Содержание
-Надоело экономить! А надо!
-Зеркало
-Старик и cтук колес
-Домострой
-Любопытная
_________________________________
Надоело экономить! А надо!
Напрасно говорят, что копить не стоит, что с собой "туда" ничего не возьмешь!
А я и не собираюсь брать! И вообще туда не собираюсь! Пусть уж там, в верховной канцелярии, решают, как и что.
А мое решение такое: держаться здесь до последнего.
Вот и экономлю. На всем…. К любимой женщине, например, иду… Три бы цветка надо купить, а я беру один!
Да выбираю еще какой подешевле! А то и вовсе заявляю:
не люблю, дескать, дорогая, — цветы радости жизни лишать!
Варварство какое, а?! Им ведь на клумбе место! Не в вазе!
Из двух вещей выбираю всегда самую дешевую. Пусть говорят: «что дешево, то гнило».
Так-то оно так, зато в момент покупки до чего приятно думать:
«Сэкономил. Сберег денежки… Другие, небось, двести за точно такую же вещь отдали, а я только сто!
Деньги надо держать крепко-прекрепко!
Деньги — как женщины: идут к тем, кто их любит!
Ерунда это, что они обесцениваются! Ну, а если и правда,— то пусть лучше обесцениваются у меня в кармане!
Вот душу, как есть, перед вами раскрыл… Все выплеснул, что наболело, а вы меня уже осуждаете, наверно?
А? И слова подходящие к случаю — подобрали, и на полочку позорную меня положили?
Скопидом, дескать, сквалыга, куркуль, стяжатель…
Нос отвернуть спешите?
А вы не торопитесь! Не судите строго:
У меня двое детей. И… "икс" рублей зарплата!
=======================================
Зеркало
Она стояла у входа в универмаг «Юнипри», посещаемый небогатыми парижанками и гостями французской столицы.
На вид ей было не больше восемнадцати. Незнакомка держала в руках яркий пакет.
Хуану показалась, что он ее где-то видел. Только вот где и когда они встречались? Во сне, в университете, в прошлой жизни?
А может, эта девушка просто сошла с портрета Веласкеса, вырвавшись из черного фона навстречу свету?
Хуан мгновенно забыл о товарище, ждавшем его у Сорбонны, чтобы вместе готовиться к экзамену. Забыл обо всем и шагнул вперед.
Девушка подняла голову. Их взгляды встретились. Лица осветились улыбками:
«Как тебя зовут?»
«Джейн. А тебя?»
«Хуан».
«Ты испанец?»
«Да!»
«Что делаешь здесь? Учишься? Работаешь?»
«Учусь в Сорбонне. На инженера».
«А я в Париже совсем недавно, приехала искать работу. Хочу быть манекенщицей.
До чего трудно тут устроиться на хорошее место! Центр Мира!
Послушай, а у вас в Сорбонне не требуются начинающие топ-модели?»
«Потерпи немного, Джейн! Я скоро разбогатею, открою дом мод
и назову его твоим именем. Ты согласна?»
«Да, Хуан, согласна, я подожду! Всю жизнь готова ждать!
Наконец-то открывается приятная перспектива!»
Джейн улыбается и слегка покачивает головой, словно предложение Хуана слишком хорошо, чтобы осуществиться.
Когда она внимательно слушает, словно задумываясь над обращенными к ней словами, ее глаза чуть печальны.
Когда говорит сама, — ее взгляд снова и снова озаряется огнем, светом улыбок,
нежностью, вниманием к собеседнику.
«Джейн. Ты очаровательна!» — думает Хуан. Эти слова спрятаны в глубине его сердца,
но их выражают руки, глаза, наклон головы. Хуан не верит,
что Джейн может уйти просто так, затеряться в толпе.
«Джейн, ты сейчас не очень занята? Давай пройдемся по берегу Сены!»
Джейн кивает и застенчиво улыбается.
«Можно я возьму тебя под руку?» — вдруг спрашивает она. И тут же объясняет:
«Я так долго мечтала пройти по Парижу рядом с таким красивым парнем, как ты, Хуан!»
