Несмотря на будний день, торговый центр «Аполлон» походил на человеческий муравейник. По широким проходам сновали туда-сюда гомонящие орды возбуждённых сверх меры покупателей; по эскалаторам, будто на скоростных аттракционах, раскатывали вверх-вниз те же гомо сапиенсы, озабоченные одними проблемами с покупками или с горящими взорами в предвкушении оных.
Глядя посторонним взглядом на это хаотически-упорядоченное движение масс, могло показаться, что в этот не так уж и ранний час всё население города N-ск с пригородами и дачными посёлками решило атаковать расположенные в торговом центре магазины, бутики и ларьки с единственной целью: решительно расстаться с нажитыми кровью и потом, и непосильным трудом деньгами.
В озонированном кондиционерами воздухе с лёгкой примесью ароматических аэрозолей висел устойчивый гул. В нём тонули рекламные сообщения из умело задекорированных динамиков и гасли в свете люминесцентных ламп видеоролики продаваемых товаров.
Где бочком, - тихо и скромно, - где уж вовсе нагло и целенаправленно, расталкивая локтями упругое желе посетителей, пробирался Иван Семёныч, мужчина пристойных лет с прожилками серебра в густой шевелюре без конкретно обозначенной цели.
- Угораздило же… - чертыхался он, - дурень старый… - говорилось им это вполголоса, - выбраться в город… - Его негодование на себя и на окружающее росло в геометрической пропорции. – Хотелось побыть наедине с собой, - сейчас вот он ёрничал, - и помедитировать… Ой!.. Простите!.. – крикнул он вслед нервной особе с выкрашенными в канареечный цвет волосами, обвешанной сумками с покупками. – Прошёлся по дефиле улиц… - вернулся наш герой к своим размышлениям. – Чёр-рт! Можно поаккуратнее… - Иван Семёныч едва увернулся от корпулентной тётки в униформе технического персонала, вооружённой шваброй, катящей впереди себя тележку с уборочным инвентарём. – Подефелировал…
Засмотревшись на привлекательную особу, - а кто не засмотрится на юную прелестницу, не будь он отпетым анахоретом или женоненавистником, - соблазнительных форм и юных лет, он столкнулся с группой подростков-школьников, яростно спорящих на повышенных тонах.
- Эй, дядя, куда прёшь! – крикнул один из них, высокий, худой, с лицом, усеянным гнойными прыщами.
Иван Семёныч не успел ответить, как вдогонку крикнул второй, фигурой похожий на перезревшую грушу:
- Шею не сломай, дядя!
- Я… это… - Иван Семёныч не любил оправдываться и сейчас тоже не нашелся, что сказать.
- Смотри по сторонам, дядя, здесь люди ходят, - бросили ему вовсе уж по-хамски и растворились в толпе, такой же одинаково-лицей и одинаково одетой.
Иван Семёныч хотел спросить, мол, а я-то, кто, но вопрос повис на устах грустным вопросительным знаком и, втянутый в бешеный круговорот тел, который увлёк его колоссальной силой течения, он полетел словно щепка, ощущая себя полностью деморализованным и подвластным чужой воле.
Куда несло, он не знал, вокруг толпились-толкались, горячо дышали в лицо импортной зубной пастой, гнилыми зубами, чесночно-водочным перегаром, брызгали слюной, обдавали ароматами духов и старого пота.
Наконец-то в какой-то момент Иван Семёныч рассмотрел конечный пункт, те самые Симплегады автоматических дверей, которые не могли сомкнуться, дабы размолотить в щепки человеческие шхуны и шлюпки, это был известный на всю страну дисконт-магазин бытовой техники, пропиаренный на всех телеэкранах огромными скидками и чёрными пятницами.
