В джунглях Центральной Африки, среди неизвестного, затерянного
племени местных аборигенов, в плетеных, но удивительно прочных клетках,
дожидались горькой участи двенадцать незваных гостей. Шестеро мужчин
и столько же женщин.
О риске их предупреждали заранее. Тайная экспедиция, снаряженная
на деньги дяди-олигарха, для проверки месторождения алмазов, изначально
представлялась сомнительным делом. Но задаток был столь велик, а
обещаемое вознаграждение, в случае успеха, вовсе лишало разума, что
понесла нелегкая навстречу приключениям на одно место.
Компания подобралась еще та. Начальник, Павел Сергеевич,
давний ходок за сокровищами земли, одинокий в свои шестьдесят пять,
готовый к любому делу, чтобы не добило одиночество.
Заместитель по науке, Татьяна Петровна, разочаровавшаяся к
сорока двум построить личную жизнь, вся ушедшая в науку.
Да младших научных сотрудника Игорь Петрович и Ольга
Николаевна. Муж и жена. Игорь Петрович давно мог достичь большого
успеха, если бы не ревность супруги. Такие скандалы закатывала, причем
без малейшего повода. Ему на работе давно говорили, выбирай или
дело, или жена. Как тебе можно коллектив доверить, если с ней справиться
не можешь. А он любил их обоих. Мучился, но совмещал. Вот и
сейчас за ним вязалась, оставив двоих детей на попечение своих родителей.
Завхоз Федор Никитич, зорко следил за материальной частью,
имуществом, продовольствием, обеспечением. Без него все давно бы с голоду
умерли.
Три лаборантки Галя, Вера и Света. Первой не сиделось на месте
в поисках острых ощущений. Мужу с ребенком частенько приходилось
дожидаться ее из экспедиций. Вторая копила деньги на пластическую
операцию, надеясь с ее помощью решить проблемы в личной жизни.
Третья, совсем молоденькая, впервые преодолела себя, решив сделать
шаг в неизведанное и тайно писала стихи, опасаясь насмешек и злобной
критики.
Двое рабочих, Олег и Вадим, пахали, исключительно, за деньги.
Об их личной жизни было мало что известно.
Охранник Семен, вооруженный карабином «Сайга» и пистолетом
Макарова охранял всю команду от нападения бандитов и диких зверей.
В том, что случится позже, вины его нет.
И наконец, повар, баба Шура. Как она готовила! Космос!
И что ее сюда занесло? С внуками дома не сиделось? Или нравилось
молодежь уму-разуму поучать. Особенно, Вере со Светой доставалось.
Последняя, к тому же, упорно не замечала, как спорят Вадим с Олегом,
кто к ней первым клинья подобьет.
Обычная жизнь смешанного творческого коллектива.
Был еще проводник, Маканаки, из местных. Бил себя в грудь и
говорил, что знает джунгли как свои пять пальцев. Вот и тогда, перед
тем, как переходить болото, требовал, чтобы шли слад в след, а то
потонут. Сделал первый шаг и исчез. Только вода в том месте пузырями
пошла. Без проводника остались.
Попытались идти в обход. Заблудились. Материальную базу
потеряли. Завхоз сильно ругался. А Павел Сергеевич уверенно вел вперед.
Вглубь неизвестных лесов. К вечеру выбились из сил. Устроили
временный лагерь. Переночевали. Как проснулись, кругом аборигены
с копьями.
Привели к стоянке племени. Вождь и жрец внимательно
выслушали все печали, благо, жрец в свое время учился в университете
Дружбы Народов. Правда, не доучился, но основное правило жизни понял.
Быть начальником, и желательно, в духовной области. Власть здесь у
него была большая, а воспоминания о далекой северной стране не самые
приятные, так что фантазия работала в известном направлении. И все ради
племени.
Гостей непрошенных окружили вниманием, почетом, заботой,
обогрели, накормили, спать уложили. Только, проснулись члены
экспедиции в клетках, причем, мужчины отдельно от женщин.
Люди были не совсем глупые, поняли, что грядут неприятные дела.
Ошарашено молчали.
Женщины, напротив, трещали, как сороки. Живо обсуждали
текущий момент. Особенно, Татьяна Петровна. Испугались нас.
говорила, изолировали. Посовещаются, дадут проводника и отпустят.
Но ей почему-то не верили. Ольга Николаевна, в истерике, о прутья
клетки билась. Куда я поехала, плакала, что теперь с детьми будет.
Лаборантки, молча, слезы лили. Самая молоденькая крепче всех
держалась. Баба Шура всех утешала . Верьте, говорит, судьбе. Она
ничего просто так не делает. После этих слов все утихли и молча
копались в прошлой жизни.
В полдень навестил жрец. Говорил он величаво, старательно
произнося накрепко вбитые в память слова очень трудного языка.
Наше племя, пояснял, бедствует. Нужно задобрить богов. Вы их и будете
задабривать. Шесть вечеров. Будет праздник с костром, как в
детских лагерях отдыха. С вознесением души каждой из вас
к нашим богам и праотцам.
- Вы нас, что, сжечь хотите, - в ужасе произнесла Татьяна Петровна.
- Угадали, - удовлетворенно кивнул жрец и направился к мужчинам.
- Буду краток,- начал он, - У нас племя охотников. Дело это опасное
и рискованное, поэтому люди гибнут. Женщины лишаются мужчин,
теряют возможность продолжения рода. Поэтому, каждый из вас окажет
в этом направлении племени посильную помощь. Изо всех сил, на которые
способен. Один мужчина - один день.