Они идут вдоль Сены, а вокруг них —Париж во всей своей радостной неповторимости. Страна маленьких кафе,
многоязычный говор музеев. Город, в котором одиночество не грустно.
Потому что с Парижем не может быть одиночества.
Но даже Париж не нужен сейчас Хуану и Джейн. Париж сегодня —
это третий лишний, которого хочется попросить заняться, наконец, собственными делами.
Хуан лишь на минуту оставляет Джейн, попросив у нее прощения. Он уходит
и через несколько минут возвращается с букетом прекрасных белых роз.
Они расстались на несколько часов и снова встретились уже вечером у мечети. Потом долго гуляли по городу.
В Люксембургском саду среди берез Хуан в первый раз поцеловал ее. А затем был ужин в ресторане,
где сладко пела скрипка, и грузный цыган в красной рубашке пел хрипловатым, трогающим за живое голосом.
Около полуночи они вошли в гостиницу, где жил Хуан. Джейн не убрала руку
и оба, не обменявшись ни словом, прошли мимо все понимающего снисходительного портье
и поднялись по красной ковровой дорожке на второй этаж.
Чуть скрипнула дверь, и мир двоих, растворенный в огромном Париже,
стал миром лишь для них одних, миром уединения, замкнутым пространством
небольшого номера с кроватью, креслом, стульями и огромным зеркалом в полстены,
стоявшим здесь бог весть с какого века.
Бурей пронеслась ночь. Ласковые слова, жаркие объятия, раскрытое окно,
и никогда, даже ночью не спящий неугомонный город.
Жажда. Пустые бутылки с минеральной водой из маленького холодильника,
и нежданный рассвет, и внезапно сморивший сон.
Хуан проснулся и сразу понял, что один.
«Джейн», — негромко позвал он. Ответа не было.
В комнату сквозь неплотно задернутые занавеси
заглядывал солнечный свет. С улицы доносился шум машин.
Вдруг его взгляд упал на зеркало. Красной губной помадой на нем было
что-то написано.
Хуан спрыгнул с кровати, босиком подошел ближе и вслух по слогам
прочел изящную, как на визитке, надпись:
«Месть мужчинам. У меня СПИД. Прощай!»
Хуан снова и снова перечитывал эти шесть слов. Они не связывались в смысл,
не укладывались в голове; не были реальными:
проходили мимо сознания, не задевая его.
«Зачем?»
Он прошел в ванную, сунул голову под струю холодной воды и долго стоял,
не чувствуя ничего, без мыслей, без движенья, без страха, без горечи.
«Я должен найти ее. Должен понять, почему она так поступила!
Что с ней сделали раньше, прежде чем она так…
прежде чем стала такой… ожесточенной!» —
думал он на следующий день, собираясь идти на анализ крови.
А за окном шумел прекрасный и равнодушный город,
не всегда похожий на праздник….
=======================================
Старик и cтук колес
Все выходные старик проводил на своем садовом участке. А с понедельника до пятницы все еще продолжал работать в министерстве химической промышленности,
где он служил кадровиком
Всю жизнь он трудился на одном месте, всегда был точным, аккуратным, но по служебной лестнице высоко не взобрался, о чем не жалел нисколько. Смысл жизни старик видел в исполнительности и порядочности.
Сад он получил уже будучи пожилым человеком, и в жизни его появилось то, чего ему раньше не хватало: земля, чтобы быть на ней.
Днем, в выходные, он работал в саду и на огороде, забывая про жару и жажду. Копал медленно, но мощно, с пониманием важности дела,
с наслаждением, словно не уставая совсем!
Горела крестьянская кровь! Пусть рубашка на спине —
влажная от пота, зато руки полны сил, в глазах молодой огонь.
Разве отпустит его земля-земелюшка,
разве позволит уйти?!
Роса блестит на траве, сверкает на листьях. А слеза, что чище и прозрачнее росы, нет-нет, да и сверкнет на щеке. Как ни утешай себя, — скоро уже конечная станция, на которой вежливо попросят освободить вагон…
Вечером, наработавшись, старик любил жечь костер. Как весело пылали стебли малины, пучки старых трав, хворост, бумажные пакеты. Как хорошо сидеть у костра, вороша угли длинной веткой, словно подзадоривая и дразня огонь!..
