Сугроб стоял неодолимой стеной. Крутой, заезженный полозьями, избитый множеством валенок, скользкий до отчаянья! Зайка озадачено окинула большущий зеленоватый монолит взглядом большущих зеленоватых глаз и сосредоточенно потёрла варежкой ярко-розовый от мороза нос.
«А что делать? – рассудила со вздохом,- придётся идти на приступ».
Да. Иного пути нет. Ибо там, на вершине этого Эвереста – небольшая, но вожделенная площадка, оттолкнувшись от которой и аккуратно направив санки – лихо, со свистом в ушах и радостным смехом – съедешь с накатанной до зеркального блеска, с длинной-предлинной горки – и, разогнавшись, будешь катиться! катиться! Далеко-далеко!
Зайка решительно тряхнула торчащими ушами белой пушистой шапки - и, выставив вертикально впереди себя голубые потёртые санки, с силой вонзила острые концы полозьев в жёсткий наст. Полозья не подвели, воткнулись в обледенелую поверхность. И Зайка мелкой переступью мужественно двинулась в гору. Опираясь на санки, всё дальше втыкая полозья, подтягивалась следом – и потихоньку, терпеливо забиралась всё выше – кряхтя от напряжения, шмыгая от усердия носом. И уже мнилась почти достигнутой верхняя площадка. Даже невероятно! – но Зайка добралась до неё! Вернее, добралась бы! – не окажись на ней вредного Герки.
Герка на горке радостно подпрыгнул – как прыгун из сказки про Элли… Бабушка читала Зайке такую книжку… Там картинка такая: из-за горы выскакивает группа странных человечков с озверелыми гримасами и наносят сокрушительный удар прямо в нос доброму, смелому и благородному льву.
Точно также – как благородный лев – катилась Зайка под гору. Кубарем, кувырком, снежным колобком. А рядом, по-товарищески, с грохотом и лязгом летели голубые Зайкины санки. Которые – одни только и могли сейчас – прочувствовать и понять Зайкино горе.
Когда, хлюпая носом и глотая слёзы, Зайка выбралась из рыхлого сугроба – порядком от горки – и отряхнула снег с обвисших шапошных ушей, положение на горке изменилось. Некоторое время Зайка мрачно наблюдала жизнерадостную ленту событий: прыгающий на горке Герка яростно и самозабвенно вопил: «Я – царь горы!» и резво сталкивал одного за другим ретиво заползающих на макушку сугроба растрёпанных и заснеженных мальчиков с ярко-красными щеками. Мальчики, издавая боевые крики, остервенело карабкались вверх, вцарапываясь в любые мало-мальские ледовые выбоины. Срывались, стремительно скатывались под откос, и, не переживая по этому поводу, с завидным упорством, с поблескивающим в глазах задором – шли в атаку на узурпатора. Пехоту подкрепляла артиллерия. В одинокого Герку на горке летели крепко сбитые снежные снаряды. Некоторые попадали в Герку. Некоторые с досадой просвистывали мимо. Некоторые – на Геркино счастье – падали у его ног неразбитыми. И это было действительно счастье! По той простой причине – что уязвимый, всем снежкам открытый Герка уже почти потратил местные снеговые ресурсы, а боеприпасов, понятно, поднести было некому. Гавроши Версалю не служат! Власть монарха зиждилась на неприступности позиций. Которые – увы! – сдавались пядь за пядью. Царский трон шатался.
Зайка забыла вдруг про свои обиды. Плюхнувшись на сиденье санок, она во все глаза, затаив дыхание, и только время от времени нетерпеливо поправляя выбившиеся из под ушастой шапки и перепутавшиеся в её длинном пуху светлые пряди волос – взволновано наблюдала за боевыми действиями обеих сторон: коронованной особы и повстанческой армии. Особе приходилось несладко. Ушанку давно уже сбил с кудлатой головы меткий снежок, снежки то и дело пикировали то в ухо, то за шиворот. Герка весь был облеплен снегом. Герка был всклокоченный, запыхавшийся и красный, как рак. Герка не успевал сталкивать мальчишек, без конца сам поскальзывался и падал, рискуя скатиться следом. Вид у царя был - куда, как не царственный.
