дверь, а там бабуля-божий одуванчик. Он ей - бабуля не дай замерзнуть, мол, обокрали. Она ему дедовское пальто и тапочки подогнала…
Потом снова и снова,запои, я устала уже от такой жизни. Потом в больницу попала с почками, колика была и камни пошли. Решила я, что так дальше жить нельзя, позвонила его любовнице и сказала, если нужен, забирай, только без возврата. Она согласилась и забрала. Боже, какое это было счастье! Она его на месяц уложила в больницу, а потом когда он вышел, попросил развод. Развелись. На выходе посмеялись, расцеловались на прощанье и разошлись. Прошла неделя спокойной жизни, он трезвый проиходил навещать детей. Потом предложить мне быть его любовницей. Я так смеялась. В итоге жить ему в золотой клетке оказалось не так сладко, как думалось, и он опять запил. Она его выгнала, и он опять пришел к нам, но жить с ним я отказалась. Освободила комнату и мы стали жить соседями.
Был сентябрь, в начале месяца ему исполнилось 42, а в детстве ему цыганка нагадала, что он погибнет в этом возрасте.
22 сентября был день рождения у старшей дочки. Пришли подружки, я строго настрого запретила мужу выходить из комнаты в таком виде, но он все равно вышел, пригласил ее на танец, снял с пальца печатку и одел ей, а сам и ушел в ночь.Утром его не было, вечером тоже… Еду, смотрю, он стоит у столбика. Цвет лица его меня удивил, какой-то бледно-желтый, даже светится в темноте. Останавливаюсь, спрашиваю:
- Чего стоишь?
- Не могу идти, хорошо, что ты приехала, я бы не дошел.
Погрузила его в машину, идти он и вправду не мог, тащила его на руках на второй этаж. Весь мокрый, грязный, продрогший Мы с мамой его в ванну посадили, стали мыть, одежду в стирку. Мою ему голову и не понимаю, у него на затылке шишка, как вторая голова Спрашиваю:
- Что с головой?
- Падал.
- Болит голова, тошнит?
- Нет, не тошнит.
- Может скорую вызвать?
- Нет, не надо.
Немного поел и мы его уложили спать. Утром,собираясь на работу, как всегда. Захожу в комнату, а он умер. Я была в шоке, я думала, что этого просто не может быть, он же бессмертный как Маклаут. Не скрою, что порой желала ему смерти, был такой грех, но... За мной следом забежала малая дочка и увидела его, скрюченного, уже в трупных пятнах... Для нее это был удар. Пошла я в милицию, вызвала скорую, не осознавая, что и как я делаю, как будто закаменела душа, ни слезинки, ни сожаления, только пустота и неосознанный страх.
Алла умолкла, уставившись невидящими глазами в темное окно. Видимо, сейчас в ее мозгу снова возникали картины всего пережитого. Я молчал, сраясь не помешать ее мыслям. Потом она тряхнула головой, как бы страясь прогнать эти мысли и добавила.
- Сейчас я замужем в третий раз и, наконец-то, наступила сравнительно спокойная жизнь.
Некоторое время мы оба молчали. Я взглянул на часы. Был третий час ночи. До Харькова нам было ехать еще около четырех часов.
- Вадим, я пожалуй немножко подремлю, - сказала она и, прижавшись спиной к углу, закрыла глаза.
- Спасибо, Алла, ваша исповедь до глубины души тронула меня. А я хочу вам пожелать, чтобы, действительно, у вас была в дальнейшем спокойная жизнь и таких колизий больше не случалось.
Я выключил диктофон и еще раз взглянул на Аллу. Она сидела с закрытыми глазами и, возможно, уже спала. Лицо ее было спокойным и умиротворенным. И я подумал, сколько же бед и страданий пришлось ей пережить за ее такую нелегкую жизнь. И каково Господу будет ее судить потом? Конечно, она далеко не ангел, но за все муки и страдания, которые выпали на ее долю, должна же быть какая-то скидка?
Конец рассказа
