Посыпалась осень. Листвой измученной, дождями нудными…
А ещё «посыпался» говорят о старом автомобиле, когда пора уже его сменить, пересесть на новый, потому что в нынешнем то одно откажет и сломается, то другое. Или и одно и другое одновременно.
Так случается и на рубеже времён года. И знаешь ведь, что зимой в наших краях ещё более неуютно, чем сейчас, а вот томишься и ждёшь: скорее бы уж ну хоть какая-то определённость.
В такие минуты особенно начинаешь ценить собственный тёплый и уютный дом, где схорониться можно, дождаться следующего тепла.
Пока ещё не знаешь – не ведаешь, каким он будет, следующий год, но хочется думать, что лучше, чем предыдущий, светлее и ярче. И осень будущая станет не такой уж безрадостной, как нынешняя. Хотя до неё ещё ведь дожить надо.
Так уж повелось у нас на родине, что люди одним днём живут, не смотрят далеко вперёд, утешая себя народной мудростью, что «будет день, и будет пища». Потому что может оказаться вдруг, что новый царь-батюшка (или царица-матушка) ещё хуже старого, или дефолт какой-нибудь грянет. Вот и живём от рассвета до заката и ждём следующего дня с надеждой и опасением.
А Света в нашей стране жила, потому и впитала эту покорность перед временем и обстоятельствами с детства.
В школу ходила, потому что все ходят, а не потому что интересно и весело. В хоре пела, так как туда её «записали» вместе со всеми на уроке пения. Дома убирала вместе с матерью, ибо та сама мыла, чистила и пылесосила - к тому и дочь приучала.
Если бы Свету оставили в покое, никто бы её не трогал, она бы тогда целыми днями кукол рисовала и платья им разные красивые придумывала: с пышными рукавами, открытой грудью или длинным шлейфом прозрачным, который как дым сзади развевался. Глаза у кукол Светиных всегда были синими, ресницы длинными и брови дугой.
С годами куклы выходили на рисунках всё краше и краше. Потом рядом с ними стали другие появляться, только куклы-мальчики. У этих всегда плечи были широкие и джинсы синие, как глаза у кукол.
Выросла Света, и рисунки перекочевали на верхнюю полку над её столом, за которым она полжизни своей, совсем ещё маленькой, провела.
Мама устроила Свету в швейную мастерскую, где она долго была ученицей, а потом ей доверили и самостоятельную работу с заказчицами. Светка для них фасоны в модных журналах подбирала, а потом сама ещё что-нибудь допридумывала-дорисовывала. И получалось ещё лучше. Потом в журналы всё меньше и меньше стала заглядывать молодая мастерица, а для каждой новой заказчицы своё платье делала. От этого клиенток стало ещё больше. И вот здесь, кажется, Света поняла, что значит быть по-настоящему счастливой, когда люди вокруг тебя всегда улыбаются, просят тебя о том, чтобы их заказ ты прежде всего в работу взяла, называют Светланой Васильевной.
А когда человек счастлив, у него всё одно к одному случается.
Однажды у них в ателье появился Миша. Был он личным водителем одной из заказчиц Светиных. Синеглазый, коренастый и в джинсах, ладно сидевших на его крепком теле. Он, как только в ателье зашёл, сразу глазами со Светой встретился. И заулыбался… да так хорошо и открыто, словно бы говорил ей: вот он я, весь как на ладони, бери меня, я ведь для того, чтобы тебя встретить, только и жил.
И Света в ответ ему улыбнулась. И так же, как он, бесхитростно и открыто.
А вечером, после работы, Миша за нею вернулся и до самого дома подвёз на хозяйской машине. После этого каждый день приходить стал, теперь уже без машины. И они после работы сразу домой не шли, а гуляли по городу и всегда что-то друг другу рассказывали. Света ему про свои платья, а Миша ей про машины. Он в них толк знал. И так им обоим интересно было! Особенно Свете про машины. Особенно Мише про платья. Так интересно, что не пожениться они ну просто не могли.
И поженились. Через полгода. Как и положено – с куклой на капоте и кольцами в загсе.
Для куклы свадебной и для себя самой Света платья сшила. Да такие, что девчонки из ателье, когда готовые увидели, то, кажется, те, что замужем ещё не были, решили выходить срочно. А те, которые успели, наверное, развелись бы да ещё раз вышли, чтобы только Светка им такие же платья по дружбе сшила. И всё Свете казалось, что мечтают её подружки замуж за Мишу выйти, потому что таким он красивым в Светкой же сшитом костюме был, что глаз от него было просто не оторвать.
И потом уже, когда через положенный срок родились у них дети, Светка и их обшивала, на зависть всем воспитательницам в детском саду.
И текла жизнь, каждодневная и обычная. Светка и не заметила, как дети выросли и из дому ушли, чтобы, как и положено, обзавестись собственными домами и семьями.
А однажды и Миша ушёл…
Вернулся как-то с работы и чуть не с порога сказал Свете, что есть у него другая женщина, и уже давно. Таней её зовут. И ждёт Таня от него ребёнка. А ведь любому ребёнку нужен же отец, должна же Света понимать это. И она, кажется, поняла. Отпустила. Сама ему чемодан собирала. Ну а что? Не держать же его силой. Тем более, что там – ребёнок скоро, а у них с Мишей дети уже выросли.
Ничего, в сущности, в Светиной жизни не изменилось.
Ходила она каждое утро всё в то же ателье. И заказчиц по-прежнему было много. Только теперь вот Света могла им времени больше уделять: дома ведь не ждал её никто теперь, торопиться было некуда. Частенько засиживалась за шитьём на работе дотемна, когда клиенткам платье требовалось пораньше сделать.
А однажды в ателье снова появился Миша. Только был он теперь не один, а с девочкой лет десяти, так плохо и неряшливо одетой, что Света сразу же стала для неё наряды придумывать.
Миша Свете рассказал, что жена его нынешняя Таня заболела. И Миша хотел бы, чтобы Анечка, дочка их с Таней, пожила бы пока у Светы, потому что Мише сейчас не до дочери, сама понимать должна…
А потом Света вместе с Мишей хоронила Таню, которая, как Миша и врачи ни старались, всё равно умерла.
Но мужчине же трудно одному жить.
А потому вскоре после похорон Миша снова женился. И в этот раз Света ему и Марине помогала со свадьбой.
… потому что была очень благодарна им за то, что они Анечку забирать у неё не стали, а у Светы оставили…
|
