Или
Знак Сатаны
Это было давно, в дни моей романтической юности, когда я после окончания школы работал в геологии буровым мастером. Не сразу, конечно же, буровым мастером. Сначала я с год поработал буровым рабочим, потом сдал экзамены на помощника бурового мастера и лишь потом, где-то еще через год, получил заветные тогда для меня корочки бурового мастера.
Мы тогда стояли т на реке Вилюе, притоке Лены, в западной Якутии. Место было изумительной красоты и прелести. Широкий, могучий, полноводный Вилюй с крутым обрывисто-скалистым одним берегом и пологим, состоящим из волнистых, слизанных до округлостей и покрытых густым лесом сопок, другим. Между сопок – живописный распадок, переходящий в пологую низину, спускающуюся к берегу реки. По дну распадка протекала небольшая безымянная речушка с каменистым, галечным дном и удивительно чистой, прозрачной и вкусной водой. Берега речушки густо поросли кустами багульника, боярышника, рябины, переходящими далее в мощнейший, бронзово-светлый «листвянник», буквально заполненный ягодами и грибами.
Здесь и расположился наш лагерь с дизельной буровой установкой, доставленной сюда еще зимой транспортным поездом по льду Вилюя. Лагерь включал в себя саму буровую установку, три вагончика-балкА для размещения людей и две большие армейские палатки, в которых располагалась кухня со столовой и «хозблок».
Всего десять человек: ст. буровой мастер, геолог, три буровых сменных мастера, три помощника бурового мастера, дизелист и повар. Все работники отряда - кадровые работники геологоразведки кроме трех «помбуров» и повара. Это были временные рабочие из местных. Повар - пожилая, мало привлекательная на вид якутка, готовящая грязно и убого, так что порой ребята сами замещали ее на кухне. Чему она, впрочем, не слишком-то и противилась. Из трех «помбуров » один был из студентов романтиков, находившийся во временном «академотпуске», а двое - местные лица без определенных занятий, так называемые «бичи».
После ночной смены я лежал у себя на койке в своем балке, слушал по переносному радио «Спидола» «Маяк», курил, читал роман Джека Лондона «Мартин Иден». Мой сосед, Михаил Шевченко, техник буровик, работавший в экспедиции после окончания Уссурийского геологоразведочного техникума, в это время работал на буровой. Гул дизеля буровой установки звучал круглосуточно и мы на него не обращали никакого внимания. Вот единственное, на что невозможно было не обращать внимания, так это комары.
Стояло середина июля, самый жаркий месяц в Якутии, когда температура воздуха подскакивала аж под тридцать и даже больше, и комаров было жуть сколько. Пойдешь под тент столовки поесть, так в тарелке сверху целый слой комаров плавает. Поэтому ешь прямо с ними, не обращая на них никакого внимания.
Дверь в балке у меня была открыта, но в проеме двери висела тюль, к которой снизу была прикреплена очищенный ствол молодой сосны, чтобы оттянуть тюль книзу и не давать ей сворачиваться в вертикальных проемах двери. В общем-то удобно, если предварительно выгнать из помещения балка чем-нибудь комаров. Либо побрызгать «репудином», тогдашним средством от комаров, либо покрутить в консервной банке с пробитыми гвоздем дырками в ее корпусе и привязанной к проволоке, еловые шишки с горячими угольями. Тогда из банки повалит белый густой и очень едкий дым, который комары не любили и улепетывали из балка стремглав.
Я сделал так, когда ложился спать, но комары опять стали появляться. На сигаретный дым они не реагировали совсем, дыми, не дыми – все бесполезно. Я чертыхнулся, встал и вышел из балка.
Погода была чудесная. Яркое солнце над головой, тишина до звона в ушах и прессованный гул рассерженных комаров надо мной, держащихся от меня на некотором расстоянии из-за «репудина». Воздух был сухой, жаркий, плотный и словно бы сгустившийся. Он обволакивал тело под брезентовой штормовкой душной, горячей и вязкой пленкой и словно бы высасывал из тела живые соки.
Я глянул вперед. Над зарослями кустарника и далее над Вилюем стояло густое марево дрожащей, переливающейся на солнце и явственно потрескивающей воздушной массы. Такое же потрескивание бывает в трансформаторных помещениях высоковольтных электропередач и я почувствовал, как у меня на голове зашевелились волосы. Не от страха, нет, а от наэлектризованного вокруг меня воздуха. Я закатил рукав штормовки и увидел, что волоски на коже у меня стояли дыбом. Комары сразу же накинулись на кожу руки и облепили ее. И я тут же опустил рукав штормовки, чтобы не будоражить их.
