Когда зажегся снова свет, веселье продолжалось до самого утра. Уже в шестом часу Вадим проводил меня домой. Мы договорились встретиться вечером. Вечером он пригласил меня в ресторан, а затем мы еще долго гуляли по городу.
Каждый вечер в течение двух недель после нового года мы проводили вместе. Мы ходили в театры, кино, в музеи, на выставки. С Вадимом было интересно, он много знал, хорошо разбирался в живописи, музыке, архитектуре. С каждым днем он нравился мне все больше. Несколько раз он приглашал меня к себе домой, но я под разными поводами отказывалась. Наконец по истечении второй недели я согласилась.
У него была небольшая комната в коммунальной квартире на троих. Меня поразила идеальная чистота и порядок в его квартире. Вещей было не много, но все они были дорогие и очень хорошего качества. Большой японский телевизор, музыкальный центр, компьютер все было самое современное. Приглашая меня, он хорошо подготовился. На столе стояли бутылка коньяка и шампанское, торт, большая коробка шоколадных конфет, блюдо с бутербродами с красной икрой и форелью.
Мы пили шампанское, танцевали, прекрасно провели время. Я осталась у него на ночь, и мы стали любовниками. Вадим был прекрасным любовником, очень нежным и чутким, даже слишком деликатным. Невольно я сравнивала его с Игорем. Игорь был более грубым и страстным, как ни странно, мне это больше нравилось.
И с этого дня каждую ночь мы проводили вместе. Вадим встречал меня после работы, и мы шли к нему. Утром я успевала забежать к себе буквально на пятнадцать минут и спешила на работу. Я так была благодарна нашей сотруднице за тот пригласительный билет на новогодний бал, который круто изменил мою жизнь.
На третий или четвертый вечер Вадим обратил внимание на то, что я никак не предохраняюсь. Я успокоила его, сказав, что принимаю особые заграничные таблетки, которые обеспечивают почти стопроцентную защиту. Таблетками снабжает мать ее хороший знакомый врач-гинеколог. Мое объяснение его вполне устроило. На самом деле никаких таблеток я не принимала, после аборта забеременеть я не могла. Об этом правду пока я ему сказать не могла.
В таком режиме мы с ним прожили два месяца, прежде чем он сделал мне предложение. Ответить, ему согласием сразу я не смогла, сказала, что мне нужно подумать. Прежде чем сделать такой решительный шаг в жизни, мне нужно было решить две проблемы. Первое: окончательно решить вопрос с моим женским здоровьем. Врачи меня информировали слишком уклончиво: возможно, впоследствии вы не сможете иметь детей. Мне нужно было знать четко: да или нет. Если потребуется для этого долгое и дорогостоящее лечение – я пойду на это. Если нет, значит, о замужестве не может быть и речи. Кому нужна бездетная жена?
Второй проблемой был для меня, конечно, Игорь. Я до сих пор надеялась, что он все-таки любит меня. Мне казалось, что если мы снова встретимся, все вернется снова, и будет как и прежде. Ведь нам так хорошо было вместе.
Поэтому я, не сказав Вадиму ни слова, взяла двухнедельный отпуск за свой счет и уехала в город, где жили мои родители и где работал Игорь.
Вместе с мамой мы пошли к ее знакомому врачу-гинекологу. В течение нескольких дней он провел детальное обследование моего организма. Он сказал, что не все потеряно, что шанс забеременеть у меня есть, хотя и небольшой. Но для этого нужно пройти долгое лечение. Это меня обнадежило. Первая проблема была, более ни менее решена.
Вторая проблема решилась сама собой, хотя совсем не так, как мне хотелось. От знакомых я узнала, что Игорь уже два года женат, и у них есть уже ребенок. Я даже не стала искать встречи с ним, хотя долго готовилась к ней. Теперь я полностью убедилась, что Игорь для меня окончательно потерян, как ни горько мне было это сознавать.
Теперь, когда проблемы все остались позади, можно было принимать решение. Вадим меня устраивал во всех отношениях, кроме одного: я его не любила. Мне с ним было хорошо, он был внимателен ко мне, заботлив, хорошо зарабатывал, имел квартиру, и в постели меня устраивал. Но не было во мне такого сильного всеиспепеляющего чувства, которое в моем представлении является любовь. Казалось, позови меня сейчас Игорь, я бы бросила все и пошла за ним. Пусть без зарплаты, без квартиры, лишь бы только быть с ним. Но Игорь теперь меня не позовет, у него своя семья, и я лезть в его семью не буду. И я приняла решение: дам согласие на брак с Вадимом.
Вернулась я обратно. Вадим за это время с ума сходил, не зная, куда я делась. Он оборвал все телефоны, обзвонил всех знакомых, но никто не мог сказать ему, где я.
Когда мы встретились, он с упреками накинулся на меня. Я попросила его не приставать ко мне с расспросами, и, чтобы утешить его, сказала, что готова выйти за него замуж. Он был вне себя от радости.
Уже буквально на следующий же день после ЗАГСа он написал рапорт на улучшение жилищных условий в связи с изменением семейного положения. Нам повезло, через два месяца нам выделили хорошую благоустроенную квартиру почти в центре города. Свадьбу мы сыграли в еще полупустой новой квартире. На свадьбе присутствовали мои родители и его коллеги. Его родители приехать не смогли, отец сильно болел, и мать оставить его одного не могла.
