А взрослым...

Чтобы сворачивать горы, юность должна быть наивной.

— Спасибо, что пропустили, — незнакомый голос за спиной звенел нотками иронии мелодично и нежно, но от этого было не менее досадно. Девушка возникла внезапно, в одно мгновение, едва Максим открыл дверь и перешагнул через порог; он даже не успел сообразить, что нужно остановиться и дать ей пройти.
Двигаясь мягко и упруго, словно в её ногах разжимались небольшие пружинки, незнакомка опередила Максима в холле и впорхнула в открытые створки лифта. Он вошел следом и, нажимая на кнопку вызова этажа, краем глаза быстро взглянул на нее. В глубине души Макс обрадовался, что их глаза не встретились — объясняться не хотелось, но за это мгновение он успел разглядеть лицо. Оно не было по-детски милым (чем прекрасен этот возраст), наоборот, тонкая прозрачная кожа подчеркивала острые углы широких скул, вырисовывая четкую линию подбородка. Голубые… Нет. Платина и синева — таинственный микс в больших, чуть широко расставленных глазах… Какая-то мысль, занимавшая ее в тот момент, заставила спрятать внутрь алый цвет плотно сжатых изогнутых губ, одновременно пустив его румянцем по задорным и очаровательным ямочкам на щеках.
Будь он постарше, то непременно заговорил бы с ней, но возмущение несправедливым упреком нахлынуло настолько стремительно и охватило по-мальчишески так сильно, что не позволило ему переломить себя и извиниться — он действительно не видел ее перед входом. А затем Максу показалось, что она — одного с ним возраста, может, даже чуть младше, и он смутился, рассудив, что «поздно, неуместно, неудобно и вообще — вот еще…»
Лифт монотонно гудел. Они молчали, стоя спиной к спине. В небольшом уголке зеркала Максу виднелся легкий витой локон светлых волос, мило и будто невзначай сбежавший из-под вязаной шапочки. Опираясь плечом на вибрирующую стену, девушка что-то печатала на экране смартфона, и хотя короткий легкий пуховик был полностью застегнут, между ним и тонкой талией образовалась волнующая пустота, которая усиливала цветочную хрупкость юных форм. Весь лифт изнутри был отделан в стальных тонах, и бело-голубой свет, преломляясь, подкрашивал предметы блестящим металликом. И когда Максим остановил свой взгляд на металлической подвеске, дрожащей на молнии рюкзака, то вместо висящей игрушки воображение нарисовало силуэт летящего самолетика, а серый пуховик, вязаная шапочка и все, что касалось образа незнакомки, покрылось сверкающим серебром.
Макс очнулся, когда попытался открыть дверной замок квартиры не тем ключом. Он не помнил, как вышел из лифта, на каком этаже выпорхнула незнакомка и сейчас сожалел об этом. Все, что осталось в памяти — летящий самолетик, цвет ее глаз и серебро тонкого аромата парфюма, оставшегося после. Максим был подростком, ему недавно исполнилось …надцать, и все это ему должно быть простительно, а взрослым — четырежды завидно.
Размышляя о том, почему он не встретил ее раньше, Максим пришел к выводу, что она, должно быть, приехала к кому-то в гости; тот случай пришелся на пятницу, и этот факт усилил его уверенность. Какое-то время он продолжал всматриваться в силуэты прохожих по дороге из школы, но все было тщетно: незнакомка исчезла так же внезапно, как появилась: «Жаль, что не переехала…»  
Утром, если позволяли обстоятельства, отец по пути на работу подвозил его до школы. Однажды Максим сильно задержался. Собирая вещи, он отставал от обычного графика, в то время как возмущенный отец ждал в машине, «без запятых» озвучивая врожденную (но не в него) нерасторопность сына. Отец никогда не опаздывал. Выбежав из подъезда, Максим осознал, что ему знаком тонкий, еле уловимый запах, неясно взволновавший его в лифте — это был тот самый аромат. Как ни хотелось тревожить раздосадованного отца, но Макс переборол себя:
— Пап, кто выходил из подъезда передо мной?
— Почему так долго? Ты — мужчина… так собираться… — отец с недовольным лицом выкручивал руль автомобиля, объезжая припаркованные машины. «Пока он успокоится, все забудет».
Макс обреченно вздохнул:
— Так получилось, я не специально. Извини.
В салоне автомобиля воцарилась тишина. Было слышно, как глухо шуршат стальные шипы, врезаясь в мерзлый асфальт, и тихо всхлипывает магнитола. Лицо отца стало понемногу светлеть, видимо, он наконец понял, о чем спросил его Макс, и нашел ответ на его вопрос, но внутри продолжал бороться с упрямой вредностью. Расстроенный Максим поежился, замер и уставился в окно автомобиля.
— Кто выходил — не видел, — спокойно продолжал отец, и если бы Максим посмотрел на него, то непременно бы заметил, как дрогнул уголок рта на суровом лице. — А вот кто входил, прежде чем ты… —  он сделал паузу, раздумывая вставить обидное слово или нет, — ... выбежал, я запомнил. Девушка. С собачкой.
