Его жертва

Царей. Я пожираю сталь и камень. Я умерщвляю плоть. Я обращаю в пепел имена и даже империи.
но делаю так не по своей воле. Меня такой создали. А его, этого смертного,  что его ведёт?! Страх передо мной? перед вечностью? Амбиции? Пожалуй, всё вместе. Но всё конечно.
***
–Опомнись, Царь! – мне нельзя разубеждать, но я никому не скажу, что делала это. Пыталась. – Она твоя жена. Она носит твоего ребёнка!
–Я женюсь ещё раз, – он отмахивается по привычке, но я не позволяю. Эту женщину с печальными синими глазами – а как не быть печальной, когда твой брак не более, чем дань завоевателю? – мне жаль. Она не выбирала своей судьбы, и всё-таки ради своего народа, своего рода и своей земли отдала всю недолгую свободу.
–А если не успеешь? – тихо спросила я.  – Помнишь, как ты оправдал свой первый выбор? Ты боялся смуты в народе. Думаешь, теперь будет лучше? Твоя власть простирается над многими землями, но неужели ты полагаешь, что сейчас не будет раздора?
–Раздор будет! – Царь вскакивает, мечется по комнате в лихорадке собственных мыслей. – Раздор будет ровно до тех пор, пока я не наведу общий порядок! Пока все не сложат оружие под моей властью – единственной и справедливой! И тогда…тогда я умру спокойно. Клянусь всей добродетелью под именами и знамёнами моих богов, я тогда умру спокойно!
–Этого не будет. Ты слишком далеко зашёл, но мир больше. Его не объять в людской жизни и не подчинить. Ты слишком…
Слишком смертен. Больше ничего. слишком глуп и наивен. Но это простительно простым людям. Непростительно Царям.
–Я Царь Трёх земель, воздвигший крепость над…
–Смертный! – я смеюсь. Он краснеет, в один прыжок оказывается возле меня, замахивается для удара, который мне, разумеется, будет незаметен, и осекается.
Понемногу приходит в чувство, дышит медленно и глубоко. Интересно, сколько раз он срывался так на заседаниях и при своих людях? Как его только терпят и любят? Не без страха, полагаю. Как и положено.
–Мне нужна одна отсрочка! Последняя! Последняя и я уйду! Клянусь! – он вскидывает руку в клятвенном жесте.
–Объясни мне, смертный, только так, чтоб я поняла, почему ты ценишь свою жизнь выше жизней своих близких? Понимаю – солдаты, мирное население тебе не значат. Но остальные? Ты готов пожертвовать нерождённым ребёнком и женой…ради чего?
–Ради чего? – он садится прямо на пол, игнорируя все кресла, прислоняется спиной к расписной стене. Я оглядываю узоры – какой-то сюжет, смутно знакомый, но из людского мира, не из моего, помедлив же – сажусь рядом.
–Да. Ради чего? – я жду ответа. Во мне любопытство. А может быть всего лишь отсрочка. Чего я хочу и чего не хочу никого не волновало никогда. А этот Царь уже решил. И я не хочу слышать его решения.
–Ради народа.
–Своего отца, свою мать, своего друга, брата, свою…– теперь уже он перебивает меня:
–У меня нет ничего! чем мои отец, мать, друзья и наложницы лучше отцов, матерей, друзей, наложниц, наставников и братьев моего народа? Разница в том, что я могу держать порядок, могу сохранять им жизни. Ценой того, что творю вокруг себя одиночество. Я отдал всех, кто был мне дорог. Почти всех. Они бы так не смогли…
Он рывком поднимается, смотрит на меня с ненавистью:
–Но я не все. Я – Царь над ними. И малой кровью я отвожу большую.
Я молчу. Не понять мне людей. Не понять мне их мыслей и их странных, зачастую придуманных обязательств. А они, бедные, как-то живут! К чему-то стремятся. А на деле –  также в оковах, как и я. только толщина цепи разная.
–Я выбрал, – его решение жестоко. Он не колеблется.
–Опомнись, Царь, – я встаю следом, – гибель твоей жены и твоего нерождённого…
–Я сказал что выбрал! – он повышает голос, видимо, давно ему никто не перечил.
Что ж, остаётся лишь принять волю человека. Я касаюсь его лба, затем его сердца и чувствую как дрожит в моих пальцах последний кусочек чего-то светлого, а затем растворяется, нисходит в ничто в моей ладони.
Не веря, я поднимаю на него глаза и встречаю на лице Царя лишь усмешку. Отказываясь осознавать ещё пытаюсь отшатнуться, но поздно. Жертва одобрена, вот только Царь меня провёл, и отдал меня вместо своей жены как плату за свою отсрочку.
–Ты в моей жизни дольше всех, – говорит он, не отводя от меня взгляда. – Я решил попробовать. Видно для меня ты тоже стала…близкой. Не гневись, мне нужна лишь отсрочка.
–Гори в огне! – я кричу, вырываясь из липких, подступающих ко мне серых нитей, которые утаскивают меня в вечность, назначенную изначально не мне. Я отбиваюсь, чувствуя человеческое желание жить, но отбиваться бесполезно.
Царь смотрит на меня с сочувствием, но без сожаления: ему нужна отсрочка, и тогда, он верит, у него будет возможность принести стабильное благо своему народу, ради которого он столько потерял и в этой жизни, и в посмертии.