, но всё равно выходил неразборчивый монотонный шум. Я ворочался до самого утра, ожидая, когда, наконец, кто-то придёт и прервёт эти рыдания.
По моими ощущениям от рассвета прошло полтора-два часа, когда тяжёлая дверь моей камеры поддалась чьему-то милосердию и разомкнула проход, позволяя стражнику Центра – очередному безмолвному и незапоминающемуся поставить передо мной небольшой столик и два стула.
–Кто ко мне придёт? – спрашивать бесполезно. За всё время моего заточения здесь, ни один из них мне не отвечает и, похоже, не ответит. Но что-то в глубине души заставляет меня спрашивать снова и снова.
Тишина.
Меня поднимают и усаживают на один из стульев, на руки тотчас надевают браслеты…
Говорят, люди прошлого использовали тяжеленные кандалы и наручники, которые стирают кожу до волдырей. Как хорошо, что сейчас правосудие пошло по пути гуманизма и позволило технологиям проникнуть и в камеры – браслеты на моих руках не оставляют следов и кажутся совсем невесомыми, но я точно знаю, что если я дёрнусь – моё тело пронзит боль и я скорчусь на полу, в собственных слезах, что потекут против воли.
Если же дёрнусь сильнее, то  меня вывернет, и я потеряю сознание. Я знаю – я пробовал.
Едва меня закрепили в позиции безопасности, как в камеру зашёл высокий мужчина с добрым, очень приветливым лицом. Но этому я уже не верил – все они, появляющиеся в форме правовых защитников Центра, такие добрые на лицо. Но если приглядеться внимательно, если наблюдать достаточно долго, то можно увидеть, что глаза у них холодные, прозрачные. Нет там ни сострадания, ни жалости. Вряд ли есть даже вера в потенциальную ошибку Трибунала Правления, потому что Центру невыгодно признавать ошибки. Но нужно дать людям иллюзии и люди живут в них.
Впрочем, и я жил в грёзах о праведности Трибунала, о дисциплине Центра, о вере в дружбу и о звёздах, которые я однажды полностью познаю и покорю, став одним из ведущих пилотов Центра.
Ха-ха.
–Доброе утро, Джон, – защитник улыбается, одновременно достаёт полупрозрачную карточку с моими данными. Голограмма документа – это выгодно. Мы должны экономить уже давно, а нужда всегда толкает на выдумку, вот и придумал какой-то гений, что вместо бумаг и жёстких дисков нужно превращать документ в голограмму.
–Это вряд ли, – я против воли наблюдаю за тем, как полупрозрачный масштабированный силуэт меня самого возникает на столе, как мелькают цифры, столбцы… здесь всё, начиная от данных по обучению и заканчивая количеством миссий, на которых я был и которые, надо сказать, исполнил. Здесь же и обвинения.
–Ну что вы! – простодушно усмехается защитник и, наконец, представляется, – моё имя Леа Моро. Вам это о чём-нибудь говорит?
Откровенно говоря, мне уже наплевать как и кого зовут. Сколько их было: обвинителей, свидетелей и защитников? Клод Ферра, Джон Фелтон, Бернард Реймеро, Марк Ноэль…пусть будет и Леа Моро.
–Ни о чём.
–Жаль! А я, да будет вам известно, защитник с самыми высокими показателями снисхождений от Трибунала!
–Я рад за вас.
–Перестаньте киснуть! – Леа Моро улыбчив и подвижен. – Давайте с самого начала? Итак, вы, Джон Вигмар – сирота, с отличием закончили Лётную Академию Центра, приступили к полётам сразу же после выпуска, в должности младшего помощника на торговом корабле «Сириус». Верно?
–Верно, – когда-то я хорошо начинал, я знаю. Я подавал надежды, я верил в то, что космос мне покорится, что моим именем назовут однажды корабль или какой-нибудь спутник. Но куда там?! Я ходил в космос десятки раз, почти под сотню, и ни разу не совершил ни одного провала, который снижал бы мою репутацию до тех пор, пока не довёл бы до казни. Да, я был на хорошем счету, чтобы в один день потерять всё.