Злорадство и жалость с переменным успехом боролись в трепетавшем Зайкином сердце. Притулившись на родные санки и жадно лицезрея военную эпопею – она совсем забыла о собственной безопасности. А стоило побеспокоиться. Враг не дремал. Враг был рядом. И предметом вражеского вожделения оказались Зайкины добротные санки.
С Зайкой некогда было вести переговоры. Что делать? Не секрет, что в ведении войны порой страдает мирное население. Солдат солдата всегда поймёт: в бою решают секунды. А тут как раз, понимаете… зазевался Герка на горке! Прошляпил роковой момент! Встал – к лесу передом, а задом… задом… тылом, то есть – встал к своему вековечному супостату, Пашке из третьего подъезда. Ну, мог Пашка не использовать такой козырь?
Пашка использовал. По всем правилам опытного старого партизана. Ударить недругу в тыл не составило бы труда, не будь в этом месте горка наиболее крута и накатана. Пашка молниеносно пробежался взглядом по развороченному боями двору и сфокусировал его на бездействующих голубых санках с крепкими металлическими полозьями. И тут же – выдернул санки из-под Зайки. Зайка свалилась в снег, не сразу сообразив, что произошло. А ушлый Пашка мгновенно и с налёту – врубился концами полозьев в наклонную наледь.
Зайка не успела ни охнуть, ни вздохнуть. И плакать тоже было некогда: в неволю, в жестокий вражеский плен уходил лучший прогулочный друг – милые голубые санки! Зайка рванулась за Пашкой, пальцами в заледенелых варежках вцепилась ему в полу куртки. Пашка уже поднялся на шаг по горке, двигался осторожно, и браниться с Зайкой из-за санок не входило в его планы. Сбросить её не вышло: девчонка оказалась цепкая. Приходилось мириться с ней как с балластом. Пыхтя от напряжения, Пашка вгрызался в твердь, преодолевал дистанцию удвоенной трудности и подымался всё выше, а Зайка, поскуливая сквозь стиснутые зубы – подтягивалась следом. Наконец Пашка достиг пятачка на вершине – и, ловко произведя подсечку – сверг в тартарары ненавистного супостата. Герка под победные вопли осаждавших со свистом сорвался вниз и, проехавшись на пузе, вкопался головой с сыпучее крошево льда у основания горки. А радостный Пашка тут же торжествующе подпрыгнул на завоёванном пятачке с ликующим криком: «Урааа!!! Я царь горы!!!».
И тут – как узор, мгновенно и до неузнавания, меняется в калейдоскопе – так внезапно поменялась расстановка сил…. Только что Зайка с удовлетворением наблюдала, как дворовая братва дружно атаковала злодея Герку – и вдруг Герка оказался своим! штурмовиком! А монаршие полномочия взвалил на себя Пашка, захвативший Зайкины санки, и перестроившиеся войска вдохновенно и с возросшими силами бросились на свержение нового величества.
Но самое поразительное – если не самое ужасное… что она, Зайка – тоже оказалась, где-то, царственной персоной. И в неё тоже полетели снежки! Вот когда Зайка поняла и оценила всю преданность и дружбу любимых санок!
О! Это был надёжный щит! Не сразу… не сразу Зайка додумалась до организации обороны. Сперва всё выходило стихийно. И щитом прикрылся, конечно, Пашка. Девчонка в ушастой шапке вообще не учитывалась – хоть и получала изредка снежками. Целились, разумеется, в Пашку - и Зайка временами радовалась меткости юных снайперов, временами очень плохого мнения была о мазилах… Поэтому – когда пригибался Пашка – пригибалась и она за Пашкиной спиной.
В какой-то момент, пригнувшись особенно удачно под низко просвистевшим снежком – Зайка уловила шорох позади. «Обходной маневр»,- мелькнуло в сознании и вылилось в звенящий девчоночий визг: «Пашка! Оглянись!»
