Какая же утомительная в этом году весна! Всё время прохладно. Зелень распустилась, даже каштаны цветут, но всё как-то насильно, «превозмогая» и «вопреки»…
А так уже хочется тепла, даже жары! Верится, что с приходом лета кровь быстрее побежит по жилам и в жизни что-то переменится.
Но избавления всё нет и нет. А позавчера по городу даже подло пронёсся ураган, будто монгольская орда по молодой ещё, только зарождавшейся Руси. Гиканье, свист людей и нагаек, стоны не то искалеченных, не то дерева тоскуют. Всадники, не сходя с лошадей, похватали всё, что попалось под руку, светловолосых женщин в полон увели. И исчезли, подобно миражу или пьяному дурному сну, после которого долго ещё окончательно в себя прийти не можешь.
Поваленные деревья, некоторые выворочены с корнем, лежат ещё на газонах. И трупы их деловитые коммунальщики расчленяют бензопилами, оглашающими окрестности мучительными звуками, похожими на те, которых так боишься в детстве в кабинете у зубного врача.
А душа в клочья разорвана, словно после татарского набега. Глядишь вокруг и не знаешь, за что браться-хвататься, как прежнюю жизнь вернуть. Так же, наверное, тосковали наши пращуры далёкие, безвольно опустив руки и оглядывая разграбленное и изгаженное – то, что совсем недавно было их домом и их крепостью.
Сидит Ванька на кухне, пустой чаёк попивает и в окно глядит. Сейчас так на душе пусто, что даже не обидно. Ни за себя, ни за мать.
Он ещё перед тем как заявление в загс подавать, говорил с нею и с отчимом, куда жену Светку приведёт. Единогласно постановили, что, конечно же, к ним. А что? Квартира у них большая, трёхкомнатная: всем места хватит. А про то, будто две хозяйки у плиты – повод для мелких гражданских войн в любом доме, даже не думали. Светка-то и матери и отчиму сразу понравилась. Да и не может она не понравиться, такая-то!
Беленькая вся, чистенькая, худенькая. И голосок тоненький, как у Настеньки из фильма-сказки. Глаз, больших да синих, от пола почти никогда не подымала, а в самый канун свадьбы сама спросила у матери:
- Елизавета Максимовна, можно я вас с Николаем Ильичом «мама» и «папа» звать буду?
Мать-то, разумеется, сразу разомлела: замурлыкала что-то ласковое, приобняла Светку за плечи и в висок чмокнула. Отчим в это время здесь же, на кухне, газету читал. Только поверх очков на неё глянул и «кхекнул» неопределённо.
Ванька, правда, немножко смутился. Он-то сам материного мужа «дядя Коля» звал. Хоть и моложе тот был матери почти на десять лет, но всё-таки – муж же…
А дальше жизнь покатилась простая и незатейливая, как в каком-нибудь сериале по телевизору.
На свадьбе гости были только со стороны жениха, потому что Светка – сирота. Родители у неё погибли, когда она ещё совсем маленькой была. Тётка её воспитала. И на свадьбу приехать она не могла: ноги у неё болели, да и дорого – почти три часа на самолёте, а поездом так и вовсе несколько суток.
Свадьба получилась на славу. Всё было как у людей: машина с куклой на капоте, невеста в белопенном платье и жених в чёрном костюме, ресторан, шариками украшенный, и свадебный торт, больше похожий на ступенчатую башню, на вершине которой – две фигурки сахарные: мужчина и женщина – надо полагать, что жених с невестой.
А когда пришло время танца невесты с отцом, то, по причине отсутствия такового у Светки, в середину зала с нею вышел Ванькин отчим. Смотрел на них Иван и даже гордился. А чего? Жена у него – так просто красавица, а отчим, оказывается, вполне себе ничего ещё дядька и вальсировать откуда-то умеет.
Молодым в квартире отдали самую большую комнату, чтобы потом можно было туда и детскую кроватку поставить, как и полагается. Это отчим так сказал. Мать молча согласилась. Светку она устроила в местный ЖЭК бухгалтером, потому что у той было свидетельство об окончании курсов бухучёта, а у матери в ЖЭКе – знакомые. Ванёк с отчимом на заводе слесарили, только в разных цехах. А мать в заводоуправлении в отделе кадров какие-то бумажки перебирала. Одним словом, был достаток в семье.
Только вот когда Иван матери сказал через полгода, что Светка беременна, та, вроде бы, не очень обрадовалась, даже растерялась немножко, как Ваньке показалось.
Ну а так-то – нормально всё, как у людей. На праздники – шашлыки за городом или в гости к кому-нибудь из ребят, с которыми Иван в одном дворе вырос и которые к тому времени все уже семьями обзавелись. Женою Светка была хорошей, покладистой. Ивана даже часто без себя на эти «дружеские гульки» отпускала: не ревновала, значит, доверяла. Так и он ведь ей доверял. Хотя, признаться, не столько ей, сколько своим старикам. Подруг у жены не было, а потому, если Ванька отлучался, то Светка дома с матерью или с дядь Колей оставалась. А в доме, сами же понимаете, что делать в выходные всегда найдётся.
В будние дни вечером вся семья собиралась за столом. Ужинали, рассказывали, что у кого на работе, строили планы, ближние и дальние.
И вот сегодня вечером Иван хотел рассказать за ужином, что решил он для их со Светкой семьи квартиру покупать, хотел спросить у родителей, смогут ли те помочь им с первым взносом, да и вообще.
Домой он пришёл первым. Разделся, в ванной руки помыл. Полотенца, как всегда, были свежими. Потом сразу на кухню пошёл, чтобы поставить ужин разогревать. На столе, с порога прямо, записку увидел. Не читая ещё, понял, что от Светки:
«Вань, мама, простите нас. И не ищите. Мы с Колей любим друг друга. Дальше врать уже сил просто нет».
Прочёл. Сел на табуретку. И понять ничего не может. А тут мать в замке ключом заскребла. Когда она вошла на кухню, Иван молча ей записку протянул. Она только глазами по ней пробежала и всё поняла – по лицу видно было.
- Мама… как же так? У нас же ребёнок… скоро будет, - промямлил Ванька.
- Нет, сынок, это не у вас, это у них будет ребёнок! Я это сразу поняла, как только ты сказал, что Светка беременна. У тебя в детстве «свинка» была, и про то, что детей от тебя быть не может, мне ещё перед тем как тебе в армию идти врач сказал…
… И снова за окном заныла бензопила. Рабочие на мелкие куски резали стволы и с грохотом сбрасывали бывшие деревья в кузов самосвала…
