И Коктебеля каменная грива;
Его полынь хмельна моей тоской,
Мой стих поет в волнах его прилива,
И на скале, замкнувшей зыбь залива,
Судьбой и ветрами изваян профиль мой.
Максимилиан Волошин
Саша в который раз вчитывалась в документ. Это было и горько, и больно, и неожиданно. Но вот он, документ, перед ней. Мысленно она вернулась в Коктебельский отпуск. Саша помнила всё до мельчайших подробностей.
В то знаковое утро она хмуро брела по узкой пыльной улочке, единственной, которую успела узнать в Коктебеле, волоча чемодан и уговаривая себя не плакать. «Ми-ми-ми», - услышала Саша, посмотрела вниз и увидела рыжий комочек. «Вот тебя-то мне только и не хватало. Что я с тобой делать буду? Сама не знаю, где окажусь», - ворчала девушка, с жалостью глядя на котёнка. И пошла дальше, но котёнок не отставал. Саша взяла пищащий комок на руки: «Ладно, что-нибудь придумаем, - и грустно добавила, - может быть».
Накануне по этой же улочке Саша шла гораздо веселее, чуть ли не вприпрыжку. Сбылась ее многолетняя мечта – Крым и именно Коктебель. Год был тяжёлым – смерть отца, разрыв с Лёшкой, да и диссертация как-то не шла. Вот она и решила посмотреть волошинские места. Ей казалось, если подышит она воздухом Коктебеля, лучше поймёт Волошина, и диссертация сдвинется с мёртвой точки.
Надо сказать, Коктебель её сразу как-то разочаровал. Обычный современный посёлок. Пляж, заставленный топчанами. Небольшие кораблики, снующие туда-сюда. Красиво, конечно, но ей Коктебель представлялся совсем другим, наверное, таким, как видел его Волошин, памятник которому возвышался над пляжем.
Саша в первый раз одна отправилась в такое путешествие. Денег удалось скопить немного, но она рассчитала, что на десять дней хватит и за жильё заплатить, и на питание, и на сувениры должно остаться. Как только Саша вышла из автобуса, её атаковали желающие сдать жильё. Девушка выбрала молодую пару – за двести гривен в сутки они предложили отдельную квартиру со всеми удобствами и с телевизором. Она отдала деньги, получила ключи и сразу пошла к морю. Саша накупалась вдоволь в тёплой воде, купила себе пару пирожков и кефир. Перекусила и легла спать, решив, что следующий день она начнёт с посещения дома-музея Волошина.
Однако не случилось. Девушку разбудил скрежет ключа. В комнату вошла дородная тётка и уставилась на неё, как на привидение.
- Шой-то тут? Отвечай живо, а то милицию вызову, – громко завопила тётка.
- Извините, я эту квартиру сняла, - возмутилась Саша.
- И у кого ж ты, интересно, её сняла, коли я тута хозяйка. Мне сёдни жильцы ключи должны были возвернуть. И хде они, жильцы-то?
- Ничего не понимаю. Мне вчера молодая пара сдала эту квартиру. Я отдала деньги, две тысячи гривен, взамен получила ключи.
- От ты бестии! Пожили тута, ещё и больше половины денег возвернули. Аферюги… - попала ты, девушка. Ладно, за эту ночь я с тебя не возьму, они мне до сёдни платили, а теперича, ежели хошь тута остаться, давай деньги по триста гривен в сутки.
- Ой! Но у меня нет таких денег. Я же говорю, я две тысячи отдала.
- Ну, кому отдала, там и живи. А я тебе не мать Тереза. Нет денег, знать, съезжай с квартиры.
- Что же мне делать?
- А поди я знаю? В милицию заяви. Хотя кто ж их теперича сыщет… Иди на автостанцию или по улицам пройди, почитай, у нас многие жильё-то сдают. Мож, кто койку тебе подешевше и сдаст.