–Затем вас перевели в должность клерка на исследовательский корабль «Секрет», откуда вы написали прошение о переводе?
Киваю. Было, признаю. Капитан Грей, конечно, прекрасно управляется с командой и штурвалом, ведёт дисциплину железной рукой, но работать с ним – себя не уважать. Я не выдержал и подал прошение, вот только эта язва его имени уже пролезла в мою душу и в мою жизнь.
–Почему вы подали прошение о переводе? – теперь Леа Моро серьёзен. Он подбирается к теме, что ему важна, и хорошее настроение здесь неуместно.
–Он очень… – это сложно объяснить, просто есть люди, в словах которых яд. Они могут улыбаться и говорить тебе даже что-то хорошее, но у тебя после этого гадкое ощущение. Капитан Грей был из таких. Даже если он расщедривался на редкую похвалу, всё равно у меня оставалось ощущение, что меня облили помоями. Странное чувство. К тому времени я полагал себя профессионалом, но рядом с этим человеком хотелось выть. – Тяжёлый человек он по своей сути.
–Как он к вам относился, как считаете?
–Как и ко всем. Требовал дисциплины, не придирался, не превращал в изгоя, был профессиональным капитаном, но как человек он был тяжёл для меня.
–Вы могли бы назвать это личной неприязнью со своей стороны или предвзятостью?
–Ну…– вопрос сложный. У Грея часто менялись кадры, но были и те, кого он держал подле себя, то есть те, кто возвращался к нему. Это позже я понял, что они были с ним в доле, но тогда я не понял ничего! – Я оцениваю его профессиональные навыки без предвзятости.
–А личные качества? – Леа Моро не упускал ничего. дотошный, как все защитники!
–Личные качества его мне мало известны. Я знаю, что он тяжёлый человек, но, позвольте, я скажу, чтобы было понятно? Он мне всегда был неприятен, с ним нельзя было чувствовать себя спокойно, но я сомневаюсь, что он из тех людей, что пинает щенят по пути на космодром.
–Знали ли вы тогда, что капитан Грей занимается работорговлей? – Леа Моро спрашивает быстро и ждёт такого же быстрого ответа.
–Нет! –  остаётся лишь пойти на поводу у защитника.
Хотя можно было догадаться! Можно было заметить по запасам еды, по переглядкам капитана со старпомом, по жестам…
Я тогда слишком хотел покинуть «Секрет», чтобы ещё заниматься выяснением этих смыслов. Я надеялся, не работать с Греем и считал часы до возвращения на Землю.
–А когда ввязались в его дела, знали?
Нужен ли здесь ответ?!  Знал. Знал и участвовал: помогал Грею перевозить рабов, запрещённые на Земле товары, вывозил золото и алмазы…
У меня был свой корабль – моя гордость – моя «Сфера», хотя и простенький, по сравнению с другими, но манёвренный. На таком не страшно было и под метеорный поток попасть, и от чёрных дыр легко уходить – даже на нулевой тяге корабль шёл.
Где сейчас «Сфера»?..
–Отвечайте, – голос Леа Моро приобретает металлический оттенок.
–Знал. Послушайте, я уже излагал всё это. Да, я провозил, и…
–Как это началось?  – перебивает Моро.
Я осёкся, в изумлении глядя на защитника. Что-то странное! Я тут признаться в преступлении пытаюсь, а он?!
–Отвечайте! – напоминает Леа, и не сводит с меня холодного, безжалостного взгляда.
Как это началось? С того что я – Джон Вигмар – романтик по призванию, мечтал выводить свой корабль в миссии, с того, что мечтал сколотить свою команду  и превратить её в семью, а не в поток кадров. У меня не было семьи, не было дома: академия, тренировки, выходы то на одном, то на другом корабле, с разной, такой разной атмосферой! Где-то профессионально-скованной, где-то с дружелюбной, где-то с откровенно пьяной и вульгарной…
Я хотел уюта.