Первые полгода у нас ушли на обустройство новой квартиры. Делали мы это с удовольствием. Каждая приобретенная новая вещь доставляла нам радость. Постепенно мы хорошо обустроили свое гнездышко. И уже через год мои и его родители стали недвусмысленно намекать, что хотели бы понянчить внуков. На эту тему у нас с Вадимом состоялся разговор. Он попросил меня перестать принимать противозачаточные таблетки. Мне пришлось ему это пообещать. Прошло еще полгода, но, естественно, у нас ничего не получалось, хотя никаких таблеток не было и в помине. Он настоял, чтобы я сходила к врачу на обследование. В нашей женской консультации это заняло несколько месяцев. Потом врач предположил, что дело не во мне, а в нем. Я потащила его на обследование. У Вадима оказалось все нормально. Тогда выдвинули версию, что длительное употребление этих противозачаточных таблеток привело к такому результату. Назначили мне лечение. Длилось оно довольно долго.
А потом начались постоянные длительные командировки Вадима. Поначалу мне не хватало его рядом, а потом постепенно я привыкла к его постоянному отсутствию.
Ольга
В тот злосчастный день я словно предчувствовала беду, мне так не хотелось отпускать дочку гулять с отцом, но Алексей настоял на своем.
- Нечего ребенку целый день сидеть дома, часик погуляю с ней на улице, смотри, какая хорошая погода.
- Смотри только долго не гуляйте, там морозно, а Лариса всю ночь кашляла. И далеко не уходите, погуляйте во дворе.
Я надела на ребенка теплый комбинезон, меховую шапку и закрыла рот и нос шерстяным шарфом. Алексей взял ребенка на руки, по пути в прихожей снял с гвоздя санки и вышел на улицу. Был ясный морозный январский день. Низкое солнце ярко светило, отражаясь в сугробах снега. Накануне была оттепель с дождем, от этого снег сверху покрылся ледяной коркой, образуя наст, который блестел на солнце как зеркальный. Они подошли к детской площадке, там не было никого. Некоторое время Лариса бегала по расчищенным дорожкам между каруселями, качелями и горками, пару раз съехала с горки. Алексей покатал ее немного на качелях, покружил на карусели. Но вскоре им обоим здесь стало скучно. Детей на площадке не было, играть ей было не с кем, да и ему торчать одному с ней стало не интересно. Усадив ребенка в санки, повез ее со двора на улицу. Здесь было интересней. По улице туда и обратно сновали пешеходы, мчались автомобили. Улица жила своей жизнью.
Алексей вспомнил, что в доме закончился хлеб, поэтому решил заодно зайти в булочную. Она располагалась всего в одном квартале от их дома. Одноэтажное здание булочной стояло на небольшом пригорке. К моменту, когда они подошли туда, там разгружалась машина с яркой надписью на борту фургона «Волжский пекарь». Алексей решил подождать конца разгрузки, чтобы купить свежего хлеба. Таких покупателей нашлось несколько человек. Среди них он увидел знакомого. Оба они были ярыми болельщиками местной хоккейной команды и не пропускали ни одного матча с участием их любимой команды. В ожидании конца разгрузки завели бесконечный разговор болельщиков на хоккейную тему. Они так увлеклись разговором, что Алексей не сразу заметил, что хлебная машина самостоятельно начала скатываться задом с горки, на которой она стояла до этого. В этот момент он стоял к ней спиной, в руках держа веревочку от санок, на которых сидела Лариса. Ребенок оказался на пути у машины. Первым заметил это его знакомый. В испуге он крикнул: «Алексей! Машина!». Тот обернулся, и увидел, что прямо на ребенка катится огромный фургон, набирая скорость. Он сильно рванул за веревку, выхватывая санки из-под колес автомобиля. От неожиданности он не рассчитал силы рывка, рывок был настолько сильным, что санки выдернулись из-под ребенка, а ребенок, перелетав через спинку санок, оказался на снегу. И тут же на глазах у всех по нему проехали задние колеса автомобиля.
В это время я была дома, сейчас даже не помню чем занималась, по-моему готовила обед. Прошло уже почти три часа, как Алексей с Ларисой ушли гулять. Меня это уже начинало тревожить, я уже стала злиться на Алексея. Говорила же ему, чтобы долго не гулял, а он таки сделал по-своему. Ребенок может простыть, мороз-то почти 20 градусов.
Наконец, я услышала, как скрипнула входная дверь. На пороге появился Алексей. На нем не было лица, глаза безумные, он был без шапки, в расстегнутой дубленке, галстук съехал набок. Первым делом я подумала, что он пьян, хотя раньше за ним такого не замечалось.
Я бросилась к нему с вопросом: «Что с тобой? Где Лариса?»
Ответить ничего он тогда так и не смог, просто дошел до дивана, и, как был в дубленке, рухнул на него и впал в какое-то оцепенение. Я трясла его, тормошила, требуя ответа, но он был, словно деревянный, ничего не слыша, ничего не чувствуя. Позже обо всем мне рассказали соседи. Это известие так подействовало на меня, что я тоже впала в состояние, близкое к коме.
На похоронах дочки мы с мужем были, словно лунатики, я -накачанная транквилизаторами, а он не просыхл уже несколько дней. Всю организацию похорон взяли на себя наши родители.
Я лежала на кровати, не отдавая себе отчета о времени и происходящих вокруг событиях. Жизнь потеряла всякий смысл. На работу идти не было никаких сил! А они меня тактично не беспокоили. Алексея я тоже видеть не хотела. К нему у меня не осталось никаких чувств, кроме жгучей ненависти. Через какое-то время он первым пришел в себя и начал ухаживать за мной. Но что бы он ни делал, как бы ни старался отвлечь и успокоить меня, ничего кроме потока слез из меня ему выжать не получалось. Я никак не могла простить ему потери ребенка. Наверное, ему было бы легче, если бы я кричала, ругалась, проклинала его, но в этот момент я не думала о нем. Тупое онемение овладело мной, и не было никаких сил ему сопротивляться.
Вывел меня из этого состояния Николай Петрович, главный врач больницы. Он
