На заре моей юности судьба даровала мне встречу и сотрудничество с Эдуардом Рубеновичем Сукиасяном - выдающимся деятелем советской, российской и мировой культуры, знаменитым на весь мир библиотековедом, разработчиком ББК (Библиотечно- библиографического каталога), Кавалером Ордена Дружбы, автором свыше 600 научных работ в области библиотековедения и библиографии. Перечислять все заслуги и титулы этого человека можно до конца страницы, если бы я ставила себе задачу воспеть гимн в честь его гениальности и уникальности. Но, думаю, что все самые лучшие слова в его честь уже давно сказаны с трибун и в прессе.
Я хочу представить Эдуарда Рубеновича таким, каким знали мы, его первые студенты. Лично мне посчастливилось не только у него поучиться, но и поработать с ним на кафедре, руководителем которой он был.
Я поступила в Краснодарский государственный институт культуры в год его образования – в 1967 году. В 1968 году наш курс факультета библиотековедения и библиографии приступил к изучению главных предметов по специальности – «библиотековедение» и «библиотечные каталоги». Оба этих предмета вел Эдуард Рубенович Сукиасян, кандидат наук, доцент, руководитель кафедры библиотековедения и библиографии.
Таким ораторским искусством в ходе выступления на лекциях в институте не обладал никто. Честно говоря, и после института мне не встречались подобные лекторы. Он не лекцию читал - он священнодействовал, притягивая к себе самое пристальное внимание всей аудитории.
Творил лекцию наизусть, без всяких тетрадок и бумаг. Разве что иногда вытаскивал из кармана брюк какую-то бумажку, чтобы зачитать цитату.
Во время лекции Эдуард Рубенович никогда не стоял, а тем более, не сидел за кафедрой. Он ходил по аудитории, от двери к окну и обратно. Время от времени подходил к какой-нибудь студентке (у нас на курсе были в основном девчонки), чтобы задать ей (и всем нам) очередной риторический вопрос, приглашая к собеседованию. Речь Эдуарда Рубеновича была живой, образной и понятной всем, даже самым тупым из нас. Он сыпал фразеологизмы, поговорки, крылатые слова и выражения горстями, угощая наши уши прекрасной русской литературной речью.
Мы любили нашего Рубеновича, как мы его величали. Его лекции и практические не только старались не пропускать, мы ждали каждую лекцию с нетерпением, как очередное театральное представление.
Чувства юмора Рубеновичу не надо было занимать. У нас на курсе были две подружки, которые буквально на всех лекциях умудрялись подремать. Поэтому они всегда занимали места на галерке. А у Рубеновича они спать не решались, и, чтобы не было никакого соблазна поспать, садились в первом ряду. Однажды все-таки не выдержали: заснули. Причем, сначала вздремнула одна из них, потом за нею следом вздремнула другая. Когда вторая заснула, первая уже пробудилась и принялась тормошить другую.
И тут Эдуард Рубенович прервал свою речь на полуслове. В аудитории воцарилась полнейшая тишина. Выдержав хорошую паузу и дождавшись, когда первая окончательно разбудила свою подружку, Рубенович добродушно заметил:
- Ведь надо же какая хитрая! Как сама спала, так это в порядке вещей, а когда подружка слегка задремала, так давай её тормошить.
Аудитория просто взорвалась от дружного хохота. Не стоит говорить о том, что у подружек до конца учебы отпала охота дремать на лекциях у Эдуарда Рубеновича.
В отношениях со студентами Рубенович не позволял никакого панибратства или заигрывания, ни к кому не проявлял своего расположения или неприязни, если таковые были (в чем мы сильно сомневались). Ко всем одинаково он обращался вежливо, деликатно и доброжелательно. Непременно на «вы» в любой обстановке. У него даже «незачет» или «неуд» получить было приятно. Впрочем, я не помню, чтобы кто-нибудь из наших не знал его предмет. Поскольку Эдуард Рубенович у нашей группы был куратором, то перед сессией он непременно напоминал нам, чтобы перед экзаменом мы не забыли выспаться и поесть.
- Чтобы успешно сдать экзамен, нужно выполнить три вещи, - говорил он, - поспать, поесть и выучить материал. Если два из трех условий выполните, то непременно сдадите.
Мы старались добросовестно выполнять два условия: спать и есть.
Учиться в институте мне нравилось. Омрачало студенческую жизнь постоянное безденежье. Уже со второго курса каждый студент пытался найти себе какую-нибудь подработку. После зимней сессии Эдуард Рубенович пригласил меня к себе на кафедру.
- Юля, хотите поработать у нас на кафедре лаборантом? Наша на днях ушла в декретный отпуск. Не хочется принимать кого-то со стороны на четыре-пять месяцев.
Я смутилась. Слишком неожиданным оказалось предложение.
- Да вы не волнуйтесь. Работы совсем немного. Будете работать между занятиями. Если что будет не получаться, я помогу.
Он не только помогал мне, как мог, он по-настоящему учил меня искусству делопроизводства. Работая под руководством Эдуарда Рубеновича, я поняла, что такое ответственность, порядок и система в любом деле. В отношениях с преподавателями Эдуард Рубенович был строг и требователен, хотя и необыкновенно деликатен в то же время. Я не помню, чтобы на кафедре при нем или без него случались какие-нибудь распри, размолвки – вообще, что-нибудь похожее на проявление нетерпимости или неприязни. Меня он жалел и старался оградить от резких оценок со стороны преподавателей. Что ни говори, а я была все-таки для них студенткой.
Как-то одна из преподавательниц при всех совершенно справедливо отчитала меня за какую-то оплошность. Не в силах сдержать слезы, я выскочила в коридор.
- Юля, вернитесь! – тут же крикнул Эдуард Рубенович мне вслед.
Я остановилась за дверью. Он вышел и втащил меня в кабинет:
- Еще не хватало, чтобы студенты увидели, какие у нас тут безобразия, - пробурчал он. Потом сказал преподавательнице:
- Валентина Николаевна, стоило из-за такой чепухи устраивать бурю в стакане? И потом, вы, вероятно, забыли о весовой категории.
Конфликт был исчерпан. Спустя время я спросила у другой преподавательницы, что имел в виду Рубенович, говоря о весовых категориях?
- А-а, это он о том, что по статусу вес Валентины Николаевны в институте выше, чем у тебя, поэтому она не имеет права обращаться с тобой некорректно.
Общение с Эдуардом Рубеновичем не только побудило меня заняться педагогической деятельностью, но и позволило увидеть пример настоящего педагога. Я многое переняла у моего Учителя в своей работе преподавателя.
Вспоминая Эдуарда Рубеновича, я вновь и вновь мысленно обращаюсь к такой несправедливости, которая называется забвением или неоцененностью гения. Всемирно известный деятель, Почетный академик многих зарубежных академий, член Международного общества по организации знаний. Его библиотечная классификация по значимости соответственна таблице Менделеева. Но кто-нибудь, кроме библиотечных работников, о нем когда-нибудь слышал? Нет, конечно. Смею предположить, что не все и библиотечные работники знают, ЧТО значит в отечественной культуре этот человек.
Зато Бузову или еще какую свиристелку из «ящика» знают миллионы.
Огромное «спасибо» нашим средствам массовой информации и чиновникам от культуры!