Собрала Саша нехитрые пожитки и побрела к морю, решила всё обдумать, прикинуть, сколько дней она сможет просуществовать на оставшиеся деньги. А тут ещё и котёнок…
Девушка сидела на скамейке около памятника, котёнок, уютно устроившись у неё на груди, спал. Слёзы текли сами собой. Мимо шёл старик. Что-то в нём было такое, что привлекло Сашино внимание: то ли прямая спина, хотя он и опирался на трость, то ли седые волнистые волосы почти до плеч. Старик тоже заметил девушку. Улыбка его была такой открытой, и Саша сквозь слёзы улыбнулась в ответ.
- Что случилось у такой милой девушки? Не надо плакать. Как зовут, барышня?
- Саша, - она всхлипнула, но участие чужого человека возымело действие – слёзы высохли.
- А меня зовут Кирилл Петрович. Так что же у Саши случилось?
- Простодырой я оказалась. Обманули меня на две тысячи гривен. Хотела десять дней в Крыму побыть. А денег мало осталось. И жить негде.
- Я сдаю комнату тут недалеко, сто гривен в сутки, правда, не хоромы, но жить можно. У меня полдома, - три комнаты. В одной я живу, одну сдаю, а третья у меня что-то вроде столовой. Душ есть и туалет в доме. На веранде можно чай пить. Согласны?
- А если на пять дней? – с надеждой в голосе спросила Саша.
- Знаете, Саша, можно и на десять – всех денег не заработаешь. Вы не простодыра, просто сами бы никогда так не поступили, вот и верите людям. А я вам паспорт покажу.
- Ой! А у меня вот ещё… Он так жалобно пищал и за мной пошёл.
- А с него мы денег вообще не возьмём. Молочка дадим. Ну что? Пойдёмте, Саша?
Вот именно с той минуты началось счастье, тихое безоблачное коктебельское счастье. И посёлок открылся Саше с другой стороны. Кирилл Петрович оказался замечательным собеседником. Вечерами они чаёвничали на веранде и вели задушевные разговоры. Оказалось, что Кирилл Петрович был знаком с Волошиным и его женой.
- Кирилл Петрович, я бы никогда не подумала, что вам столько лет.
- Сашенька, после восьмидесяти уже становишься человеком без возраста.
- Расскажите про Волошина.
- С удовольствием, Сашенька. Я был ребёнком, не понимал ещё этого человека, но запомнил. Удивительный поэт и художник мне представлялся тогда добрым волшебником. Отец брал меня с собой, когда ходил в этот самый дом, где сейчас музей. Теперь уже можно рассказать. Понимаете, Саша, Волошин был человеком над политикой. Сначала он укрывал у себя коммуниста Белы Куна от белых. А пришли красные, он помогал моему раненому отцу, белому офицеру. Гражданская война кончилась, отец не бежал за границу, решил тут обосноваться. Выправил другие документы, сменил фамилию. Правда, в тридцать седьмом ЧК всё равно достала. Больше мы отца не видели, даже не знаю, где могилка, да и есть ли… Времена были страшные, Сашенька. Не дай Бог вам пережить такое.
- А я диссертацию о Волошине пишу.
- Знаете, Сашенька, всё, что осталось у меня от отца, это его дневники – рассказы о встречах с Волошиным. Сначала не отдал музею, ведь отец считался врагом народа. Потом побоялся, что это никому не интересно, затеряются. А теперь вот решил отдать их вам. Надеюсь, поможет для диссертации. А если упомянете моего отца, это ему будет лучшей памятью.
- Спасибо, Кирилл Петрович! Даже не знаю, как вас благодарить за такой подарок…
- А давайте, Сашенька, вместе погуляем по Коктебелю. Я надеюсь показать вам пейзаж этого чудного края именно таким, каким видел его Волошин, ведь он считал, что это красивейшее место на Земле.
И Саша узнала другой Коктебель. Она прикрывала глаза, как говорил ей Кирилл Петрович, и уже не видела панельных пятиэтажек, горячего асфальта, нагромождённых заборов. Она уносилась в степь, ту, первозданную. Бродила по «выгибам холмов». И в горы, в «складки гор», где действительно видела профиль Волошина.
