Аля Хатько и Олег Вайнтрауб.
И снова судьба понесла Евгению Милованову в неизвестность. Разве ж для этого родилась она «меченой», чтобы, как осеннему сиротливому листку под порывами холодного ветра метаться по свету?
Чувствовала, что начинает заболевать. Слишком слабым оказался организм для новых испытаний. Ребёнок плакал, а она не обращала никакого внимания. Она прислонилась к стенке купе и дремала. А плач долетал до неё, как-то издалека. Ей хотелось спать, спать, спать…
Проводница не выдержала и подошла посмотреть на причину крика ребёнка. Она обратила внимание, что женщина вся пунцовая сидит, откинувшись к стенке. Потрогала лоб и ужаснулась. Молодая женщина пылала жаром. Проводница связалась с ближайшей станцией, чтобы подогнали скорую помощь и приготовили носилки. Через час с воем сирены скорая увозила мать и ребёнка в больницу.
Несколько дней Женя бредила, Открылась послеродовая горячка, так эту болезнь называли в народе. За её жизнь пришлось побороться врачам. А мальчик чувствовал себя хорошо. Его поместили в детское отделение, где он был накормлен и досмотрен. Только через неделю Женя пришла в сознание. Пошарила около себя рукой и не нашла ребёнка призадумалась. Что с ним могло случиться? Неужели она свершила уже то,что задумала?
Но медсестра, обрадованная тем, что пациентка пришла в сознание тут же поспешила её успокоить, что ребёнок жив и, слава Богу, здоровенький, находится в соседнем отделении и скоро мать сможет его навестить.
Но у Жени созрел в голове другой план. В тумбочке она нашла свою сумочку, где были документы и деньги, не было только чемодана с вещами, но это и неважно. У соседки попросила бумагу и ручку. Долго и сосредоточено что-то писала, потом попросила медсестру купить ей конверт.
Как то вечером, когда на посту не было медсестры, она в тапочках в больничной рубашке и халате выскользнула в дверь и просто скрылась. Нашла почтовый ящик, опустила письмо. По дороге попался какой-то магазин. На вешалках висело несколько блузок, ситцевое платье, и ещё какие-то юбки. Трясущимися руками натянула на себя юбку, блузку, какие-то шлёпанцы и подошла к кассиру, рассчиталась. Направилась с больничной одеждой, которую продавец завернула в бумагу к урне, выбросила и поспешила на вокзал. На перроне толпились люди, махали руками пассажирам, которые выглядывали уже в открытые окна. И она вскочила в почти движущийся состав. Проводница замахала руками, хотела вытолкнуть девушку, но поезд дал прощальный гудок и тронулся, унося Евгению снова в неизвестность.
С проводницей полюбовно, с помощью денег решила вопрос.
Через сутки вышла снова на какой-то станции, и снова пошла начинать свою жизнь с чистого листа. Теперь это был уже совершенно другой человек. Уже не было той ласковой, доверчивой и добродушной девушки, готовой в любую минуту, любому человеку прийти на помощь. Это была женщина злая, хитрая, готовая встретить любые неприятности. Она готова теперь постоять за себя, готова найти своё счастье. Хватит, она уже настрадалась. Теперь пора пожить для себя. Но в душе сидела совесть, которая исподтишка грызла, нашёптывала разные гадости: что вот найдёт её милиция и заставит забрать мальчонку. И что дальше? Как же она с ним будет жить, ведь она его так ненавидит! А тут сама судьба распорядилась, что случилось так, что ребёнок накормлен и досмотрен, не надо ей брать грех на душу. А в письме адресованному главному врачу больнице она собственноручно отказалась от ребёнка. Она не назвала имени, потому что не хотела даже знать какое имя ему дадут. Попросила, чтобы и фамилия была не её. Так она отрезала все нити, которые могли бы её связать с мальчишкой.
Глава 10.С чистого листа.
И вот снова контора колхоза. У неё названия уже начали мелькать, как в калейдоскопе. Теперь это был колхоз имени Чкалова…сельсовета….района….области….и председатель не молодой уже мужчина, Лемешев Пётр Сергеевич. И снова документы, вопросы. И тут ей повезло. Вакансия главного зоотехника была свободна. И даже в двухквартирном доме одна двухкомнатная квартира была свободна. Председатель посмотрел, что у девушки с собой абсолютно нет никаких вещей, и не стал задавать вопросов, а просто распорядился со склада завезти в квартиру канцелярский стол, раскладушку, постельные принадлежности. Всё осталось после студентов, которые ежегодно приезжали на уборку овощей. Женя с благодарностью взглянула на председателя. Они прекрасно поняли друг друга.
