квартиры, чтобы я поливала цветы и ухаживала за любимым котом Маркизом. На это время я переехала к ней, вернее, мы оба переехали в её квартиру. Сказать, что мы были счастливы – это, значит, ничего не сказать. Мы были очень счастливы и влюблены до потери пульса.
Мне часто вспоминались слова бабушки и матери, что я ещё буду счастлива в этой жизни. Я купалась в этом счастье. Михаил был замечательным человеком. Он был очень начитан. Он понимал меня с полуслова, с полувзгляда. Посмотрит, бывало, в глаза и знает, что меня сегодня трогать ни в коем случае нельзя. И он находил для нас обоих достойное занятие, не хуже близости. Это был наш медовый месяц.
Анжела задумалась и надолго погрузилась в себя. В комнате стояла тишина. Теперь все присутствующие соприкоснулись с чем-то очень важным. Это было прошлое ещё молодой, но очень многое пережившей женщины. Понимал это и Иван, понимала и Лида, хотя была в этой компании самой молодой, и, казалось, не опытной.
Но она то, как раз и понимала, что живя в настоящем, мы не можем отказаться от прошлого. Оно всё время перекликается, возможно, направляет нас, это прошлое - в будущее.
Перед ней открывалась нелёгкая судьба женщины-матери, так и не познавшей счастья материнства, но так рано познавшая подлость человеческую. Эта женщина несмотря ни на что, собрав волю в кулак, доказала себе самой, своим близким, что способна выстоять перед любой бурей и не сломаться. И Лида, сама того не подозревая, уже потянулась к этой женщине. Уже где-то глубоко в душе тоненьким голоском маленькой несмышленой девочки раздавалось: мама, моя мамочка!!!
Теперь Лида не думала об Иване Ивановиче. Она не видела его душевного переживания. Ведь она вся была нацелена на познание этой женщины, которая, не скрывая слёз, не скрывая голой правды жизни, вела теперь её, свою девочку по своим тропкам нелёгкой судьбы. И Лида шла за ней, крепко ухватившись за руку, ибо знала, что теперь они вместе, они дойдут вместе до конца, чего бы им это не стоило.
Немного собравшись с мыслями, Анжела продолжила:
- После четвертого курса мы оформили наши отношения в ЗАГСе. Нам предстояло закончить еще два курса. В общежитии пошли нам навстречу и выделили небольшую комнатку во флигеле основного здания общежития, где располагался администрация. Там мы и прожили до конца учебы. Как раз к моменту сдачи наших государственных экзаменов строители сдали новое здание областного медицинского центра. В инфекционное отделение мы и получили с Мишей назначение. Так что нам и не пришлось уезжать из города.
Жить у бабушки мы не захотели и, как только начали сами зарабатывать, сняли квартиру. Пока мы целый год ее благоустраивали, пришло время задуматься нам и о ребенке. Я уже давно хотела этого. О своей дочурке, прожившей так мало на этом свете, я часто вспоминала. Она мне даже снилась.
При этих словах Анжела закусила губу и посмотрела на Лиду. Слезы у нее навернулись на глазах. Но она взяла себя в руки и продолжила.
Первое время у нас ничего не получалось с ребенком. А тут пришло распоряжение Министерства направить двух специалистов в Африку для помощи в борьбе с эпидемией. Мы с Михаилом выразили желание поехать. Это была возможность заработать на собственную квартиру. Но двоих нас не отпустили. Посоветовавшись, мы решили, что поедет один Михаил. Год как-нибудь я проживу и без него, а он сможет хорошо подзаработать. В те времена в таких командировках хорошо платили.
И он уехал. Почти два месяца не было от него писем. Я уже с ума сходила от неизвестности. Но меня успокаивали, говорили, что связь с ними очень плохая, они часто бывают в экспедициях в глухих районах, с которыми, в общем-то, и связи нет.
В письме он писал, что работы очень много, условия очень тяжелые, жара, грязь и ужасная антисанитария, безграмотность коренного населения полная некомпетентность местного медперсонала. А еще междоусобица между местными племенами, частые стычки и даже военные действия. Ночами иногда просыпаешься от звуков выстрелов. Местное население к нам относится очень хорошо, считает нас почти полубогами. Мы лечим их и пытаемся привить им хоть какие-то, хоть минимальные навыки санитарии.
Писал, что от жары и отсутствия аппетита похудел на 7 килограммов. И как хорошо, что я не поехала.
Потом за полгода от него было еще три письма. В последнем письме писал, что обстановка в их районе ухудшается, что, возможно, придется вернуться раньше срока командировки. Это было его последнее письмо. Больше писем от него я не получала. Затем вызвали меня в Москву и сообщили печальную новость. Из откомандированных туда десяти человек вернулись только трое. Они рассказали, что их экспедиция в дальний район была захвачена противоборствующей стороной и увезена в джунгли. Во время захвата двое наших ребят пытались помогать защитникам и сами приняли участие в боевых действиях, но были убиты. Им же, троим, удалось бежать, а пять человек нападавшие увели с собой. Среди них оказался и Михаил. Прошло полгода, но с тех пор о них ничего не известно. Меня заверили, что Министерство иностранных дел через своих консулов в той стране делает все возможное, чтобы отыскать наших людей, но пока это у них не получается. Сейчас там идет война.
Мне выплатили командировочные мужа и компенсацию за него, и обещали обязательно сообщить, если появятся какие-либо сведения о них. С тех пор прошло больше десяти лет, а о Михаиле и остальных четырех наших врачах ничего не слышно. Скорее всего, они погибли. Числятся и теперь, без вести пропавшими. А я вот ни разведенная, ни вдова.
Анжела тяжело вздохнула. Все внимательно слушали её горестный рассказ, не перебивая.
Работать я осталась здесь же, но уже в должности заведующей инфекционного отделения. Бабушка вышла на пенсию и уехала в Липецк в ту квартиру, которую завещала когда-то мне, а я перешла жить в её квартиру.
- И за это все время о Михаиле никаких известий так и не было? – спросил Иван Иванович.
Анжела отрицательно покачала головой.
- В принципе я могла подать бы на развод. Но я не смогла этого сделать. Я и теперь надеюсь на чудо, что однажды Михаил вернётся. Обнимет и скажет:
- А вот и я…
Больше я замуж не собиралась.
продолжение следует.