Кирилл Петрович устроил Саше путешествие в Кара-Даг, этот заповедник, поразивший её своей нетронутостью. И она уже не понимала, смотрит ли на всё это глазами Волошина или же это взгляд Кирилла Петровича.
Она могла рассказать этому человеку всё о себе: и о том, как в её жизни недавно появился отец, которого она совсем не помнила. И только они стали узнавать друг друга, как отец скончался от сердечного приступа. А мать давно вышла замуж, и отношения с отчимом не сложились, из-за этого и с матерью отдалились. О том, как муж Лёшка, с которым они знали друг друга ещё со студенческих времён, сказал, что она пресная, и ему неинтересно так жить. Как после развода она оказалась в буквальном смысле слова на улице, скиталась по друзьям-знакомым и только в последнее время получила место в общежитии университета, где преподавала литературу серебряного века.
- Какое же счастье, что я вас встретила, - говорила Саша. – А ведь могла не пойти к пляжу. Даже страшно становится, вдруг бы я вас не узнала. Или бы вы мимо прошли.
- Что вы, Сашенька, всё на свете предопределено. А знаете, я ведь сначала Рыжика увидел, - котёнок потянулся и прыгнул Саше на колени. - Вон, смотрите, понимает, что о нём речь…
- А где ваша семья, Кирилл Петрович?
- Один я остался, Сашенька. Жена умерла двадцать лет назад. Сердце. Не смогла гибель сына пережить. С тех пор и один. Не будем о грустном. Пойдёмте, я отведу вас на дикий пляж, и там вы обязательно найдёте куриный бог. Это ведь дух Коктебеля. И мне, старику, полезно пройтись.
Они шли узкими тропками в сторону гор, потом спустились к морю. Шли медленно, любуясь пейзажем. Саша читала наизусть стихи Волошина. Потом они слушали шёпот волн, накатывающихся на гальку. Она уже знала, как построит диссертацию.
Но всё когда-нибудь кончается, а десять дней – это такая малость.
- Я через год обязательно приеду, защита пройдёт, и я к вам, - говорила Саша, прощаясь.
- Не плачьте, Сашенька. Вы для меня – подарок судьбы. Я вот как-то с вами понял, что жизнь прожита не зря. Каждый приходит в этот мир со своей миссией. И это здорово. Теперь мне не страшно туда.
- Не надо, не надо туда собираться, Кирилл Петрович. Мы ещё ваше столетие отметим.
Кирилл Петрович улыбнулся, махнул рукой и медленно побрёл в сторону дома.
Из окна автобуса Саша смотрела на прямую спину и седые волнистые волосы до тех пор, пока могла разглядеть. Она понимала, что эти десять дней коктебельского счастья останутся с ней навсегда. А в ладони крепко сжимала куриный бог.
***
Прошёл год. Саша успешно защитилась и стала собираться в Крым. Изредка они перезванивались с Кириллом Петровичем. Но тут с защитой у неё абсолютно не было времени. Она думала, вот возьмёт билет, и позвонит, что едет.
Но сегодня ей принесли заказное письмо. Она смотрела на этот неровный почерк, и между строк виделась ей открытая улыбка, седые волосы, прямая спина, а слёзы мешали читать. Сначала был документ, где значилось, что она должна вступить в наследство. Саша справилась с собой и прочла:
«Здравствуйте, дорогая Сашенька! Как ни банально, но, если Вы читаете это письмо, значит, я уже там. Ещё раз хочу сказать Вам огромное спасибо, что Вы есть. За тот последний глоток свежего воздуха. И за те десять дней, которые вдохнули в меня уверенность, что в жизни всё было правильно. Мои полдома теперь Ваши. Я уверен, Вы не продадите эту частичку, что осталась от моей семьи. За Рыжика не волнуйтесь, - за ним соседка присмотрит до Вашего приезда. Он Вас ждёт. Приезжайте, Сашенька. И прощайте. Только не плачьте, ладно? Ваш Кирилл Петрович».
Саша собрала вещи, положила в чемодан кошачий корм и отправилась на вокзал.
Пока только в отпуск. Она старалась не плакать.