- А потом? - спросил охранник Семен.
- Рассчитываете на «потом»,- усмехнулся жрец и покинул узников,
оставив в недоумении.
Настал первый день. К клети мужчин подошла торжественная
процессия.
- Кто первый? - поинтересовался жрец.
Там замялись в нерешительности и смущении.
- А ну, давай я, - неожиданно рванул к выходу завхоз, - Испытание так
испытание.
Остальные облегченно вздохнули.
Федора Никитича подвели к специально украшенной, по такому
случаю, хижине и у входа протянули сосуд с мутноватой жидкостью.
- Выпей, это придаст сил, - настойчиво потребовал жрец, -
Иначе, долго не протянешь.
Завхоз выпил и ощутил мгновенное вожделение к всему, что движется.
В хижине уже дожидались истомившиеся аборигенки. Многие из них были
довольны, пока силы Федора Никитича не иссякли, и сердце не накрыл
обширный инфаркт.
Ближе к вечеру, жрец эскортом подступил к клети женщин. Те
в ужасе жались в углы, намертво вцепившись в прутья.
- Тише, девоньки, поживите еще, - встала посреди баба Шура, -
Дайте мне первой разделить участь Джордано Бруно, - гордо направилась
к выходу.
Ее слова вызвали такое уважение и трепет окружающих, что жрец
пожалел об отсутствии особых почестей для такого поведения жертвы.
На поляне дожидались своего столб и несколько вязанок хвороста. Все
племя было призвано на зрелище жертвоприношения.
Бабу Шуру, со всем уважением, привязали к столбу, проверяя,
не сильно ли туги веревки, затем положили у ног завернутый в материю
сверток, сильно напоминающий человеческое тело.
- Вот тебе мужчина на всю вечность, - торжественно произнес жрец.
- Лицо откройте, - попросила боба Шура, - Хороший жребий.
Как раз для меня,- удовлетворенно произнесла узнав Федора Никитича.
Начальник не по чину. А что делать с молодняком, ума не приложу.
Начинайте, что ли, а то уже рук не чую! - бодро, напоследок, крикнула она.
Жрец дал команду, и пламя охватило хворост. Обычно, в таких
случаях, жертва погибает от угарного газа и дыма, до того, пока костер
разгорится. Но баба Шура оказалась крепкой женщиной, газ стойко
перенесла и стала гореть заживо. Страшная боль вызвала такой грохочущий
поток матерных слов, что повяли уши как у жреца, понимавшего
о чем речь, так и у всего племени, догадавшегося о чем речь. Пламя
бушевало, но крик только усиливался. Оборвался он внезапно, как
лопнувшая струна.
- Душа вознеслась, боги приняли жертву, - торжественно воскликнул
Жрец, но особой радости у соплеменников его не вызвали. Догорал костер
в угрюмом молчании. Пламя, наконец, погасло, оставив от двух тел
кучку пепла.
- Очень больно,- обратился вождь к жрецу, - Пусть следующие
ощутят запах святого цветка.
Жрец согласился. Самому от сегодняшнего представления стало не
по себе. Пусть святой цветок избавит от мучений следующие жертвы.
От его сладкого аромата кружило голову до беспамятства с переходом
через минуту в кровоизлияние в мозг. Чем только не богата флора
Центральной Африки.
Следующие три дня прошли в торжестве и радости.
Одна за другой вознеслись души Гали, Веры и Светы. К их
ногам на вечную связь принесли Семена, Олега и Вадима.
На пятый день большого праздника вышло два казуса. Один
хороший. Павел Сергеевич, для своих лет, оказался на редкость живуч и
неутомим. Настолько, что некоторым досталось по второму разу.
Татьяна Петровна, наоборот, огорчила. Жутко ругалась, оскорбляла
цветом кожи. Расисткой оказалась. И получила вместо святого цветка
медленный огонь. Страшно мучилась, постепенно сходя с ума от боли.
Все на помощь звала. Сперва своего бога, затем кого-нибудь, потом папу
с мамой, наконец Деда Мороза со Снегурочкой, пока не забилась в
конвульсиях и не затихла. Лишь убедившись в ее гибели, жрец разрешил
добавить огоньку, а то затянулся томный вечер.
В тот же день, ближе к ночи, к мужской клети подошла
процессия. Игорь Петрович,, примирившись с судьбой, покорно пошел
к выходу. Привели к известной хижине, но внутри, вместо местных,
была его жена.
- Ваша последняя ночь,- горько вздохнул жрец, - Завтра
костер для обоих или это, - протянул сосуд с напитком, - Изведите
друг друга страстью.
Он вышел, и Ольга Николаевна кинулась к мужу. Обнимала и
целовала. «Мой», - тихо шептали пальцы, касаясь поседевших за эти дни
волос. А Игорь Петрович стоял, как истукан, ничего не чувствуя. Только
могильный холод внутри. Она повлекла на скромное ложе, покорно
подчинился.
- Я во всем виновата, - тихо говорила Ольга Николаевна, -
Мучила тебя всю жизнь. Прости. Что теперь делать? Разве растопить
холод страха внутри. Ты только не противься и отогрею.
Под утро отогрела. Но не было сил. А сосуд с чудным
напитком был.
В тот день жрец, как мог, оттягивал праздничный ритуал.
Облегченно