Напротив многоэтажного дома раскинулся небольшой парк, переплетенный пешеходными тропинками. Здесь проводили время жители со своими питомцами, поскольку других подходящих мест вблизи не было. На следующее утро Максим, собираясь в школу, то и дело поглядывал в окно, из которого виднелись дорожки, ведущие из парка. Он уже собирался задернуть тюль и идти на кухню к утреннему кофе, как вдалеке среди деревьев заметил сначала маленькую собачку, затем вязаную шапочку, потом серый пуховик, и в какой-то момент образ в его глазах собрался полностью — это была она. Максим на мгновение замер. Ожидаемая неожиданность обездвижила его, затем, сознавая, что бежать вниз нет смысла, — он не успеет, так как не одет и не готов, — Макс метнулся к письменному столу. Он судорожно искал чистый лист бумаги, но, как назло, свежая пачка оказалась запечатанной, и с ней пришлось повозиться. Достав новый листок, он быстро сложил белый самолетик. Повертев его в руках, немного подумал и подвернул крылья самолета так, что они сомкнулись. Толстым красным маркером на сведенных крыльях Макс старательно вывел большое алое сердце. Открыв окно и взяв самолет в руку, он посмотрел на него — крылья разошлись в стороны, и на каждом краснела половинка нарисованного сердца. Макс дунул на удачу в хвост самолета и запустил его в сторону незнакомки…
Будучи неглупым человеком, хотя и очень молодым, Максим понимал, что все это — наивное и смешное ребячество и ничего из этого не выйдет, но каждый вечер он готовил новый бумажный самолет, чтобы утром отправить его навстречу незнакомке. По дороге в школу подбирал и укладывал его в рюкзак. Так продолжалось какое-то время. Но новый день готовит новый случай…
Ранним утром Макс открыл окно. На улице сплелись тишина, холод и темнота, только гроздья неоновых фонарей трепыхались в клочьях влажного тумана. Девушка не спеша возвращалась с прогулки. Веселый пес кружил по памятным местам, поэтому ей приходилось останавливаться и ждать; иногда она наклонялась и гладила подбежавшую собаку, и Максиму казалось, что он видит ее светлый озорной локон, так и не пойманный шапочкой. Выждав, когда расстояние сократится, Макс запустил бумажный самолет. Он резко взмыл вверх, затем, будто упершись в невидимую стену, застыл на мгновение, завалился на левое крыло, и, плавно спланировав, приземлился. Но все это уже не занимало удивленного Максима, он увидел, как девушка, развернувшись в его сторону, машет рукой. От неожиданности быстро задернул штору. Зачем? — сам не понял — волнение накрыло его с головой: казалось, что два сердца сразу колотились внутри вразнобой. Когда он, осмелев, выглянул, незнакомка уже скрылась из виду; только неоновые гроздья трепыхались в прозрачных клочьях.
На выходные было решено съездить к бабушке в небольшой городок, которыми плотно облеплены располневшие мегаполисы. Утренний мороз крепко хватил шершавой белизной ветви деревьев и расклеил змеиные узоры на стеклах припаркованных автомобилей. С отцом и матерью они вышли из подъезда к машине. В предвкушении приятной поездки, Макс размышлял: «Хорошо, что есть бабушка! Скорей бы каникулы!»
Вытянутая тень многоэтажки накрыла автомобиль. Отец запустил двигатель, чтобы прогреть салон, открыл багажник и стал загружать вещи; мать, находясь неподалеку, общалась с кем-то по телефону. Максим протиснулся между стоящими автомобилями и, переступив через бордюр, вышел на газон. Наслаждаясь свежим воздухом, Макс краем глаза неожиданно заметил на заиндевевшем лобовом стекле их машины странный рисунок. Подошел ближе: кто-то тонким, почти детским пальцем неровно вывел округлую половинку сердечка. Поправлявший «дворники» отец, проходя мимо, чуть приподнял бровь, но промолчал. Мотор машины шумел, салон наполнялся теплом, Максим стоял словно зачарованный: лучшая инсталляция в мире медленно таяла, растекаясь по нагревающемуся стеклу.
На скоростной трассе, когда расслабленная равномерным движением мать уснула или сделала вид, прикрыв глаза, отец, поймав взгляд Максима в зеркале заднего вида, вкрадчиво спросил:
— Думаешь о ней?
— М-м-м…
— Она тоже о тебе думает.
— Надеюсь…
— Бабушка обо всех думает, — и, удовлетворенный тем, что ему удалось «подловить» незадачливого сына, хмыкнул и благодушно прищурился.
«Глупая шутка», —хотел было возразить Макс, но в этот момент высоко в небе он увидел, как миниатюрный серебристый самолетик начертил настолько прямую и острую белую линию, что она пряным блаженством пронзила его насквозь. Он почувствовал, что сейчас обожает всех: и подтрунивающего над ним отца, и мать, мешающую ему играть по ночам в «стрелялки», и бабушку, которая… впрочем, тут его мысль застопорилась — бабушку он любил без оговорок; и всех-всех-всех. Весь мир в его глазах стал серебряным. Если бы Макс был старше, то он наверняка бы понял, откуда льется эта чарующая прелесть, но он был подростком и ему простительно, а взрослым…