Неведомо каким образом, проносясь мимо дверей, Иван Семёныч всё же сумел коснуться плечом правой створки. Ему страстно хотелось уцепиться за неё, задержаться, вытолкнуть своё тело против течения, выйти в спокойное пространство. Куда там! Его с таким остервенением толкали, сжимали, скручивали со всех сторон, что приходилось уповать на одного Меркурия, что бы он помог ему в его собственном несчастье. Но пока он шёл, наступал кому-то на пятки и отдавливал ноги, уже не пытаясь извиниться, потому что и ему кто-то благородно оттаптывал ноги и наступал на пятки. На угрозы наш герой не обращал внимания, это был механический выплеск застоявшейся энергии, переполнявший человеческие тела. Ему впечатались в память, - так он простодушно думал, - глаза окружавших людей; в них читалось – успеть, успеть, успеть купить всё, что выброшено на прилавки: магнитофоны, телевизоры, пылесосы, чайники и прочую домашнюю утварь.
Не был Иван Семёныч самим собой, если бы не сопротивлялся – подобно точащей камень воде – он яростно грёб, дав волю рукам, пока в какой-то момент у него перед глазами не появились радужные пятна, увеличивающиеся и кружащиеся, и к горлу не подступила тошнота. Захотелось притулиться в уголке, сесть на пол – иначе содержимое завтрака могло не эстетично украсить пол. Хотелось крикнуть, мол, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить, как его схватили грубо за рукав и окликнули:
- Вано, гамарджоба, генацвале!
Туман в глазах практически исчез и Иван Семёныч увидел вместо природных просторов, грезившихся ему, незнакомого мужчину или так показалось в первые минуты.
- Вах, Вано, не узнал, что ли?!
Как не узнать, узнал, такого забудешь. Иван Семёныч признал в говорившем старого школьного приятеля Николая.
- Здорово, Куцый! – кивнул Иван Семёныч.
- Кацо, Вано, правильно – кацо! – заржал Николай. – Забыл, да? Ничего, я напомню, твой старый друг Николоз, ведь для этого и существуют старые друзья, чтобы вовремя напомнить и восстановить… Ха-ха-ха!.. – своей энергией Николоз заражал всё вокруг: и людей, и предметы, и сам воздух, который начинал понемногу искриться на листьях, росших в роскошных кадках экзотических деревьях.
- Не ожидал… - начал Николоз и оборвал, устремив взор куда-то поверх голов.
Иван Семёныч промолчал. Николоз продолжил:
- … что ты подвержен потребительским веяниям. Хотя, чего таиться, сам иногда раззужу плечо и по-барски, как у нас грузин принято, начинаю разбрасываться деньгами. – Он повернул разговор в другую сторону. – Ничего, не робей, Николоз избавит старого друга от этой напасти. Эй, полегче! – Николоз крикнул куда-то в толпу, качающейся штормовым морем. – Совсем с ума сошли на этих распродажах.
Едва Иван Семёныч открыл рот, как школьный друг, держа за рукав куртки поволок его за собой, мурлыча напев народной грузинской песни.
Подобно ледоколу, Николоз раздвигал грудью тела по сторонам, оставляя за кормой кипящую негодованием кильватерную пену голосов. И в тоже время, Николоз успевал рассыпаться любезностями с симпатичными девушками и милыми женщинами и с не меньшим рвением огрызался на замечания в свой адрес, поступавшие от мужчин. Иван Семёныч убедился, кое-какие качества у школьного друга с годами не исчезли.
Симплегады магазина с приятным для слуха щелчком стеклянных створок закрылись за спинами мужчин. Оба облегчённо вздохнули.
- Куда сейчас? – спросил Иван Семёныч.
- Вано, тебя дома семеро по лавкам ждут, да?
- Да нет. Дети разлетелись. Жена у подруги гостит в Кисловодске. Решила подлечить нервишки на минеральных курортах.
- Во! – воскликнул Николоз. – Это правильно – подлечить нервишки. На курортах не только нервы лечат, душу… Впрочем, нам не нужен курорт, подлечить нервишки.
- Что же нам нужно?