В воскресенье, поздно вечером, старик возвращался в город. На станцию брел через лес. Трещали сухие сучья, ухали филины, и все яснее слышался вещий голос поездов: грохот грузовых составов, стремительный свист скорых, знакомая, с ускорением, пробежка вверх по гамме набирающих ход электричек.
Он шел и слушал, и ему хотелось сесть в поезд и уехать далеко-далеко, туда, где плывет через Оку его молодость, грохочет на земле и в небе война, дышит жаром огромный завод. Туда, где все живы, где он ребенок, а сад у дома так велик и тенист, отец так высок и могуч, что страшно
и в то же время весело сидеть у него на плечах!
И молодость снова вставала перед ним: курносой девчонкой кидалась в воду с понтонов, танцевала в парке имени Первого Мая, работала на субботниках, разгружая тяжелые, из самой Астрахани приплывшие баржи.
Речная пристань. Соленый воздух. Голубизна неба и воды. Во всем радость и воля! Во всем счастье жить на земле…
Старик помнил все это
и в мыслях своих был снова молод.
Живя один, он не был одинок.
За ним стояла вся жизнь!
Большая Жизнь…
Бесконечная.
Несмотря ни на что...
=======================================
Домострой
«Кого ты больше любишь, папу или маму? Съешь конфетку, ну съешь же, не капризничай! А может водички лимонной тебе дать? Попей водички-то, попей, аппетит и появится. Питаться надо по часам, а то, не дай бог, будет язва. Задание сделал? Когда закончишь? Сколько страниц диссертации сегодня осилил?»
Колюся, с мощными плечами и отвислым задом, встает из-за стола.
В зеркале отражается его лысая голова.
«Скоро допишу. Немного осталось! Список использованной литературы
да выводы вот только отредактировать…
Папаша, позвольте мне погулять!»
«Иди, гуляй, только не долго, хорошо?»
Колюся одевается и уходит.
Звонит телефон. Мать, пожилая благообразная женщина, спокойная,
полная и очень устойчивая к всякого рода землетрясениям, берет трубку.
«Его нет. А кто это? Ему что-нибудь передать?»
Молчит трубка. Потом — прерывистые гудки.
«Зачем звонят, если нечего сказать! Что за невоспитанность!?»
«Кто звонил?» — спрашивает супруг.
«Не знаю. Бросили трубку. Может, опять эта ужасная женщина?».
Колюся все не возвращается. Родители встревожены. Гулять их мальчику разрешено не дольше двадцати минут, чтобы не простудился!
Прошло уже много времени. Больше двадцати минут. Где же их маленький? Неужели бунт? Мятеж? Восстание? Революция?
Снова раздается телефонный звонок. Опять молчат. Потом женский голос с вызовом говорит.
«Ваш сын будет теперь жить у меня. Вы больше не смеете издеваться над ним! Вы уже и так изуродовали его жизнь! Ему давно пора жениться! Понимаете? Вы-то вовремя женились себе на здоровье…»
«Жениться ему действительно пора, но только не на вас!», —
говорит мать, поджав губы.
Слышно, как у телефона на другом конце провода приглушенно всхлипывает Колюся:
«Нюша, я хочу домой, к маме! Не задерживай меня, ну, пожалуйста!!!»
…Через полчаса, пристыженный, осознавший свою вину во всей ее огромности, блудный сын Колюся возвращается домой и сообщает:
«А на улице дождь идет…».
«Ноги не промочил?» — бросается к нему отец.
«Не, сухие!» — отвечает он и идет дописывать диссертацию.
У него нет жены, нет детей, нет друзей. Нет будущего. Но стоит ли жалеть его, этого блистательного ученого мужа? Ведь ему хорошо и так!
Кстати! Мы, что ли, сильно другие?
Нет! Такие же! Точно также ищем себе удобную ракушку,
чтобы залезть в нее, свернуться в клубочек
и уткнуться подбородком в коленки…
=======================================
Любопытная
Ей было любопытно, переспит он с ней или нет...
А если переспит,
то как все это будет?
|