– представляете, как обрадуется народ? Ну, а после моей речи вы подниметесь на своём шаре и сбросите листы с Конституцией.
– У меня лишь «Декларация прав человека и гражданина», – сказал Огюст.
– Прекрасно, пусть будет «Декларация», какая разница?.. А уж после вашего полёта будут выступления акробатов и жонглёров из бродячей цирковой труппы, я с ними договорился, и раздача бесплатных угощений для всех собравшихся. Неплохо, правда? – улыбнулся мэр.
– Однако откуда мне взлетать? Если от ратуши, нужно освободить место на площади, – заметил Огюст.
– Вот об этом-то я не подумал! – мэр хлопнул себя по лбу. – Но всё к лучшему: место на площади? – отлично, мы освободим его! Мы просто не допустим туда крикунов, которые сеют смуту в городе: вход на площадь будет по пропускам. Сейчас же распоряжусь напечатать их и раздать надёжным людям! А остальной народ мы пустим на площадь чуть позже, когда начнутся выступления циркачей, – вот так никто не останется в обиде!
Вначале всё шло, как было задумано. «Несчастного» провели по улицам под сочувственные возгласы горожан. Затем выступил мэр; его выступление, особенно в части, касающейся снижения пошлин на вино, было встречено с большим воодушевлением. Потом Огюст поднялся на воздушном шаре и сбросил листы с «Декларацией». «Всё, что не воспрещено законом, то дозволено, и никто не может быть принужден к действию, не предписываемому законом... Всем гражданам ввиду их равенства перед законом открыт в равной мере доступ ко всем общественным должностям, местам и службам сообразно их способностям… Общество имеет право требовать отчета у каждого должностного лица по вверенной ему части управления», – громко зачитал мэр то, что было написано в этих листах, несколько поперхнувшись на последней фразе.
Однако после этого на площадь вдруг ворвались те самые «крикуны», которых он опасался. «Вот мы и потребуем у тебя отчёта!» – кричали они, пытаясь пробиться к трибуне. Между ними и сторонниками мэра завязалась потасовка, но Огюст не увидел, чем она окончилась: ветер уносил его шар всё дальше и дальше от города.
***
Третью остановку Огюст сделал в глухой сельской местности, вдали от больших городов. Шар опустился посреди поля; работавшие здесь крестьяне испуганно рассматривали его, не решаясь подойти близко.
– Зовите своих односельчан! Зовите всех, кто есть, у меня важные известия, – сказал им Огюст.
Крестьяне ушли, и Огюсту пришлось долго ждать, пока кто-нибудь появится. Между тем, ветер усиливался; шест, который Огюст вбил в землю, чтобы привязать к нему шар, гнулся и дрожал.
– Куда они запропастились?! – воскликнул Огюст. – Ещё немного, и могут вообще не приходить: они меня уже не увидят.
Наконец, показались крестьяне, – их вёл какой-то коренастый человек с давно небритым лицом. Подойдя к воздушному шару, он нахмурился, указал на него пальцем и спросил безо всякого приветствия:
– Это что за штука?
– Воздушный шар, – ответил Огюст. – На нём можно подняться к самому небу.
– К самому небу, – с крайним неудовольствием повторил коренастый человек. – Ясно: ты из тех умников, что в Бога не верят.
– Отчего вы так решили, и какое это имеет значение? – сказал Огюст, чувствуя, что дело принимает неприятный оборот. – Разве птицы не поднимаются в небо, а они ведь твари божьи.
– Ты птиц не трожь: они живут, как им Богом велено, – сурово возразил коренастый. – А люди бунтуют против Господа – особливо ваши, городские.
– Знаете, я не за тем прилетел, чтобы обсуждать вопросы веры, – начиная терять терпение, сказал Огюст. – У меня важные известия: у нас, наконец, принята Конституция!
– У кого, «у нас»? – подозрительно спросил коренастый. – И что это такое?
– Как, разве вы не знаете? – удивился Огюст. – Да ведь принятия Конституции хотела вся страна!
– Мы не хотели, – отрезал коренастый. – Мы же не хотели? – обратился он к односельчанам.
– Нет, мы не хотели. В первый раз слышим, – ответили они.
– Но в Конституции записаны все ваши права и свободы, а если её нет, или она не соблюдается, такое общество больное, – Огюст взял один из своих листков. – Вот: «Общество, в котором не обеспечено пользование правами и не проведено разделение властей, не имеет Конституции». Понятно?.. А вот очень важное: «Свободное выражение мыслей и мнений есть одно из драгоценнейших прав человека; каждый гражданин поэтому может высказываться, писать и печатать свободно. Никто не должен испытывать стеснений в выражении своих мнений».