И в этот момент я увидел, как над мачтой буровой установки, в том месте, где располагался шкив лебедки, вспыхнул ярко желтый, с красноватым оттенком огненный факел высотой не менее метра. Я закричал, замахал руками и кинулся к буровой.
Михаил, буровой мастер, увидел меня и вышел из домика буровой установки. Я подбежал к нему и показал на факел. В этот момент из будки вышел его буровой рабочий, пожилой мужчина «бич». Мы уставились на факел, не понимая, что нам делать. То, что этот факел, не огонь, нам было уже ясно. Это было что-то похожее на «огни святого эльма», возникающие на мачтах кораблей в пред штормовой период, когда воздух вокруг корабля становился наэлектризованным до предела и на самых высоких местах корабля возникали светящиеся факелы.
Сколько так мы простояли, трудно сказать. К нам подошли еще пару человек из не спящих буровиков, а также повариха из столового блока. И мы все заворожено смотрели на открывшееся нам сказочное зрелище. И здесь раздался громкий сухой треск, как от разрываемого куска бумаги, только во много раз сильнее. И мы все увидели, как на торце мачты, там, где был прикреплен фонарь электроосвещения возник большой огненный шар, диаметром не менее полуметра. Шар был не сплошной, а как бы игольчатый, и словно бы живой.. Он мерцал, пульсировал, искрился шипел и потрескивал.
Затем шар скользнул к фонарю и переместился на провод, подводящий свет к фонарю, и от него плавно перешел на другой провод, подводящий электрический ток в палатку наше кухни столовой от динамо-машины, смонтированной на рабочем валу нашего дизеля и где даже днем постоянно горел свет. Шар медленно поплыл по проводу к этой самой нашей палатке. А мы заворожено смотрели на него.
Шар подошел к торцу шеста, возвышающего над палаткой и где был установлен фонарь общего освещения лагеря буровой, днем конечно же не работающий, и опустился в саму палатку через крышу палатки, отвороты дверей которой были широко распахнуты. И вы все увидели, как шар подплыл к абажуру фонаря и накрыл его собой. Свет в палатке тут же погас и раздался сильный грохот. Даже не грохот, а какой-то мощный и совершенно неестественный по тональности сухой раскатистый взрыв. Буд-то по железной крыше палкой ударили.
У нас заложило уши. Мы все пригнулись и руками схватились за голову, точнее за уши, настолько нам всем стало нехорошо. Кое кто бросился на земле и закрыл головы руками. Но здесь все кончилось. Разом, как отрезало. Мы поднялись, поглядели друг на друга ошарашенными глазами и пошли к палатке столовой.
И первое, что нам всем бросилось в глаза – изнутри палатка буквально "засияла" солнцем. Множество тоненьких лучиков от заходящего солнца, освещавшего палатку, солнца полностью заполняли все ее внутреннее пространство, то пересекаясь друг с другом, то расходясь, и образуя на полу и на ее стенах «бесподобнейшие» по красоте узоры.
Мы сначала не поняли ничего и подумали, что брезент палатки изнутри горит. Но потом присмотрелись и до нас дошло. Брезент палатки оказался изнутри прожженным насквозь множеством малюсеньких отверстий диаметром один два миллиметра и стал, как кухонный друшлак. Отверстий было больше в верхней части палатки и меньше в нижней. Причем, в верхней части палатки отверстия были большего диаметра, а в нижней меньшего. И ткань брезента на кромках отверстий была обожжена. А в дальних частях палатки оказались такие же точечные поверхностные ожоги брезента.
Получалось, что шар, дойдя до лампы, взорвался, образовав мелкие частички энергии в виде искорок, которые с большой скоростью разлетелись в разные стороны и прожгли ткань брезент палатки. Где насквозь, где поверхностно. А патрон с лампочкой оказались сплавленным в единый монолит.
Естественно, что это была шаровая молния, виденная всеми нами впервые. Или по словам начитанного до невозможности нашего студента, это было "Послание Сатаны" из самой «пресамой Преисподнии". Своего рода предупреждение нам от тёмных сил, чтобы мы не больше не ковырялись в земле своей буровой установкой. Как бы то ни было, но повариха принесла из дома иконку, повесила ее в палатке и теперь при входе в нее что-то шептала на своем языке и часто-часто крестилась
Разговоров об этом происшествии было много. Поначалу. Но потом потихонечку все затихло. Палатку пришлось новую заказать. И нам ее через неделю привезли на вертолете. А старую палатку начальство забрало к себе на базу экспедиции, откуда затем через пару месяцев ее отвезли в Москву. И куда она потом делась, не знаю!
***