Пашка стремительно выкинулся из-за санок и броском посшибал уже, было, заползших на горку мальчишек. Мальчишки с досадливым воем обрушились вниз, а Пашка толкнул Зайку к санкам: «Держи крепче!»
Зайка втиснулась между саночных полозьев и внимательно, серьёзно нахмурившись, следила за врагами через бойницы голубых реек. А Пашка отшвыривал противников о другую сторону горки. Когда пехота шла на штурм Зайкиной цитадели, она истошно визжала, и вёрткий Пашка успевал крутануться вокруг санок и сбить под откос неприятеля. Боеприпасов у них не было совсем – и всё-таки вдвоём они удерживали горку. Санки солидно увенчивали неприступную высоту, закрывали от снежков… и Зайке как-то ненароком вспомнилась история Брестской крепости, которую рассказывала бабушка… про то, что крепость эта – так и не сдалась фашистам, как ни осаждали её… пока – все до одного – после долгих боёв, дерзких вылазок и схваток – не погибли славные её защитники… Слеза поползла по Зайкиной щеке. Нет! Она не сдаст крепость! Умрёт – а не сдаст! А ведь что проще было бы – села в санки, толкнулась – и вниз под горку! И домой! Зайке стало мучительно стыдно – что такие мысли вообще могли прийти в голову!
Меж тем как-то незаметно отгорел бледный зимний закат, и пошли наседать сумерки. Сперва зыбко, неясно, потом – всё гуще и откровенней. Тьма подступала. Зажглись первые окна…
Пехота проигрывала. Она уже не штурмовала с прежней яростью, вяло предпринимала атаки. Мальчики явно притомились. И только Пашка оставался рьян и неистов. «Урааа!!! – вопил он из-за санок с несдавшейся высоты, и сквозь сумерки едва проглядывались триумфально торчащие завязки всклокоченной ушанки, – наша взялааа!!!!»
Зайка чувствовала вкус победы! Вот оно! – ощущение взлёта, успеха, сверкающей радости! Именно так, наверное, смеялись и плакали люди в майский день сорок пятого года! Ура!
«Ураааа!!! – в восторге завопила Зайка, запрыгала возле своих санок и захлопала в ладоши, – мы победили!»
В тон ей – рядом заскакал Пашка. Сейчас он казался – ну! лучшим другом! Зайка уж думать забыла про конфискованные санки. Сейчас за Пашку можно было жизнь положить! – такой он получался свой! Товарищ по оружию! Однополчанин, с которым вместе сражались! Вместе, в общие объятья – приняли светлую птицу победы! И Пашка – тоже испытывал что-то вроде этого. Он радостно поглядел на Зайку и весело предложил: «Завтра… опять… вместе! Ладно?! Ну, зададим им!»
Мальчики внизу поникли и зашмыгали носами. «Да ну, – смущённо пробурчал один, вытягивая из утоптанного сугроба прежде сбитую шапку и напяливая на макушку, – я пошёл домой. Щас «Звёздные войны» начнутся…»
И он обиженной перевалочкой потопал к дому.
Чуть постояв, попереступав с ноги на ногу – следом двинулся другой мальчик.
Один за другим, неспешно, кто куда, в разные стороны – постепенно разошлись и остальные антимонархисты. Царь с царицей остались в отвоёванном замке одни одинёшеньки. И слегка приуныли. В Пашке ещё бурлил боевой дух. Да и Зайка не в полной мере насладилась увенчавшим её ушастую шапку пальмовым венком….
Пашка обернулся к Зайке – и внезапно, взахлёб разразился фейерверком фразеологических обрывков, выстреливающих изнутри от излишне переполняющих его чувств. Это было что-то вроде праздничного салюта: «Слышь… а я тут смотрел… один чувак… кааак его!!! А тот кааак! запустит!!!! А этот – кааак! влепит!!! А те его – раз! раз! Ну, ващеее!»
Зайка, не перебивая, тараща круглые глаза - молча выслушала восторженную