Первой своей команде я честно сказал, что мечтаю видеть их не только как членов своего экипажа, но как своих близких. Я был дураком, но всё время миссии, я лез из кожи, чтобы каждого выслушать, каждому помочь и доказать, что я их понимаю, что я не просто им капитан, но брат.
А по факту дурак.
Никогда не забуду, когда уже на подлёте к Земле и, значит. К Станции, к Центру, ко мне в каюту ввалился младший помощник Лагот – юнец, грезивший о звёздах, и, рыдая, рассказал, что во время выхода в Туманной Долине, решился нарушить закон.
Где он откопал осгодиньянца – представителя самой запятнавшей себя контрабандами и незаконной торговлей расы, в Туманной Долине, которая славится миром по отношению ко всем прилетевшим путникам, я не знаю. Осгодиньяненц попросил помощи – ему было нужно погрузить вещи в свой челнок, и Лагот, дурачок с Земли, согласился, за что получил в благодарность маленький крио-пакетик, содержимое которого, как уверял осгодиньяненц, Лагот сможет продать на Земле за большие деньги.
Между прочим не соврал. Наркотические вещества ценятся везде, и космос не исключение. Вот только кодексами Центра запрещено кораблям миссии брать образцы, которые миссией не предусмотрены. Если миссия отправляется за камнями, то она только камни и должна привезти – остальное грозит Трибуналом. Не имеют права миссии своевольничать!
Я тогда растерялся не меньше Лагота. Стало жаль дурака. Лагот же, задыхаясь от слёз, рассказал, что ему эти деньги нужны, что он только раз хочет заработать, что мать у него больна, и ей нужно лечение, которое Центр не покроет по страховке, а отец уже умер…
Жалость хуже всего. Я знаю.
Я тогда его пожалел и пошёл на это мелкое, как мне казалось, нарушение. Я спрятал крио-пакетик в своих вещах: капитанов почти не проверяли, но меня всё равно трясло. После приземления и проверки я отдал Лаготу пакетик и велел, чтобы тот не попадался. Лагот  долго тряс мне руки, норовил всё обнять, и я чувствовал не только страх за него, но и гордость за себя – мне доверились и я помог. Члены семьи же так поступают?
–Отвечайте! – голос Моро суров и холоден. Маски притворного дружелюбия нам ни к чему.
Я качаю головой.
Точно так я, помнится, качал, когда ко мне неожиданно зашёл капитан Грей с ехидной улыбкой, как рассказал мне о том, что Лагот неопытно и наивно пытался продать крио-пакетик осгодиньянца на первом же рынке, и как хорошо, что Грей увидел это, а не Центр!
–А самое главное, Лагот без сожалений сказал, что это благодаря тебе крио-пакетик оказался здесь, – Грей тогда меня добивал, а я качал головой, не веря, что так легко можно сдать, так легко попасться.
Тогда я пытался играть в обиду, мол, да как ты посмел?! Но Грей предупредил: у него есть факты. Впрочем, он готов их забыть, если я провезу на своём корабле некий свёрток с Земли до следующей точки назначения моей миссии, точка, до которой сам Грей дотянуться не сможет – отправлен в другое место.
Так я увяз.
Одно дело повлекло другое. Грей не мог шантажировать меня одним крио-пакетиком, но на второе дело он подбил меня уже словами о доказательствах уже более серьезного преступления: вывоза с Земли.
А на третье, чего таить, я сам пошёл. Пришёл к нему, поговорили…
По словам Грея риск был минимален. Если действовать умно и не связываться с идиотами. Меня же привлекла нажива, лёгкая, и быстрая, благодаря которой я мог бы перепрошить свой корабль сверху донизу за три-четыре вылета…
Грей был щедр. Мы договорились о моём проценте, договорились о деле. Я обещал себе, что сделаю всего три-четыре вылета, только соберу то, что должно собрать на перепрошивку «Сферы», а потом пришёл на пятый, хоть и колебался, хоть и ждал от Грея насмешек.
Но он был мягок и не насмешничал. Просто договорились о