И снова знакомство с фермами, с животноводами. И снова наладка производственных процессов. Для неё всё было уже знакомо. Но появилось и новое. Появилась решительность, вернее уверенность в том, что больше она не станет мотаться по свету. Теперь она прочно пустит корни здесь на этой земле. Хватит! Хватит слёз, обмана. Здесь начинается её новая жизнь. А что человеку надо? Раз есть уверенность, так надо идти к своей цели.
Так прошёл год, затем ещё два…. Женю уважали в колхозе. Она своим трудолюбием, тягой к знаниям добилась неплохих результатов. О колхозе вначале тихо, а потом всё громче начали говорить с высокой районной трибуны о колхозе. Хвалили, естественно, руководителя. Только сам Пётр Сергеевич прекрасно понимал, что благодаря старательному зоотехнику колхоз выходит в передовики по надоям молока, по привесам. И старался поощрять при всякой возможности специалиста. Вскоре в её квартире была уже новая мебель, окна засияли красивыми занавесками, а под окном цвели с весны до поздней осени яркие цветы.
Только вот душа у Жени как бы покинула её. Она ходила, работала, разговаривала, улыбалась, но глубоко в глазах, казалось, в самых затаенных уголках притаилась тоска. И каждый, кто хоть раз заглянул в эти глаза, понимал, что девушка глубоко несчастна. А было ей всего-то 28 лет.
Но никто ничего не знал о ней, она ни с кем не делилась ни радостью, ни горем. Она жила вместе с коллективом, но….отдельно…в стороне…
А ночью подхватывалась и не один раз от истошного крика ребёнка. Посидев несколько минут и окончательно избавившись ото сна, начинала понимать, что это её совесть кричит устами покинутого ею малыша.
Так продолжалось в все эти годы. Потом она не выдержала и однажды решилась поехать в церковь. В детстве иногда с матерью ходила принимать причастие, а вот когда выросла, училась всё время внушали, что Бога нет и не стоит он того, чтобы о нём думать и молиться. А вот тут душа попросилась. Несмело вошла она в храм и в нерешительности остановилась в самом приходе. Так и стояла, боясь сделать лишний шаг, пока к ней не подошла старушка и ласково спросила:
-Доченька, а почему ты не проходишь дальше?
Женя как бы очнулась и спросила об исповеди. Старушка объяснила, как себя надо вести и что говорить, чтобы исповеди и причастие принесло облегчение. Дождавшись своего часа, Женя несмело подошла к священнику и преклонила голову. И когда тот ласково спросил, в чём она желает покаяться, у Жени впервые за последний год из глаз хлынули слёзы. Она плакала, не стесняясь, а священник, не торопил, только ласково просил попробовать изложить то, что она хотела бы рассказать не ему, служителю церкви, а если бы она стояла пред самим Господом.
И ей показалось, что она видит кого-то доброго, ласкового. Того, кто поймёт и укажет ей дорогу, цель, к которой она давно потеряла тропинку.
Собравшись с силами, девушка более часа рассказывала о своих несчастьях, о своих проступках и просила совета, как ей жить с таким грузом дальше?
Когда слова и слёзы иссякли, она подняла склонённую голову и взглянула на священника, и прочла в его глазах не осуждение, а сострадание. Этот служитель сейчас выступал не в роли судьи, да и какое он имел право судить? Он выступал в роли советчика. Ласково и не навязчиво он посоветовал Жене попробовать отыскать своего покинутого ребёнка. Ведь, если его никто не усыновил, возможно, ей удастся вернуть мальчика, а он будет в своих молитвах просить Господа о помощи своей заблудшей рабе Евгении.
После исповеди Жене немного стало легче. У неё появился какой-то просвет в жизни. И первым делом она написала письмо в больницу, в которой оставила тогда своего ребёнка. Ответ пришёл через месяц. Главврач сообщал, что мальчик был передан социальными службами в детский дом, в какой он не знает.
И Женя начала писать во все детские дома, которые были в республике. От некоторых заведующих получала ответы, а некоторые даже и не ответили. А что они могли ей ответить? Ведь ни имени, ни фамилии у мальчика не было. Она сама отказала ему даже в этой малости. И вскоре она смирилась с тем, что никогда его не увидит.
Боль постепенно притупилась, рана затягивалась, но память не отпускала. Она помнила и отца ребёнка, Кирилла, который так зло насмеялся над ней, над её первой любовью, помнила память и ребёнка, и слова акушерки о том, что «меченый» малыш родился у неё.
Время шло. И вот уже ей 29 лет. Ни семьи, ни любимого человека до сих пор нет.
Классно написано!))