– Это не про нас: мы ничего не пишем, и нигде не печатаемся, у нас и грамотных-то почти нет, – злобно возразил коренастый человек. – А говорить можем, что хотим: рот нам никто не затыкает.
– Но послушайте, вы же наверняка видели, какой произвол творился при тирании, – не унимался Огюст. – Любого гражданина по велению власти, даже по её капризу могли схватить, арестовать, бросить в тюрьму! Теперь всё будет по-другому, вот послушайте: «Вооруженная сила установлена в интересах всех, а не в частных интересах тех, кому она вверена». И далее: «Тот, кто издаст произвольный приказ, приведёт его в исполнение или прикажет его выполнить, подлежит наказанию».
– Дожили! Стало быть, теперь порядка не будет: хочешь – режь, хочешь – грабь, – недобро ухмыльнулся коренастый. – Слыхали, они и Бога отвергают, и власть тоже! Вот какую заразу нам ветер занёс, – сказал он односельчанам. – Раньше мы жили по обычаям, которые нашими дедами и прадедами установлены, а нынче вот такие болтуны и смутьяны всё разрушить хотят. Враги они наши, и Родине нашей враги! А ну, бей его, христиане, и шар этот проклятый рви в клочья, круши, ломай!
– Опомнитесь, что вы делаете?! О, святая простота! – завопил Огюст, запрыгивая в корзину воздушного шара. – Не троньте меня, говорю вам! Руки прочь! – он выдернул шест, к которому был привязан шар, и в одно мгновение ветер поднял его и понёс над полем.
– Держи, держи, хватай! Уйдёт, проклятый! – отчаянно закричал коренастый, но было поздно.
– Ага! Не вышло! – захохотал Огюст. – Дурачьё! Думаете остановить прогресс? Не получится! Даже помимо вашей воли он вытащит вас к свету!
– Пусть улетает, – коренастый человек погрозил Огюсту кулаком. – Его уносит к морю – там этому сумасшедшему и конец.
***
– Моя маленькая Жозефина! Он тебя бросил: улетел, и поминай, как звали. Ты не беременна?.. – говорила тётушка Лизетта. – Твой дядя Пьер тоже не хотел жениться на мне, тогда мой отец приставил к его груди вилы и сказал: «Ты женишься на моей дочери, негодяй, или я пронжу тебя, как сосиску на вертеле!». Женился, как миленький!
– Мой Огюст никогда меня не бросит, – отвечала Жозефина. – Он любит меня, а я люблю его.
– Э, много я таких историй слыхала! – скептически сказала тётушка Лизетта. – Чего же от него нет никаких вестей? Мог бы прислать хотя бы короткое письмецо.
– Откуда, как? – возразила Жозефина. – Он всё время летает на своём воздушном шаре.
– Но когда-то он опускается на землю, отчего же не отправить письмо? – не соглашалась тётушка. – А может, он уже завёл себе кого-нибудь? Может, он не один летает на шаре, а с какой-нибудь девицей?
– Что вы такое говорите, тётушка! – сморщилась Жозефина. – Мой Огюст не способен на измену: он нипочём не изменит ни мне, ни революции.
– И ты туда же! – охнула тётушка Лизетта. – Революция, революция, – сейчас все болтают о революции! С ума посходили! Мы с твоим дядей Пьером прожили почти тридцать лет, и знать не знали никакой революции. И ведь неплохо жили: недавно кухню новую построили взамен старой.
– Ах, тётя, нельзя же всё мерить своей кухней! Слышал бы вас Огюст, он бы нашёл, что ответить, но и я вам скажу: революция – это повивальная бабка нового общества, она помогает ему появиться на свет, – важно произнесла Жозефина.
– Бог мой, где ты эдаких слов набралась? – засмеялась тётушка Лизетта. – Вот что значит влияние Огюста! Какие вы, девушки, доверчивые: что ни скажет милый друг, то для вас и истина.
– Огюст просто открыл мне глаза, а раньше я жила, будто слепая, – сказала Жозефина. – Свобода, равенство, братство – всё это были для меня пустые слова, а теперь я живу этим. Я и сама что-нибудь сделаю для революции, вот увидите!.. Мой Огюст вернётся, обязательно вернётся, и мы уже не расстанемся больше: он будет служить революции, а я помогать ему. Какое прекрасное будущее нас ждёт – да здравствует революция! – притопнув ножкой, крикнула она.
– Ну, тогда и я скажу: «Да здравствует революция», – улыбнулась тётушка Лизетта. – Дай-то бог, дай-то бог…