- Вано, не перебивай, да? – рассмеялся Николоз, запрокинув немного голову, что показалось немного театральным Ивану Семёнычу. – Где твоя прежняя сдержанность, а? ушла в живот, да?! – и протянул лукаво: - А-а-а-а…
Иван Семёныч покраснел и пожал плечами. За последние несколько лет он и впрямь несколько прибавил в весе, округлился животик, прежде плоский, как великорусская равнина, появился второй подбородок – свидетельство сытой благополучной жизни. Родня, знакомые, соседи шутили осторожно и в полный голос признавали, возрастная полнота только придала его образу некий шарм и усилила мужскую привлекательность.
- Мы подлечим наши нервишки, пусть они и не расшатаны, - заговорщицки продолжил Николоз и моргнул правым глазом, - в одной шикарнейшей кофейне! – Николоз закатил глаза и чмокнул губами, давая понять, что этим сказано ели не всё, то очень может быть многое. – Какое, Вано, там варят кофе! готов выпить его вместе с чашкой, да! Взять и проглотить! А какие там пирожные… Белиссимо терца!
- Мне сладкое нельзя, - неумело соврал Иван Семёныч сладкое он поедал декатоннами.
- А кто говорит, что можно?! Да? – удивился Николоз. – Я? Мне тоже доктора кат-тегор-рически запретили сладкое. Поберегите сердце! Что они знают о сердце! О сердце настоящего грузина! Я тоже ничего о нём не знаю, но о многом догадываюсь. И жена тоже, скажу по секрету, запретила, - нет, не пирожные, - запретила смотреть на молоденьких женщин. Мне! Да? Запретила! Мне что, - Николоз добавил в голос трагизма, - ходить по улицам с закрытыми глазами? Да?
- Это как бы…
- Вот и я говорю, не утверждаю, не делегирован, но – говорю, если очень хочется, поверь, Вано, не только можно, даже катастрофически полезно!
Шикарнейшей кофейней, - этаким райским островом для гурманов, ценителей кофе и любителей разнообразных десертов, - оказалось приличное заведение с вывеской в стиле а-ля дореволюционного оформления «Десерты Мадам Мари» на пятом этаже «Аполлона». Издалека, - ещё с подвижных ступеней эскалатора и, даже с уровня четвёртого этажа, - долетали в авангарде своего гастрономического великолепия аромат свежесваренного кофе и соблазнительные запахи выпечки с пылу-жару.
На пороге зала кофейни – у самых дверей – Иван Семёныч остановился, слегка поражённый строгим убранством заведения. В нём отсутствовала та пошлая архитектурная навязчивость в оформлении, кою сам Иван Семёныч называл «цыганщиной» и не было напрочь вульгарности, граничащей между упрощением и избыточностью.
Столики на несколько персон располагались в чётко продуманной разбросанности по залу. Мягкие расцветки скатертей от молоко-с-желтком до бархатных кофе-с-молоком.
- Каково, а? – поинтересовался Николоз. –
Иван Семёныч в немом восторге мог только вздохнуть и развести руки.
- А ты думал, я порекомендую всякое такое, да?
И на этот раз Иван Семёныч не ответил. К ним подлетел со скоростью межконтинентальной ракеты «Десерт-шоу» официант, сияя белоснежной улыбкой всех шестидесяти шести зубов, с цветом кожи, соответствующей двойному эспрессо.
- Добро пожаловать, милостивые господа, в наше заведение! – без единой запинки и, вот же чудо, без намёка на акцент произнёс расторопный юноша. – Благодарю от лица руководства, что почтили вниманием наш скромный уголок! – рассыпался любезностями весьма возможно дальний родственник великого русского поэта. – Куда изволите присесть? – спросил, как рублём одарил и широко повёл рукой, - порекомендовать архи-выгодное место или соориентируетесь сами?
Николоз медленно кивнул, слегка коснувшись подбородком груди.
- Любезный, нам желательно столик ближе… - и состроил такое лицо, что выходец из «жёлтой южной Африки, центральной её части» внезапно проникся и Николоз закончил: - … так, чтобы не мешал сокровенной беседе старых школьных товарищей, увидевшихся после долгой жизненной разлуки.
